Танька была стильная. Нет, в наше время так не говорили.
Модная.
Она носила юбку – пачку в провинциальном городке, которую сама соорудила из тюлевых штор. От крахмала она стояла почти также как на картинках с балеринами. Ни у кого такой и в помине не было. Потом она носила широкую ленту в волосах, завязывая ее большим бантом впереди. Как во французском кино.
Очень необычно. Да и вся она была не такая как мы.
Она серьезно влюбилась в третьем классе. По-настоящему, до обмороков. Да, она могла просто так упасть в обморок, увидев свою взрослую любовь в коридоре школы.
И еще она пела!
Как она пела!
Затихали самые отъявленные хулиганы, если она начинала выводить своим ангельским голоском “Аве, Мария”. Весь школьный зал замирал и не верилось, что это божественное пение – это тоже наша сумасбродная Танька.
Я следовала за ней тенью. Становилась рядом в хоре, чтобы побыть рядом, почувствовать то особенное, что в ней есть. Мне тоже хотелось быть особенной.
Танька только усмехалась и разрешала себя сопровождать. Иногда, когда у нее было хорошее настроение, она приглашала меня в гости и показывала журналы мод, от которых у меня кружилась голова. Потому что все женщины в них были просто красавицами, и даже наша модная Танька им в подметки не годилась.
Танька показывала мне последние модели и говорила: “Закончу школу, уеду в Москву, стану моделью или певицей. Меня возьмут. Я особенная. ”
Я только поддакивала: “Конечно, конечно. Тебя примут. Ты сможешь”
В восьмом классе она влюбилась уже на полную катушку. Убежала из дома и стала жить с парнем намного старше ее. Я потеряла ее из вида.
А потом узнала, уже будучи студенткой, что она “ушла в последнее плаванье”.
Так она сказала на прощанье.
Потому что в полном смысле ушла.
Она утонула. Специально.
Это было самоубийство.
Потому что ее избранник сказал ей, что никогда ее не любил.
И никакая она не особенная.
