Есть такой анекдот про революцию.
Внучка декабриста, лишившись всего, говорит в слезах подруге:
– Надо же, какие дураки! Хотят, чтобы не было богатых. А мой дед хотел, чтобы не было бедных!
От декабристов 1825 года до палачей 1937-го дистанция огромного размера. Были ли потомки декабристов и сами в чем-то декабристами? Могли ли они найти последний приют в братских могилах совсем другой эпохи?
Недавно героем курса психоистории России стал князь Дмитрий Иванович Шаховской – один из инициаторов революции 1905 года, член ЦК партии кадетов, министр Временного правительства, сотрудник советского Госплана, расстрелянный в 1939 году. Внук декабриста Федора Петровича Шаховского, внучатый племянник Петра Яковлевича Чаадаева.
Вот такая история.
История одной личности, на полях которой уместилась бы история всей России.
«Необходимо руководствоваться простыми принципами и правилами: 1. Работай как можно больше. 2. Потребляй (на себя) как можно меньше. 3. На чужие беды смотри как на свои, просящему у тебя дай и не стыдись попросить у всякого: не бойся просить милостыню».
– Д. И. Шаховской в письме «Что нам делать и как нам жить?»
Сейчас много говорят и пишут о качестве российской «элиты». Но как нам найти точку, в которой что-то пошло не так?
Дед нашего героя Федор Петрович отбывал ссылку в г. Туруханске Енисейской губернии.
В деле «О государственных преступниках, находящихся на водворении в Туруханске» имеются ежемесячные донесения сотника Сапожникова о поведении Шаховского: «Имею честь донести, что насчет нравственности Шаховского наружного распутства не замечено, что он от жителей как Туруханска, равно и от живущих от Туруханска вверх по Енисею приобрел особое расположение через ссужение их деньгами, обещанием улучшить их состояние через разведение картофеля и прочих огородных овощей, провозвещая им дешевизну хлеба и прочих вещей в крестьянском быту необходимых». В следующем донесении сообщается, что «преступник располагает иметь в Туруханске домоводство и скотоводство, разведение картофеля и прочих овощей».
Тот же сотник Сапожников в донесении от 1 апреля 1827 года писал: «Занятием имеет чтение книг, составляет из оных лекарства, коими пользует одержимых болезненными припадками».
Решением полиции стало: картофель оставить, а врачебную практику запретить. После этого лечиться к Шаховскому стал ездить один только начальник полиции Енисейского округа.
Федор Шаховской интересовался также педагогикой, написал «Наставление о воспитании детей и о методах обучения их грамоте», завершил краткую грамматику русского языка, работу над которой начал еще в Петропавловской крепости.
Бдительный Сапожников доносил 2 апреля 1827 года: «…принял на себя обязанности обучения грамоте малолетних детей здешних жителей».
После доноса учительствовать ссыльному запретили.
Как увидим дальше, опыты деда на ниве народного просвещения не прошли даром и для внука.
Родство Дмитрия Ивановича Шаховского с философом Петром Чаадаевым, возможно, оказало на его жизненный выбор даже большее влияние, чем родство с декабристом.
Ведь именно с Чаадаева начинается в России линия систематической революционной мысли. С него, а не с декабристов.
Фраза Ленина о Герцене, разбудившем, якобы, Россию, затеняет истоки мысли самого Герцена. В своей характеристике Ленин между декабристами и Герценом никого не поставил, а дальше – сразу Россия.
Но и мыслящая Россия, и, в частности, Герцен были разбужены не столько декабристами, сколько Петром Яковлевичем Чаадаевым, указавшим элитным слоям на недостатки их мышления не только письмами, но и примером всей своей жизни.
У декабристов еще не было чаадаевского стремления к интеллектуальным высотам, выражавшего себя одновременно в требовании нового стиля культуры. Те были просто военные, побывавшие в Европе.
Чаадаева же воспринимали как саму Европу.
Чаадаев снискал себе в обществе репутацию русского денди и ввел моду на фрондирующего философа. Фраза А. С. Пушкина «второй Чадаев, мой Евгений» имела именно такой смысл. Чаадаева нисколько не нужно представлять «городским сумасшедшим», хотя таковой оказалась кара властей за публикацию его произведений: московский полицмейстер в 1836 г. объявил ему, что он по решению правительства теперь считается сумасшедшим, и его будет ежедневно посещать врач для освидетельствования. Однако в обществе эту характеристику не приняли. Это правительство само себя выставило в дурном свете, объявив человека, стоявшего выше светской толпы, и ее кумира, больным.
Власти не знали, что делать с Чаадаевым, он так и дальше жил в Москве, врачебный надзор вскоре по-тихому отменили, а Петр Яковлевич посещал все идеологические собрания, вдохновляя своим примером как будущих западников, так и будущих славянофилов, в частности, юношей Герцена и Аксакова.
Неверно, что декабристы разбудили их – их разбудил философ Чаадаев, не бывший декабристом, просто В. И. Ленин не любил философов.
Чаадаев помог сформировать сначала в стенах старого здания Московского университета на Моховой, а затем и в дворянском обществе в целом, позитивный образ революционера: человека, отвергнутого системой, однако выдающегося, достойного подражания.
Другое дело, что многие наши революционеры такого отношения к себе не заслуживали – однако им чаадаевские качества неизменно приписывали.
Дмитрий Иванович впитал в себя всю дворянскую революционность и, вдобавок, учение графа Льва Толстого.
В стены университета, еще помнившие Чаадаева, молодой князь Шаховской вошел убежденным сторонником народной свободы. За годы учебы основал студенческое «Братство», вместе с В. И. Вернадским, будущим академиком, создателем советского атомного проекта, дважды арестовывался и побывал в карцере.
Отказался от места на кафедре и уехал в Тверскую губернию заниматься дровами, керосином, учебниками для крестьянских школ.
Предводитель дворянства Весьегонского уезда, где служил Шаховской, оставил воспоминания об их встрече:
«Молодой, застенчивый, с наивным внимательным взглядом, Шаховской проповедовал учение Льва Толстого, аскетизм, самопожертвование, любовь. К политике он был равнодушен и собирался идти в учителя русского языка. Он горел жаждой подвига. Среди учителей земских школ появление Шаховского произвело необыкновенную сенсацию. Молодой князь, сын военного генерала, мужиком в полушубке и валенках».
Постепенно политика все же увлекла Шаховского. После переезда в Ярославскую губернию он становится земским гласным – так назывались члены земских собраний, уездных и губернских. Позже избирается предводителем дворянства Угличского уезда, не оставляя дел просвещения. Участвует в уездных и губернских педагогических советах и обществах, создает на свои средства библиотеку для крестьян, покупает книги для сельских школ.
Гражданское общество конца XIX в. было гораздо более активным строителем будущего России, в сравнении с современным положением, когда любая инициатива закована в государственные кандалы.
Вместе с тем, неугодных властям профессоров и тогда лишали права преподавания и высылали за границу – П. Н. Милюков и М. М. Ковалевский, рабочие организации были вынуждены действовать под надзором полиции, а суды чаще защищали власть, чем граждан – хотя и не так часто, как сейчас.
Либералы конца XIX века видели мир и перспективы в нем России иначе, нежели это доступно взгляду тех, кто сегодня у нас называет себя «либералами».
Либеральное «земство» предполагало, что образованный человек, мыслящий свободно, неизбежно станет и материально обеспеченным человеком, а из таких людей возникнет новая процветающая Россия, производящая товары и технологии своим умом.
Истоки либерализма XIX века брали начало в желании стать лучше Запада, в желании забрать у Запада его драгоценное сокровище – академическую и политическую свободу.
Истоки либеральных убеждений наших дней связаны с признанием поражения от Запада: сами не можем думать и не хотим. Правьте нами и владейте.
Современный либерализм разошелся с патриотизмом, но либералы конца XIX века были патриотами. Они, однако, как и нынешние либералы, рассматривали административно-полицейский гнет правительства в качестве зла. Народ же, крестьяне или рабочие, не были для них злом.
В какой-то момент группе земцев и ученых стало ясно, что свободу не дают, а берут. В эту группу вошли наш герой Д. И. Шаховской, уже заслуживший репутацию «собирателя оппозиции» и находившийся под надзором полиции, его друг и единомышленник В. И. Вернадский, опальный земский политик И. И. Петрункевич, философ Н. А. Бердяев, экономист и богослов С. Н. Булгаков. В дальнейшем их поддержали влиятельные эмигранты П. Н. Милюков и М. М. Ковалевский, цвет академической мысли внутри страны.
Первая встреча группы революционеров, состоявшаяся в Швейцарии в августе 1903 г., привела их к созданию «Союза освобождения», инициировавшего революцию 1905 года ради достижения политической свободы в России. Эта революция, о которой многое сказано в моих лекциях, превратила Россию в конституционную монархию, а с февраля 1917 г. – в республику.
Создатели «Союза освобождения». Слева направо И. И. Петрункевич, В. И. Вернадский, Д. И. Шаховской.
Уже в феврале 1917 года возникло расхождение между идеей свободной мысли ради развития, владевшей умами революционной интеллигенции, и другими силами психоистории, которые эта интеллигенция разбудила. Которые сначала принесли ей победу, а затем уничтожили ее.
Мыслительный процесс немногих революционеров, когда он выплеснулся на улицу и стал революцией многих, приобрел, за счет вовлечения в него мышления масс, новое качество движения за восстановление моральной правды, качество этики.
Этика требует от человека, чтобы человек был как все люди. Как все получал зарплату, как все трудился, бросался в атаку как все, или драпал как все. Как все воровал или как все голосовал.
Людям «как все» свободная мысль была и недоступна, и не нужна. То, что другие люди, живущие «не как все» могли быть им полезны, хотя бы в Госплане, где Шаховской хотел быть полезным, не имело значения.
Его уволили из Госплана, друзья выхлопотали старику пенсию – 75 рублей. Он занялся по старой памяти публицистикой, написал про Чаадаева. Опять не понравилось. Не то. Не как все написал. Пенсию отобрали.
Выручала дочь, которую В. И. Вернадский взял к себе секретарем. Старый князь просиживал ночи над очередными статьями. Но это уже не имело никакого значения.
В 1938 году уже не имело значения, что справедливости, пайков и ядерной бомбы для защиты всех не могло бы получиться без его усилий «не как у всех» в 1903 году.
Потому что у них, этиков, уже все было: и пайки, и пистолеты.
Д. Шаховской, Н. Вавилов (генетика), Я. Афанасьев (почвоведение), В. Баженов (радиолокация), В. Бенешевич (история), П. Бутов (гидрогеология), Б. Гессен (физика, философия)… С каждым новым расстрелом росла самоуверенность троечника и уменьшалась интеллектуальная основа советского процветания, пока не уменьшилась совсем до нуля, до продажи Советского Союза за границу.
До науки, своей главной задачей видящей сдачу в наем недвижимости, и, видимо, тайно признанной сумасшедшей. Ведь иначе ее не подчинили бы ФАНО.
О таком будущем они в 1937 г., конечно, не задумывались, поскольку и не могли даже. Не было у них такой функции. Ведь свободное мышление – это то, что этика максимально стремится исключить.
Таким князя Шаховского увидел тюремный фотограф.
«Я — внук декабриста и всегда помнил это, насколько себя помню».