Мы с Илоной встречались уже около двух лет, когда я, наконец, решился сделать ей предложение. Но это вызвало кучу протестов со стороны моих близких.
- Старик, ты спятил, — убежденно сказал мне друг Ромка, когда узнал о моем намерении. — Ты посмотри на свою Илону. Избалованная, изнеженная девочка, привыкла получать только все самоё лучшее, причем по первому требованию. — Зато краси-и-ивая, — протянул я, щурясь при воспоминании о какой-то воздушной, сказочной красоте своей невесты. — Ты же знаешь, я всегда не мог пройти мимо красивых женщин. Роман вздохнул и выразительно посмотрел на меня:
— Красота приходит и уходит. К ней привыкают и перестают замечать. А самое главное — другое. Тебе разве никто не объяснял?
— Это ты про верность, преданность и прочие бредни? — отмахнулся я. — Слушай, я не знаю, что будет завтра, как мы с Илоной будем жить через месяц, через год. Но хочу, чтобы вот сейчас она стала моей женой. А потом... Кто знает — жизнь длинная.
О том, что с Илоной я хлебну горя, говорил не только Ромка. И отец пытался меня переубедить, и двоюродный брат, лишь взглянув на нее, отвел меня в сторонку и принялся уговаривать бросить. Но я только смеялся в ответ. Ну да, Илону в семье избаловали. И что? Я тоже хотел ее баловать — так был влюблен. Красивая, нежная, милая Илонка заглядывала мне в глаза, капризно надувала губки, тянула: «Костик, ну мне так хо-о-очется...», и я с готовностью покупал ей новое платье, туфли или колечко. А потом любовался ее грациозной походкой, когда мы вместе выходили из машины и шли в ресторан или в театр. После свадьбы я перевез невесту из квартиры ее родителей к себе.
— Зачем так много всего? — потрясенный, я стоял у подъезда и смотрел, как грузчики одну за другой выносят многочисленные коробки.
— Ну как же — я ведь теперь буду жить с тобой долго-долго, — кокетливо повела плечиком Илона. — А значит, не смогу обойтись без своих любимых вещичек...
— Но что там, в этих коробках?!
— Ну, что... Одежда, обувь. Украшения. Посуда — знаешь, какие антикварные чашечки я раздобыла в прошлом году в Италии! Они, кстати, вот в этой коробочке, осторожнее, ребята! Еще тот старинный столик хочу перевезти — помнишь, который на выставке присмотрела?
— Ты все-таки его купила? — я взглянул на Илону с некоторым осуждением: прекрасно помнил тот столик, пушкинских времен, он стоил бешеных денег, и я отговаривал невесту от такой разорительной и ненужной покупки. Значит, не уговорил...
Она виновато рассмеялась:
— Костик, не сердись. Мы поставим его в нашей спальне...
Она потерлась нежной щекой о моё плечо и заглянула в глаза. Против этого взгляда я никогда не мог устоять.
Вслед за столиком ко мне в квартиру перебрался любимый диванчик Илоны — тоже из антикварной коллекции, два старинных торшера, до которых мне запрещено было даже дотрагиваться (разобьешь!), и еще целая куча хлама. Впрочем, для Илоны это был не хлам — она обожала все это: тяжелые серебряные подсвечники, картины, на которых, как я ни всматривался, не мог найти хоть что-нибудь привлекательное (ты просто не понимаешь, это подлинники!), фарфоровые чашечки, которые молодая жена сразу же выставила за стеклом. Что ж, посмеивался я, пусть. У каждого человека должны быть свои игрушки. Мне не жалко, зарабатываю достаточно. А пока мы планировали свадебное путешествие — хотелось поехать в Грецию. Но прошло всего два месяца — и все наши мечты рухнули в одночасье. В тот вечер я возвращался домой, предвкушая приятный вечер рядом с Илоной. Дорога была скользкой — недавно прошел дождь, и на одном из поворотов с ужасом почувствовал, как машина перестает слушаться. Руль вывернулся из рук, меня занесло, успел услышать визг тормозов и ощутить сильный удар по ногам — а потом стало темно.
Очнулся я в белой комнате. Сначала увидел белый потолок. Попробовал повернуть голову — передо мной были белые стены и белая дверь. Надо встать, мелькнуло в голове. Я с трудом пошевелился и застонал — все тело пронзила невыносимая боль.
— Костенька, милый! — надо мной наклонилось заплаканное личико Илоны. — Не шевелись, не надо! Ты лежи. Хочешь пить?
Я кивнул. Илона взяла стакан с водой, но не поднесла его мне, а лишь смочила ватку и протерла мои потрескавшиеся губы:
— Пока врач разрешил только вот так... После операции нельзя пить, потерпи, милый.
— После операции? — прошептал я непослушными губами.
— Ну да... — Илонино личико скривилось, но она сдержалась и не заплакала. — Ты попал в аварию. Тебе раздробило ноги, врач сказал, пришлось собирать их по кусочкам... Хороший мой, — она все-таки всхлипнула.
В этот момент дверь распахнулась, и в палату стремительно вошел высокий мужчина в развевающемся белом халате. Опять белое, мелькнуло у меня в голове.
— Так, плакать в нашей больнице запрещается, девушка, — врач мельком взглянул на нее, и Илона торопливо промокнула глаза платочком. — А с вами, молодой человек, я должен поговорить. Без свидетелей... — он выразительно посмотрел на мою жену. Илона, всхлипывая, скрылась за дверью, а врач задумчиво проговорил:
— Недавно женились? Красивая девушка, очень... И сразу видно — к трудностям не привыкшая.
— Это вы к чему, доктор? — настороженно спросил я.
— К тому, дорогой, что вам понадобятся месяцы реабилитации, а то и годы. Вы мужчина, поэтому говорю с вами напрямик. Большой вопрос, сможете ли вы встать на ноги. Конечно, сделали все возможное, но мы не волшебники. А эта девочка... — он хмыкнул.
— Вы сомневаетесь, что она будет за мной ухаживать? — медленно спросил я, наливаясь злостью. Видимо, врач что-то прочел на моем лице. Он быстро покачал головой:
— Ну что вы, нисколько. Только тяжело ей придется...
— Мы справимся, — сквозь зубы произнес я и прикрыл глаза.
Как же трудно было привыкнуть к мысли, что вся моя жизнь вот так, в один момент, полетела под откос! И мы не поедем теперь с Илоной в Грецию, не искупаемся в теплом море... Да что там Греция — неизвестно, как мы вообще будем жить после выписки. Ходить я не могу... Понадобятся какие-то приспособления — видел в кино, их цепляют над кроватью, чтобы больной мог ухватиться за них и сесть. Больной... Это про меня? Я застонал и вцепился в волосы обеими руками. Неужели это произошло со мной? Ведь никогда ничем не болел, кроме обычных простуд в детстве. Привык всегда быть в форме, много работать. Создал свою фирму буквально с нуля, и никто не знает, каких каторжных трудов мне это стоило. Чтобы она работала и дальше, нужно постоянно держать руку на пульсе, мгновенно реагировать, следить за рынком, поддерживать контакты и находить новых клиентов. Кто будет всем этим заниматься, если мне придется лежать? А жена...
Я снова застонал. Ну как я могу повесить на эту нежную девочку такую обузу? С Илоной мне всегда было хорошо, легко и весело, она любила посмеяться, но я никогда не замечал в ней склонности к самопожертвованию. Она даже фильмы с тяжелым сюжетом не любила, никогда не досматривала до конца. Такая бабочка с яркими крылышками, которая привыкла порхать по жизни, как по огромному саду, где все приспособлено для ее удовольствий. И я вслед за ее родителями старался баловать красавицу-жену, выполнять любые ее капризы, ведь мне так нравилось это делать. А теперь... Зачем ей больная развалина, калека, в которого я превратился?
Надо побыстрее отпустить ее, чтобы не мучилась. Надо развестись... Пусть найдет себе другого — здорового и сильного, она не заслужила такой жизни, пусть у нее будет все самое лучшее. Когда в палату вернулась Илона, я, отводя глаза, дрожащим голосом сообщил ей о своем решении — расстаться. Ее огромные серые глаза немедленно наполнились слезами:
— Костик! Ты меня больше не любишь?
— Глупая, — я провел рукой по ее плечу, но тут, же отдернул руку и отвернулся. — Просто... — слова давались мне с трудом. — Ты не сможешь так жить. Я, может быть, никогда не встану на ноги. Или встану, но очень нескоро. Зачем тебе становиться сиделкой...
— Это ты глупый! — Илона наклонилась и несколько раз порывисто поцеловала меня в губы. — Я люблю тебя! И буду с тобой рядом. Не прогоняй меня, пожалуйста!
— Но...
— Я справлюсь, честное слово, справлюсь! — горячо заверила она меня.
Я только вздохнул. Что ж, сделал все возможное. Пусть попробует, если ей так хочется. Скоро сама убежит...
Но дни шли за днями, превращались в недели и месяцы, а Илона не убегала. Она не просто ухаживала за мной — очень быстро научилась всем премудростям такого неприятного и деликатного дела как уход за лежачим больным. Мало того — она улыбалась! Я не слышал от нее ни жалоб на усталость, ни сетований. Даже недовольной гримасы не видел. Жена входила ко мне в комнату утром улыбалась и звонко говорила: «С добрым утром, соня-засоня! А я уже блинчики испекла... С медом и творогом. Что ты будешь — чай или кофе?»
Моя маленькая принцесса, белоручка Илона, которая еще недавно умела только поджарить яичницу — да и то лишь на сковородке с антипригарным покрытием, научилась готовить и теперь баловала меня вкусными и полезными блюдами. «Врач сказал, тебе нужно есть больше овощей, желательно тушеных, — она озабоченно перелистывала интернет-странички в поиск рецепта. — Вот, это подойдет, здесь зеленая фасоль, ты же ее любишь?» Я брал ее тонкую руку и подноси к губам.
Потом настало время, когда закончились деньги. Оказывается, они обладают таким свойством — заканчиваться! И моя Илона, пока я ломал себе голову, как быть, поступила, очень просто и благородно. Она начала продавать все те штучки, без которых, как мне казалось, не может жить. Первыми ушли ее любимый столик и торшеры — на вырученные деньги мы жили почти полгода. Потом Илона стала потихоньку продавать картины и подсвечники, старинные сервизы и шкатулки... «Ничего, зато просторнее стало!» — смеялась она, ловко меняя мне постельное белье. От новенькой шубки и вечернего платья тоже пришлось избавиться — нужны были дорогие лекарства, коляска... Когда очередь дошла до украшений Илоны, я не выдержал.
— Зачем я тебе! — рыдал, стискивая зубами подушку. — Оставь меня, наконец, уходи! Со мной ничего хорошего тебя не ждет!
— Ну, как же не ждет, — она терпеливо и ласково гладила меня по голове. — Ты слышал, что сказал врач? У тебя есть заметные улучшения. Появилась надежда...
— Илона, какая надежда? Прошел уже год, а я все валяюсь беспомощной колодой!
— Неправда, — твердо ответила она. — Ты уже научился подниматься и переворачиваться, сам садишься в коляску, твои ноги все чувствуют, позвоночник не задет. Так что все будет хорошо...
Эта изнеженная девочка говорила таким уверенным тоном! Моя маленькая жена, которую я всегда считал красивой, но легкомысленной, проявила такое мужество, что я просто не нашел, что ей сказать. А она, будто и не вытирала минуту назад мои слезы, улыбнулась и спросила: «Ну что, Костик, чем тебя побаловать на обед? Я как раз собираюсь идти на рынок, делай заказ! Хочешь печенки? Со сметаной?»
Илона быстро собралась и ушла на рынок. А я остался наедине со своими горькими мыслями. Неужели так никогда и не смогу ходить? И жене суждено навсегда остаться при мне сиделкой, выполнять тяжелую и грязную работу, терпеть моё дурное настроение и приступы паники? Я застонал и попробовал приподняться. Странно — у меня получилось! И ноги, кажется, чуть-чуть подвинулись вправо, к краю кровати, когда я мысленно дал им такую команду...
Вернувшаяся Илона застала меня сидящим. Я свесил ноги, поставил их на пол и теперь отдыхал — слишком уж тяжело далось мне это усилие.
— Костя! — вскрикнула Илона, потом бросила сумки и кинулась ко мне.
Я взглянул в ее огромные перепуганные глаза и засмеялся:
— Ничего, моя хорошая. Видишь — я справляюсь потихоньку. Вот, ноги уже начинают слушаться...
В тот день плакала Илона, а я ее успокаивал. Она плакала в первый раз за последний год. А еще через два месяца, после мучительных и упорных тренировок, я встал на ноги. И сделал шесть шагов. Потом, обессиленный, но счастливый, упал на кровать. Я буду ходить! Буду! Снова стану полноценным человеком, начну все сначала, добьюсь успеха. И стану всю жизнь носить мою Илону на руках. Ведь мне так повезло с женой!
Дорогие друзья! Если вам нравятся мой блог и истории из жизни, прошу подписаться и поставить лайк. Так вы поможете развитию блога, а я вас буду радовать новыми историями. С уважением Storyline.