Диана Уинн Джонс
Часть первая
Эта успокаивающая схема, и это развитие действия, заканчиваются с их похождениями в Пригорье, которое, совсем неслучайно, наполовину населено людьми и наполовину хоббитами. Люди не появляются на картинке. С детскими сказками, несмотря на уютную сцену в таверне, покончено. И — это пример умения Толкина использовать скрытые темы — Фродо, как Адам и Ева и все неудачливые герои сказок, пришел в таверну с условием: не надевать Кольцо. Это условие он нарушает. Тот факт, что он его надевает, распевая детские песенки, только подчеркивает, что такие вещи теперь неуместны. И действие заканчивается тем же, с чего началось.
Кода к этой части действия очень коротка, и наполнена туманными намеками: тяжелое путешествие по пустынной местности, к холму, где горят огни. Хотя ее цель попросту в продолжении истории, в этой части происходят самые разные вещи. Она значительно расширяет нарратив в пространстве и времени. Прошлое появляется в двух формах, сначала как окаменевшие тролли, отсылая к приключениям Бильбо, а потом, куда мощней, к Черным всадникам. Теперь становится понятным, что назгулы не просто пугают, они могут причинить вред живым. Они могут победить. Нужно помнить, что победа Бильбо над троллями случилась почти исключительно благодаря удаче. Фродо ее почти лишен. И, когда они мчатся к Переправе и оказывается, что силы ограниченны даже у могущественных эльфов, ваши сомнения возрастают, хотя вы все еще надеетесь на сверхъестественное спасение, к ожиданию которого вас подводило главное действо. Спасение приходит, в некотором роде, в виде неразберихи на Переправе. Эта неразбериха, учитывая способность Толкина во всех других частях книги изображать местность и события с полнейшей ясностью, должна быть намеренной. Она подводит к неразберихе последующих двусмысленных событий. Предоставляется замечательная вводная в упорядоченный мир и сдержанные дебаты следующей части.
Ривенделл — последнее домашнее убежище хоббита. Но разумеется, это не так. Он под угрозой из Мородора. Вы понимаете это и начинаете думать, тревожно пытаясь найти безопасное и уютное место. Пригорье? Том Бомбадил? Нет, даже у него небезопасно. И в Шире тоже были назгулы. Даже до начала дебатов, вы понимаете, что единственной защитой может быть только атака в какой-либо форме. Но это решать не Фродо: он достиг своей скромной цели. Нарратив внезапно останавливается и пересобирается в ходе дебатов.
Здесь Толкин исполняет несколько замечательных нарративных трюков. Один, конечно, это ретроспективные сомнения по поводу предыдущей иллюзии безопасности. Но больше всего меня поражает факт, что дебаты получились совсем не скучными. А могли бы. У Милтона, в похожей ситуации, они почти стали скучными. Но было поднято столько вопросов, нуждающихся в ответах, и появилось так много новых персонажей — Гимли, Леголас, Боромир, Странник в своей новой роли Арагорна, Элронд оказывается полуэльфом, Гэндальф получает новое положение, и новости о побеге Голлума — что я не могла оторваться. Впервые главные темы появляются без маскировки, и вы узнаете не только о глубине истории прошлого, но еще о множестве земель, на которые она повлияла. Вам показывают разделенное королевство, теперь уменьшившееся до нескольких застав, ему снова грозит опасность и теперь оно скорее всего исчезнет. Эльфы, дварфы, люди и хоббиты скорей всего пойдут ко дну вместе с ним. Предлагается решение: уничтожить Кольцо.
И это еще один удивительный нарративный трюк: вам четко говорят, в первых частях книги, что произойдет. И вы все еще сомневаетесь, что так и будет. Каждый из Братства Кольца четко говорит, каковы его намерения, и все же вы не верите, что они так поступят. Каждый раз читая книгу, мне все еще больно и обидно, когда позже Братство разделяется. Я все еще сомневаюсь, что Кольцо будет разрушено, или в том, какая от этого будет польза. Мне кажется, нужно объяснение того, как Толкину это удалось.
Мне кажется, что главный ответ в глубине и разнообразии истории, к которой он прибегает в этой части. Мне кажется, всем известно, что Толкин взял идею вставных историй и легенд из поэмы «Беовульф», в которой каждая вставная история отражает действие в настоящем поэмы, и каждая все более безысходна, но я не уверена, все ли понимают, как тщательно Толкин адаптировал эту идею для своих нужд. В «Беовульфе» этот прием используется для атмосферы. Толкин использует свои истории и для этого тоже, но это только побочный эффект. Основной в том, чтобы использовать их как мотивирующую силу, подталкивающую персонажей к определенным действиям, приводить их к будущему. Он использует три слоя: эльфийская история, в основном в намеках и песнях, неизмеримо старая и указывающая, что эльфы — вымирающая раса; история людей и дварфов, обе расы когда-то были героическими, пока им не нанесла тяжелые потери сила Саурона; и хоббиты, у которых скорей существование, чем история. Все (кроме хоббитов) объединены владением кольцами силы и еще их противостоянием Кольцу. Благодаря эльфам, существует огромный промежуток времени, в течении которого показывается продолжающийся упадок. Элронд говорит: «Я видел три эпохи на западе мира, и много поражений, и много бесплодных побед». В результате, помимо намека в первой части, что для совершения подвигов остались только обычные люди, нам показывают, что сформированное Братство — очень хрупкая компания. Оно такое же небольшое, как настоящий момент во времени. Против давления груза прошлых ошибок, кажется, что его единственная надежда в единстве.
Здесь подхватываются и усиливаются ранние намеки в Шире, что прошлое невелико и ординарно, как и природа Квеста, теперь должным образом раскрытая. Квест негативен, набег, чтобы уничтожить сокровеннейшую защиту врага. Осуществить его могут только существа настолько незначительные, что шансы на успех минимальны. Он разрушителен. Он не предполагает продолжения. Или предполагает? Я слышала, что «Властелин колец» клеймят как простую историю о плохих против хороших. В некоторой степени это правда, но конечно это очень современная история. Романсы, сказки и даже Беовульф не относятся к плохишам так, как мы, как Саурон. Но история в большей степени оригинальна, чем современна, теперь, когда Толкин раскрыл карты, поскольку на самом деле она о людях во времени. Ее заботит настоящее, она полностью сознает прошлое, она несет его раны, и движется вперед к неясному будущему. И конечно настоящее очень маленькое по сравнению с прошлым и будущим; всего мгновение. Толкин делает исход сомнительным, если не двусмысленным, отправляя Братство в поход зимой — время дурных знаков, традиционного героизма, а также надежды, поскольку за ним следует весна — а затем коварно организовывая нарратив на последних стадиях таким образом, что вопрос постоянно под сомнением, так же как это всегда бывает с будущим.
Очень характерно, что кода этой части — начало путешествия. Братство отправляется в путь через еще одну тщательно продуманную Толкином страну. Здесь возникает сильное ощущение будничности, реальности, потому что местность теперь суровая и странная, и потому что настоящий Квест теперь определен. На самом деле, что немаловажно, это только отчасти правда. Эта часть служит в основном, чтобы привести к следующему развитию действия, которое будет двойным, сталкивающим нас со стойкостью двух видов.
Первым будет достижение дварфов, о котором возвещает вход в Морию. Обнаружение и открытие ворот — чистая магия. Хотела бы я это написать. Но как только они оказываются внутри, я никогда не бываю так впечатлена, как хотелось бы. Да, мы видим величественные свидетельства промышленности дварфов, и доказательства, что их легенды не ложь — и это усиливает остальные истории, которые нам рассказывали — так что, когда мы добираемся до давно погибших дварфов, это должно поразить, как свидетельство последнего героического провала. Но я этого никогда не чувствовала. У меня было легкое сожаление, какое ощущаешь, когда узнаешь, что кто-то незнакомый умер. Подозреваю, Толкин здесь соскользнул в «зло против добра», режим приключенческой истории. У орков, когда они появляются, нет личностей, как во втором томе. Они просто враги. А затем, внезапно и шокирующе, случается гибель Гэндальфа. Должно быть Толкин на это рассчитывал. Уверена, он хотел нас впечатлить фактом, что всегда есть непредсказуемая беда, и еще я уверена, что он хотел зловещее предзнаменование Логова Шелоб и Пути Мертвых, но это все равно не сработало.
Кто или что этот внезапный Балрог? Он выскакивает, а потом проваливается назад, забирая с собой Гэндольфа. Несмотря на все это, чувство потери получилось реальным, и все это блестяще подводит ко второй части развития действия, лагерю в Лориэн.
Отлично, думаете вы, наконец мы проникнем в тайны эльфов! Леголас уже какое-то время с нами, намекает на тайны, при этом, поскольку он один из Братства, вводит в заблуждение, будто эльфы могут быть людьми и идти на контакт. Это не так. Толкин позволяет многое увидеть, но все же оставляет эльфов почти такими же загадочными и чужими, какими они были до того, как вы увидели Лотлориэн. Они по-настоящему нелюди. У них другие заботы, даже когда они помогают. Причиной кажется их глубокая, непреходящая меланхолия. Ностальгия, ранее демонстрируемая ширскими эльфами, а затем, в более приглушенном виде, Элрондом, здесь расширяется. Нам говорят, что эльфы вырождаются. Дварфы пробудили зло и заставили многих эльфов уйти за Море. Это могло бы стать объяснением, но не очень хорошим. Вы узнаете о реальных причинах из намеков, которые получаете в основном подсознательно: эльфы, по причине их очевидного бессмертия, отстранены от истории. Они замкнуты на себе, превратились в живую память, непредставимо длинную. Толкин потихоньку доносит, никогда не фокусируя на этом ваш взгляд, насколько невыносимым грузом было бы бессмертие. Для этого он использует женщин: Утреннюю Звезду, Арвен Вечернюю звезду, и саму Галадриэль. Думаю, феминисткам нашлось бы что здесь сказать, но такой подход совершенно уместен в Романсе, где женщины традиционно загадочны и немного пассивны. Толкин изображает все эти истории об эльфийских женщинах, влюбленных в смертных мужчин, и тихонько указывает на скрытые последствия: когда возлюбленный умирает, бессмертная женщина тоскует вечно. Женщины как правило остаются вдовами чаще, чем мужчины. Но здесь ситуация повторяется для всех эльфов. Когда они вступают в краткосрочные сражения истории, они платят за это, вынужденные переносить ее ужасы вечно. Так что им приходится по большей части оставаться в стороне, среди своих желтых деревьев, никогда не умирая, но и никогда не достигая полной зрелости. Желтые деревья ярко выражают их состояние. Желтизна мэллорнов — весенняя или относится к осени? И то и другое, но не лето или зима. Они приводят меня в глубокую грусть.
У эльфов есть мудрость, как своего рода естественная компенсация, но и она может быть ношей. Галадриэль, в своей отчужденной манере, вступает в историю, но делает это с полным пониманием, что помогает закончить Третью эпоху мира. Вы уходите из Лотлориэна с двумя скрытыми знаниями: ощущением обреченной эпохи, и тем фактом, что у каждого дара есть цена — иногда ужасная.