Ежегодно свыше миллиарда людей по всему миру справляют китайский новый год и участвуют в утончённом лингвистическом танце с удачей, который представляет из себя набор праздничных ритуалов, чем-то напоминающих ухаживание. Чтобы склонить Фортуну на свою сторону, китайцы украшают дома и двери вырезанными бумажными словами и фразами, обозначающими везение. Те, кому необходима стрижка стараются сделать её до нового года, так как слово причёска («fa» — на китайском) созвучно «процветанию». А кто же желает отшить удачу, даже если на кон поставлена опрятная внешность? Меню праздничных блюд, подаваемых к столу, часто состоит из рыбы, потому что её название («yu fa» — на китайском) созвучно слову «излишки»; вида водорослей «fat choy» — на кантонском диалекте их название созвучно «разбогатеть»; и апельсинов — в некоторых регионах их обозначение близко к слову «удача».
Носители английского языка обожают хороший каламбур и часто играются с омофонами (слова, которые звучат одинаково, но имеют различные значения). Эта игра — главный элемент большинства остроумных рекламных объявлений. Но китайские обычаи рассматривают каламбуры на совсем другом уровне — глубоко лежащем в культуре, где причиной удачи и неудач выступают те или иные слова и содеянные поступки. Цифра четыре проклято из-за его созвучия со словом «смерть» — большинство китайцев никогда не купят дом по адресу с этим числом. Рыбы и летучие мыши играют решающую роль в визуальном оформлении, потому что они созвучны со словами «избыток» и «состояние». Вручение подарков также подвержено «омофоному» табу; можно дарить яблоки, их название похоже на слово «мир», но ни в коем случае груши, которые по звучанию похожи на «разлуку».
Но почему омофония имеет такое важное значение в китайских традициях и символике? Двусмысленность и омофония существуют во всех языках в огромных масштабах, о которых редко догадываются даже сами носители языка. В 1978 году психолингвист Брюс Биттон тщательно проанализировал миллионный корпус английских текстов и выяснил, что по крайне мере у 32 % есть больше одного значения. Среди 100 часто используемых слов у 93 % имеется больше одного смысла, а у некоторых даже свыше 30.
Англоговорящие положительно относятся к омофонии и чаще всего пытаются прояснить смысл, если слово может обладать множественными значениями. В исследовании под руководством Виктора Феррера людей попросили описать объекты, среди которых были бейсбольная бита и летучая мышь (оба слова в английском языке пишутся как «bat») — в 63 % случаев респонденты двусмысленно называли их просто «bat».
Но у китайцев, судя по всему, повышенная чувствительность к двузначности. Психолингвисты Майкл Йип и Йелинг Йи заявляют, что китайцам приходится прикладывать больше усилий, чтобы объяснить подразумеваемый смысл многозначного слова, даже если его смысл ясен из контекста. Йи привёл пример: китайцы добавляют в разговоре слова, которые создают дополнительное понимание того, о чем идёт речь: «Я должен возобновить свою ипотеку, поэтому я назначил встречу в моём банке — понимаешь финансовое учреждение, а не на берегу реки (bank — берег реки в одном из значений)». Подготовка к неоднозначности, как выяснилось, главная характеристика говорящих на китайском языке, связана с высокой ролью омофонии в нём.
Взаимодействие между языком, сознанием и культурой предоставляет огромное поле для исследования. Даже сегодня пляска между двусмысленностью и удачей в китайской культуре плодит дразнящие вопросы: «Создают ли разные языки различные субъективные переживания у их носителей? И неужели значимость некоторых концептов — как удача и несчастье — в культуре оставляет отпечаток на их связи с языком?».
Лингвист Джефф Пуллум полагает, что языки вовсе не стараются избегать двусмысленности, а совсем наоборот. Он пишет: «Языки обожают множественные значения. Они наслаждаются ими и чувствуют себя в них, как рыба в воде». Психолингвист из университета Рочестера Стив Пиантадоси согласен с этим утверждением. Он и его коллеги утверждают, что двусмысленность — вовсе не ошибка, а полезная функция в языках. Она позволяет создавать им обширные словари по обработке самых распространённых и легко произносимых звуков. Без двусмысленности нам бы пришлось придумывать длинные слова, чтобы различать значения или быть более изобретательными при создании огромных коллекций звуков в речи и становится искусными в произнесении и различении этих звуков.
Лишь китайский язык страдает от этого. Сравнивать неоднозначности между языками — дело нелёгкое, потому что словари любого языка часто расходятся в мнениях сколько значений существует у каждого слова. Поэтому в какой-то мере китайская омофония весьма полезна.
В английском языке, как и во многих других, основные единицы смысла (называемые морфемами) часто состоят их соединения нескольких слогов — hippopotamus, president, fastidious. Но в таких диалектах, как кантонский и севернокитайский, морфемы почти всегда односложные. Они не обязательно сами по себе обособлены, так как большинство слов на китайском языке — соединения, состоящие из двух и более морфем, каждая из которых представляет собой отдельный символ. Тем не менее, каждому слогу должен быть присвоен правильный смысл для того, чтобы китаец понимал подразумеваемый смысл связки. Прибавьте к этому тот факт, что китайские языки используют гораздо меньший набор гласных и согласных звуков, отличающихся от английских, и у вас получится впечатляющее количество значений, упакованных в маленький кусочек фонетического сословия.
Так как различные обозначения в кантонском и севернокитайском, как правило, выражаются различными символами, орфография — полезный способ отслеживать обозначения, у которых схожее произношение. Исследователи Ли Хай Тан и Чарльз Перфетти сообщили, что в пределах 1,8-миллионного корпуса китайского текста, 4500 символов используют только 420 различных слога — так что у каждого символа произношение сходится с 11 другими. В наборе данных Пиатандоси, если мы посмотрим на односложные английские слова, которые намного неоднозначней, чем многосложные слова, среднее число омофонов значительно меньше.
Удивительно, но нет никаких оснований полагать, что китайская двусмысленность создает коммуникационные проблемы — эксперименты показали, что носители китайского языка настолько же эффективны, как и англоговорящие, в понимании значений, основанных на контексте и различении значений. Но особенности китайской письменности в обозначениях одного и того же слога выражаются различными символами и предполагают, что носителям китайского языка труднее игнорировать тот факт, что они зависают в двусмысленности.
Неоднозначность слова привлекает к себе внимание тем, что создаёт орфографическую мигрень. В то время, как многие значения никогда не заморочат вам голову, есть вероятность, что в тот или иной момент вам понадобится приложить усилия, чтобы различить their, they're, there. Как вы убедились, без письменности здесь не обойтись. Представьте себе, что вам необходимо это проделывать с каждым набором омофонов, с которыми вы сталкиваетесь, и вы поймете каких усилий стоит быть грамотным в китайском языке. Неудивительно, что среди китайских детей, которые учатся читать, и, которые едва ли знают что такое омофония, наблюдается дислексия.
Вся эта неоднозначность влияет на опыт носителя китайского языка. Нам известно об этом из экспериментов, которые используют технику, называемую семантическим инструктированием. В них участникам предлагают определить слово в качество предполагаемого слова в контексте других слов. Как правило, люди понимают слово гораздо быстрее, если ему предшествует значение, которое близко по смыслу. Вот, почему слово nurse (медсестра, няня, колыбель, рабочая пчела, гренландская акула — ред.) быстрее понимается, если оно идёт в привязке со словом doctor. Когда люди слышат неоднозначное слово «жучок» даже в предложении, которое предполагает очевидное значение, они часто реагируют быстрее на слова, связанные с другими значениями. Например, люди лучше поймут, что подразумевается под словом «жучок» (bug), если услышат слово «муравей» (ant) или «шпион» (spy).
Множественные значения удерживаются в сознании лишь на какое-то мгновение. Значения, которые не имеют отношения к контексту предложения подавляются прежде, чем на них среагирует сознание. Это позволяет общению протекать гладко даже в языках, которые пронизаны неоднозначностью, как китайский. Но исследователи обнаружили, что некоторые слова привлекают внимание больше, чем другие. Среди них те, которые вызывают мощные эмоциональные реакции, особенно если они имеют отрицательное значение или подвержены табу.
Когда они прозвучат в связке с другими значениями, то эти привлекающие внимание слова особенно трудно подавить. Я помню, как росла в двуязычном франко-английском регионе. Я была смущена, когда читала на французском языке устный доклад о тюленях, морских млекопитающих, чьи имена phoque (читается как "фок" — ред.) — омофон с неким английским словом, которое, безусловно, не должно быть произнесено в классе. Это было удивительно неудобное слово в использовании, независимо от ясности контекста. И отвращение к некоторым омофонам может быть универсальным; я заметила, что даже несмотря на несколько не связанных между собой значений слов «bit» или «fit», их часто связывают со словом «shit» (дерьмо — ред.). Когда слова созвучны c некоторыми эмоционально грубыми словами, то многие предпочтут использовать их синонимы. Например, слова rooster (петух) или donkey (осел) будут применяться чаще, чем cock (петух, на слэнге "член") или ass (осел, на слэнге — "задница") всякий раз, когда люди пытаются рассказать о животных.
Разгул неоднозначности в китайском языке часто создает phoque-моменты; фонетическое пространство переполнено, и вероятность того, что совершенно обычное слово будет похоже на эмоционально «плохое» намного выше, чем в английском языке. Культурная одержимость омофонией связана с компактным характером китайского фонетического пространства.
В свою очередь, культура влияет на значения, которые привлекают удачу. Китайская традиция устроена так, что слова, используемые вами, могут приносить удачу — и плохую и хорошую. Эти традиции усиливаются в период новогодних праздников, когда все разговоры о смерти, болезни или разводе подлежат табу, и люди осыпают друг друга пожеланиями здоровья, богатства и успеха. Неудивительно что слова, относящиеся к везению — и особенно к несчастью — попадают в категорию привлекающих внимание слов, которые трудно игнорировать. Хотя никаких экспериментов до сих пор не было проведено, это позволяет объяснить, почему китайские новости обходят некоторые совершенно обычные слова и в то же время обращаются к другим. Возможно, как мой китайский коллега Вэй Цай рассказал мне, им особенно сложно подавлять значения, относящиеся к смерти или к несчастьям во время новогодних праздников, когда словесные ухаживания удачи на уме у каждого.
Неоднозначность — уникальный мост между смыслом и использованием слова. Когда много значений прячутся в одном слове, все они с большей вероятностью могут быть задействованы, изменяя наш опыт понимания этого слова. Если неоднозначность создает культурные ассоциации, которые заставляют не использовать некоторые слова только потому, что они звучат как «плохие» — например, слово «cock» — они также могут оставить более заметный след в лексиконе самого языка. Возможно, что культурные ассоциации и языковое поведение индивидуумов в конечном итоге внедряются в язык?
Я спросила об этом исследователей Теда Гибсона и Стив Пиантадоси, чья работа предполагает, что языки собирают неоднозначности для полезных целей. Есть ли статистические данные о том, как языки избавляются от неоднозначности слов, которые несут отрицательный эмоциональный заряд (или привлекающих слов, которые несут положительный заряд)? Таких нет, по крайней мере, ещё нет. Оба согласились, что понятие звучит правдоподобно и заслуживает изучения. Чтобы проверить это, психолингвисты необходимо будет установить, насколько у эмоционально тревожных слов (как «дерьмо» или «изнасилование») меньше омофонов, чем можно было бы ожидать на основе таких факторов, как их количество слогов и их составных звуков. И, возможно ли, что слова, вызывающие сильные положительные эмоции (например, богатые или бесплатно), имеют больше созвучных слов?
Если, в конце концов, этот факт обнаружат, можно начать изучать по новому, как языки могут формировать культурные ценности. В китайском языке это особенно остро ощущается. Согласно их традиции, определенные омофоны не используются из-за их случайных созвучий со словами, обозначающими невзгоды и страдания, а другие одобряются из-за их схожести со словами «удача» и «процветание». Изобилие двусмысленности китайского языка предлагает особенно благодатную почву для проверки этой гипотезы.
Нас бесконечно восхищает взаимосвязь между языком и культурой — как культура может вносить ценности в язык, и как язык в свою очередь может формировать умы своих носителей. Но большая часть дебатов о связи между языком и культурой ограничены определённым набором вопросов. Например: что можно сказать о японской культуре, в языке которой есть специальное слово (ijirashii), чтобы описать процесс наблюдения за тем, как кто-то похвально преодолевает сложности? Есть ли проблемы с различением цвета у носителей языка, в котором используется одно слово для обозначения синего и зеленого цвета? Эти вопросы сосредоточены на том, как языки используют слова, чтобы повлиять на реальность и как слова, которые мы наследуем, как носители языка, возможно, в свою очередь, формируют наше видение этой реальности.
Но китайский язык намекает на более сложные связи между языком и культурой: возможно, что языки, которые вмещают в себя множество значений в маленькие фонетические пространства, расширяют опыт говорящего, повышая культурное значение каламбуров и игры слов; возможно, культурные ассоциации бросают эмоциональную окраску на конкретные случаи неоднозначности, изменяя модели языка говорящего, а также, возможно, лексические ландшафты самого языка.
Могут ли омофоны приоткрыть дверь в неизведанное пространство разума? Если могут, то я, как психолингвист, полагаю, что это маленькая удача.
Оригинальная статья: Nautilus
Автор: Джули Седиви
Дата: 5 января 2017
Перевод: Александр Лоскутов
Редактор: Ника Кияница