Очень хорошо помню исполнение 9 симфонии Бетховена – на огромном, малеровском оркестре, а после нее - встык, без перерыва – «Уцелевшего из Варшавы» Шенберга. Кажется, это первое произведение о Шоа – положенный на музыку монолог чудом выжившего еврея из варшавского гетто... Вот это сочетание, это непосредственное следование, вытекание одного из другого было такое, что хотелось кричать. Юровский, как часто бывает, рассказывал о музыке. О смысле бетховенской радости. Говорил, что это свобода, а без свободы человек не может. Как ее ни души... Тот концерт был в марте 2014 года, да... И все слова были про нашу жизнь.
Потом был фестиваль, посвященный Прометею, а осенью – опера Орфа «Прикованный Прометей». Как будто бы всемогущий властитель Зевс посадил на цепь строптивого полубога, измывался над ним, мучил, как мог... и... боялся!
А потом был совершенно нереальный фестиваль из четырех концертов: музыка военных лет, о войне и о том, чего было во время войны... По преимуществу – совершенно эзотерическая, тяжелая, как по содержанию, так и по языку... К 70-летию... Концерты из трех отделений, кончавшиеся заполночь... И полные залы. И один мой знакомый одиннадцатиклассник , у которого был ЕГЭ наутро, не смог уйти с третьего отделения (инструментальных и вокальных сочинений, написанных и исполнявшихся в концлагере Терезин). И на 8 симфонии Шостаковича, которую слушал первый раз в жизни, «на разу не отвлекся»... Разве бывает такое?
Потом – фестиваль к 400-летию смерти Шекспира. На первом концерте был «Гамлет» в постановке Николая Акимова 1932 г. Сумасшедший выпендрежный «Гамлет». Вместо призрака – рев в глиняный горшок, Офелия – девица легкого поведения и шпионка, сам принц Датский, как, собственно, сказано у автора, толстый и с одышкой; пьяные могильщики произносят монолог «Рыть или не рыть», сочиненный вроде бы Эрдманом по заказу Акимова. Клавдий, спасающийся из «Мышеловки» и длиннющий красный плащ, волочащийся за ним...
Об этой постановке, как нам сказали, практически ничего не известно, однако странным образом в голове в результате сложилась зримая картина, какая от настоящего спектакля бывает не всегда. Как это вышло? Ну, рассказывали Михаил Левитин наперебой с Юровским и выяснилось, что все-таки знают они порядочно... И Шостакович, юный совсем Шостакович с морщинками-нотным станом на лбу (восхитительный рисунок в фестивальном буклете), написавший к пьесе музыку – где надо, легкомысленную, но местами трагическую. Рассказчики уверяли, что композитор сумел как-то повлиять на отвязного режиссера, и тот к концу спектакля несколько посерьезнел. В целом вышло противоречиво. Все это было слышно в коротких отрывках театрально-музыкальных высказываниях – то глумливый галопчик, то мощный хорал, обозначающий похороны Офелии, то канкан, то настоящая шостаковичевская трагедия, когда Клавдий посылает Гамлета умирать в Англию.
Продолжалось это ни на что не похожее действо не меньше полутора часов, но времени мы не замечали. Концерт это был, или спектакль, разыгранный дирижером и режиссером? Спорили потом, экспромт нам показали, спонтанное общение или продуманные мизансцены. Я думаю, – и то, и другое, как в хорошем спектакле. Конечно, они все срежиссировали ходы задумали и спланировали. Но ловили друг у друга мяч прямо перед нами, непосредственно общаясь. Жаль было, что это все-таки был концерт, а концерты не повторяются.
Во втором отделении играли музыку Прокофьева к «Египетским ночам» Таирова. Это спектакль 1934 г. по Бернарду Шоу, Пушкину и Шекспиру. Играла Алиса Коонен, естественно, превращаясь на глазах из девочки в царицу (интересно, как ей удавалась девочка-то?). Тут все было строже. Юровский просто рассказывал – про выгнанного из театра и погибшего Таирова, замученного Радлова, убитого Мейерхольда... А потом «нормальным» концертом играли Прокофьева. Музыку, из которой вырос потом балет «Ромео и Джульетта» – это было очень хорошо слышно.
А потом еще была 7 симфония Малера. Первое отделение – полуторачасовая лекция про симфонию со скрупулезной демонстрацией на оркестре всего, что там происходит. И увертюра к «Нюрнбергским майстерзингерам». Я за молодежь переживала, но у них в антракте – глаза сверкали. Голодные только были все... А уж потом, во втором – сама 7-я Малера.
А еще фестиваль «Другое пространство»... В другой раз об этом.