Вернулся он через пять минут, и с ним вместе в комнату вошли Баджи, Спирс и Мэгги, одетая в синее атласное платье с огромным декольте, способным повергнуть в шок даже викария. Марк объяснял им всем:
– Ей уже было плохо сегодня утром, и вот теперь опять. Я знаю хорошего врача в Дарлингтоне. Баджи, необходимо послать за ним!
Баджи закашлялся.
Спирс старательно изучал рисунок из виноградных гроздьев на каминной решетке.
Мэгти задумчиво расправляла платье у себя на талии.
Марк нахмурился.
– Что здесь, черт побери, происходит? Почему все молчат, Баджи?
Спирс сказал, обращаясь к Дукессе:
– Мэгги сейчас принесет специально приготовленное печенье, оно успокоит твой желудок.
– Какого черта! Откуда тебе известно, что может успокоить ее желудок?
– Ничего страшного, милорд, – начал Спирс своим важным голосом доброго дядюшки. – Совершенно не о чем беспокоиться. Просто организм ее сиятельства перестраивается для выполнения совершенно естественной функции.
– Что еще за естественная функция? Разве ты забыл, что ей хорошенько дали по голове две недели назад?
Тут вмешался Баджи.
– Дукесса ожидает потомства, милорд. Она носит наследника. Ее позывы на рвоту совершенно естественны вначале и скоро пройдут. Мистер Спирс считает, что недельки через три она будет чувствовать себя нормально. Бывает, это затягивается, но мы все знаем, какой у нее сильный организм, она, несомненно, справится с этим за три недели.
В комнате установилось неловкое молчание. Первой его нарушила Дукесса.
– Со мной уже все в порядке. Пожалуйста, оставьте нас с Марком! Поверьте, это очень важно, прошу вас.
Марк закрыл за ними дверь, поворачивая ключ в замке.
– Как ты себя чувствуешь теперь? – обратился он к ней. – Может быть, хочешь что‑нибудь поесть?
Она отрицательно покачала головой.
Он видел, что в лице ее нет ни кровинки, глаза расширены, а тело подрагивает от изнеможения.
– Ты знала? – спокойно спросил он.
– Нет.
– И я должен верить тебе?
– Можешь не верить. Ты ведь знаешь, что все Уиндемы страшные лгуны, включая и меня.
– Ты носишь моего ребенка. Но это невозможно. Эти идиоты наверняка ошибаются. Твоя рвота – это последствия сотрясения мозга.
– Очень хорошо. Успокойся. Да, это невозможно. Только хватит препираться. Это не твой ребенок, я наставила тебе рога. Не забывай о мужчине, который содержал меня в «Милом Крошке».
Марк выглядел растерянным, непонимающим, был похож на человека, в которого угодил выстрел, но он еще не успел почувствовать боли.
– Ничего не понимаю, я был с тобой всего несколько раз, и почти всегда мне удавалось контролировать себя. Женщина не может забеременеть так быстро. Для этого с ней надо быть много, очень много раз.
– Как видишь – нет, это вовсе не обязательно.
Он начал нервно расхаживать по комнате. Она с обожанием смотрела на полы его развевающегося халата, смуглые волосатые голени, босые ступни. Как он был прекрасен – этот мужчина, не хотевший ее ребенка! О, она все же забеременела, ее тело приняло его семя! Интересно, когда это случилось? В ту ночь, когда она утратила девственность, или потом, во второй раз? Хотелось петь, кричать и танцевать.
– У тебя не было месячных с тех пор, как мы были вместе в Париже?
Она покачала головой.
– Проклятие, неужели ты не догадалась, что с тобой не все в порядке? Нет, не может быть, это случилось потом. Назови мужчину, который был с тобой после меня!
– Извини, но я не похожа на тех женщин, с которыми тебе приходилось иметь дело.
– Разве тебе не показалось странным отсутствие месячных, отвечай?!
Она медленно кивнула, глядя ему прямо в глаза.
– Я не хотел ребенка, и ты отлично знала это!
Дукесса молчала, хотя его слова разрывали ее. Она делала над собой усилие, чтобы не кричать на него в ответ.
– Ты добилась своего.
После этих в ярости брошенных слов ее лицо из белого превратилось в пунцовое.
– Ах, мужчины так не любят быть обманутыми! Но сами они только так и поступают. Мама говорила мне об этом. Они готовы сделать все, чтобы обмануть женщину, – это для них дело чести. – Но ее гнев исчез вдруг так же быстро, как и возник. Она даже улыбнулась ему. – Все, хватит, Марк. Ты станешь отцом, а я – матерью. Я ношу нашего ребенка.
– Нет, я отказываюсь быть послушной пешкой в игре твоего ублюдка‑отца! Прости меня, ты ублюдок лишь по рождению, он – по своим проклятым делам! Я не желаю принимать это, Дукесса. Ты слышишь меня? Не верю, что ты беременна. Я не заслужил всего этого, черт побери, не заслужил! Я превосходно жил до смерти твоего отца, до тех пор, пока мне не пришлось стать его наследником. Он свихнулся и передал мне вместо наследства весь свой яд. Ты единственная женщина в мире, которую я не хотел ни за что, ни за какие деньги. Или нет, я хотел тебя, как ни одну женщину, с первого же раза, как увидел. Я был тогда четырнадцатилетним похотливым зверьком. Но я перестал хотеть тебя после того унижения, которому меня подверг твой отец. Ты изнасиловала меня, заставив принять свою девственность! Твою подлую душу бастарда не покоробило даже то, что я называл тебя при этом именем парижской шлюхи! Я желаю, чтобы ты убралась наконец из моей жизни вместе с этим чертовым ребенком! – Он ринулся в свою комнату.
– Я все поняла. Итак, ты желаешь, чтобы я завтра покинула этот дом?
Он приостановился, держась за ручку двери.
– О, я хочу, чтобы ты убралась отсюда сейчас же! Но выгонять тебя посреди ночи после очередного приступа слишком жестоко. А вдруг ты упадешь со ступенек? Я не желаю, чтобы меня обвиняли в этом, не желаю без конца слышать о тебе! – Шагнув в свою комнату, он захлопнул дверь.
Какое‑то время она смотрела в оцепенении на закрытую дверь, потом медленно поднесла руки к своему животу. Он был еще плоским, но там уже был их с Марком ребенок.
Дукесса лежала, уставившись в потолок, пока не раздался стук в дверь. Это оказались Баджи, Спирс и Мэгги, державшая в руке небольшую тарелку, накрытую салфеткой. Дукесса отступила от двери, давая им войти.
– Попробуй это, Дукесса, тебе сразу станет легче, – говорила Мэгги, подводя ее к креслу возле камина.
Все почтительно замерли, наблюдая, как она откусывает свежеиспеченное печенье.
– Там, внутри, дольки яблока и свежий крем. Это рецепт моей тетушки Милдред, – сказал Баджи.
– Восхитительное печенье! – похвалила Дукесса.
– Твой желудок успокоился? – спросила Мэгги.
Дукесса кивнула, продолжая жевать и глядя на огонь в камине. Она чувствовала, что они находятся здесь, чтобы успокоить ее и поддержать. Спирс прокашлялся.
– Его сиятельство… э‑э… очень страстный человек, это прирожденный лидер. Он не привык болтать попусту неизвестно о чем. На военной службе он зарекомендовал себя как превосходный офицер, умеющий вовремя принять правильное решение. Солдаты всегда доверяли ему.
Вслед за ним продолжил Баджи:
– Разумеется, у него горячая голова. Он способен и на необдуманный поступок и может так сгоряча обругать кого‑нибудь, что просто на месте столбенеешь. Но успокоившись, он смеется над собой. Мистер Спирс рассказывал мне, каким он был в детстве. Но несмотря на то что Марк всегда был заводилой и лидером, он умеет уважать чувства других.
– Я все знаю, – сказала Дукесса. – Он одержимый сорвиголова и часто переходит границы дозволенного. Но поймите наконец – Марк не желает ребенка от меня. Он достаточно ясно дал мне понять это только сейчас. И я не думаю, что он изменит свое отношение к этому. Марк не сейчас решил, что не хочет его, а с того момента, как узнал о завещании моего отца. Это никакое не горячее решение, а очередной взрыв…
– Ах, но он же не полный дурак, – сказала Мэгги, нахмурившись. – Его сиятельство не мог не знать, что после близости с ним ты, Дукесса, можешь забеременеть. Однако это не остановило его, он слишком хотел тебя, это всем ясно.
– Именно так, – поддержал ее Баджи. – Если он желал тебя, он не может не хотеть ребенка. Марк не так глуп и знал, что должно последовать…
– Вы ничего не поняли! – резко оборвала его Дукесса.
Наступила пауза. Все трое в замешательстве смотрели на нее.
– Вы никогда не поймете, – продолжала она, – и я не в состоянии вам объяснить…
– Несмотря ни на что, – сказала Мэгги, – его сиятельство непременно одумается. Я хорошо знаю мужчин. В конце концов, это его собственный ребенок, и он твой муж, Дукесса.
– Полагаю, ему придется умерить свой темперамент, – согласился Баджи.
– Если он сам не пожелает прийти в чувство, то мы все поможем ему опомниться, – сказал Спирс. Мэгги и Баджи поспешно кивнули.
Дукесса задумчиво произнесла:
– Да, не исключено, что нам придется кое‑что предпринять.
– В любом случае уезжать из Чейза ты не должна, Дукесса, – сказал Баджи.
Она молча смотрела на него, погруженная в собственные мысли.
Марк спустился по парадной лестнице и остановился в холле перед входной дверью. Мэгги уже стояла там, окруженная всевозможными саквояжами и картонками. На ее сверкающих рыжих кудрях красовалась красная шляпка с изогнутым страусовым пером, спускавшимся до самого подбородка. Она была в дорожной накидке и нетерпеливо постукивала острым носком элегантного ботинка.
Мэгги поджидала Дукессу, это было ясно.
– Где она, черт побери?! – взревел Марк.
– Кого вы имеете в виду, милорд? – спокойно спросила Мэгги, приседая в глубоком реверансе.
– Хватит дурачить меня, девчонка, или я…
– Перестань, Марк. Я здесь и собираюсь навсегда покинуть Чейз‑парк.
– Ты никуда не поедешь, черт побери!
– Да? Но кажется, вчера ты достаточно ясно высказал свое пожелание и даже хотел, чтобы я убралась ночью.
– Теперь не полночь, и у меня…
– И у тебя приступ благодушия, а не ярости, – прервала его она. – Благодарю, Марк, но я еле дождалась утра и намерена теперь навсегда уехать отсюда. Прощай!
Она развернулась на каблуках и гордо подняла голову – до боли знакомая манера. Но неожиданно споткнувшись об одну из своих картонок, она полетела на пол.
Марк быстро подхватил ее.
– С тобой все в порядке? Отвечай же, черт побери!
– Все в порядке. Надо же, растянуться тут, перед самым выходом.
– Да, именно это и случается, если слишком высоко задирать нос. Как видишь, это не просто шутка, Дукесса. Довольно. Ты никуда не пойдешь отсюда, это твой дом, и здесь ты останешься. – Помогая подняться, он встряхнул ее. – Ты хорошо поняла меня?
– Не совсем, Марк. Возможно, тебе нужно встряхнуть меня еще раз, это прочистит мои мозги.
Он молча смотрел на нее мрачным взглядом байроновского героя.
– Что тебя заставило запеть на другой манер? С чего это Чейз стал моим домом сегодня? Совершенно ничего не понимаю, милорд.
– Это твой дом до тех пор, пока я не скажу, что это не так, а возможно, и после этого. Да, вчера ночью было одно, а сегодня – другое.
– Боюсь, я никогда не смогу понять этого, милорд.