Кирилл Воробьев поговорил с Женей Борзых о роли мечты, скором релизе группы «Самое большое простое число» и мыслях о татуировке WWF.
– Ты играешь в театре и поешь с СБПЧ. В профиле инстаграма указано, что ты – актриса театра Олега Табакова. Ты скорее актриса или певица?
– Сейчас я скорее актриса, это моя основная работа. В театре я получаю аванс и премию. У меня подписан договор, у меня обязательства перед этим местом. Юридически и психологически я больше актриса.
– Если бы тебя спросили на улице, кем ты работаешь, что бы ты ответила?
– Я – артистка. Не актриса и не певица, а артистка.
– В театре Табакова в среднем проходит около 10 спектаклей еженедельно. А с твоим участием?
– Куча спектаклей периодически снимается по разным причинам.
Сейчас идет шесть: «Катерина Ильвовна», «Кинастон», «Зеркало над супружеским ложем», «Буря. Вариации», «Мадонна с цветком», «Дьявол».
– Это много или мало?
– Это круто. Раньше мне казалось, что надо, чтобы все было забито спектаклями, но мне нравится, что сейчас у меня есть свободное время и я могу и петь, и сочинять, и путешествовать, и нормально проводить время.
– Самое большое количество спектаклей, в которых ты одновременно была задействована?
– 7-8.
– Трудно учить роли сразу для нескольких спектаклей?
– Нет. Ты готовишься к спектаклю примерно два месяца. За этот период ты работаешь над ним кучу-кучу времени, выпускаешь и один-два раза в месяц играешь его. Это несложно.
– Ты сыграла 11 ролей в театре Табакова. Какой спектакль – твой любимый?
– Я суперсильно любила роль в «Тупейном художнике», где была опера. Он не пошел – его сняли по разным причинам. А на данный момент – три бомбы: «Год, когда я не родился» с Олегом Павловичем Табаковым и с Павлом Олеговичем. Второй – это «Дьявол», третий – «Кинастон». Сейчас как раз премьера.
– Если отмести хипстерскую молодежную тусовку, которая следит за музыкальными релизами и модными спектаклями, театр для большой части современной молодежи – неинтересно и старомодно. Переубеди меня.
– О, обожаю. Так на кастинге обычно говорят: «Давай, покажи мне. Ты – сучка. Переубеди меня».
Есть «Гоголь-центр», где куча хипстеров-тусовщиков варятся друг с другом, постоянно живут в этой теме и там все клево. Мы судим с разных позиций: между нами десять лет разницы. И ты не находишься в этой сфере, а я смотрю на это все изнутри. Поэтому мне кажется, что сейчас, наоборот, пошел межкультурный контакт, появилось много интересных перфомансов. Я с тобой не согласна, но переубедить тебя я не могу, потому что я сижу в своей «Табакерке», а «Табакерка» – это сколоченная штука, старая.
У «Табакерки» и у «Гоголь-центра» абсолютно разная аудитория.
– Окей. Каков среднестатистический посетитель «Табакерки»?
– Скорее, женщина 40+. Смотря какой спектакль.
На спектакли про войну приходят пары за 50. Спектакль про войну – это для взрослого поколения. Оно любит, когда серьезно, когда есть надрыв.
Есть спектакль по Вуди Аллену, он короткий. На него приходят тети на каблуках и чуваки в пиджаках слегка подшофе, сидят на первом ряду и такие: «Ну, давай». Он легкий, дурацкий такой, развлекательный.
– Сколько у тебя выходных в месяц?
– Если я не репетирую новый спектакль, то у меня полмесяца выходных. Но так бывает не всегда. Чаще всего ты репетируешь что-то с утра, а вечером идешь домой или играешь.
– Где бы ты хотела сыграть?
– Если ты про режиссеров, то я суперхотела бы поработать с [Эймунтасом] Някрошюсом, я бы очень хотела поработать с [Юрием] Бутусовым. Я бы хотела выступить на сцене «Александринки»: МХАТ, например, ездил и выступал со своим спектаклем на их сцене. Да дофига где.
– Роль, о которой ты мечтаешь.
– Хочу сыграть Жанну Д’Арк.
– Почему?
– Это странная тема. Народ или человек решил, что она какой-то проводник. В современном обществе при всех наших морально-этических установках, при всех технологиях и знаниях такая штука уже невозможна в принципе. Сейчас каждый день в тебя подключается слишком много проводников, чтобы почувствовать какой-то энергетический столп.
Плюс, в Жанне Д’Арк тема и божественного, и бесовского, и человеческого, и эго, и способность вознестись, зная, что умрешь. В основном интерес связан с мотивом борьбы эго с богом. Ну и вообще это классный исторический персонаж.
– Ты играла в кино?
– Пф! Ты что! У меня есть роль в сериале. Не помню, как меня звали, но я была главной героиней в серии про интернат для особенных. Моей особенностью был аутизм. Я могла носить информацию в башке. Естественно меня хотели замочить. Это была моя первая роль. Я училась на первом курсе – мне было 24.
Вторая роль – певица на какой-то свадьбе в каком-то русско-французском фильме, и я пела в кабаке.
Третья роль – помощник режиссера в фильме «Кухня», где у меня диалоги из серии «Кубок на месте», «Не знаю, где Нагиев». Вот мои суперроли.
– Зовут?
– Вообще нет. У меня нет агента. Они сами не приходят, а где их взять, я не знаю.
Я ходила на кастинги того, что в принципе не хотела играть, но ведь надо хотя бы пробовать. Видимо, из-за изначального внутреннего отторжения я уже в принципе не могу хорошо сыграть. Ни в один проект – ТНТ, СТС, блокбастеры какие-то – никуда меня не брали. Никогда.
– А хочется?
– Я хочу познакомиться с Леосом Караксом [французский кинорежиссер – прим.], и чтобы он такой: «Во, Женька, вот она, моя актриса! А я сижу во Франции и вообще не знал об этом!» Или с Дэвидом Линчем, который такой: «Да, Женек, конечно! Ты десять лет ходишь по этим сраным кастингам – не нужно это тебе! Тебя жизнь берегла!»
– Для четвертого сезона?
– Ну да! Или хочется встретить молодого режиссера. Я явно классный артист...
– Скромно.
– Ну правда! Я не лишенная таланта и искры божьей. Если я нигде не нужна, может, мне нужно еще мяса подкопить
Когда я выпускалась из института, я думала, что я лет пять поторчу в театре, не буду размениваться ни на какие сериалы, на которые меня будут звать, хоть меня и не звали, и буду наращивать актерское мясо, чтобы потом выходить в кино со знанием дела. Пошел пятый год – пора стартовать.
– У тебя были оперные роли.
– Не совсем. Была классическая постановка, спектакль по Лескову про крепостной театр, и внутри которого была мини-опера. Она длилась 20 минут, ее написал Маноцков [Александр Маноцков, российский композитор – прим.].
– Есть ли у тебя сейчас оперные роли сейчас?
– Нет, к сожалению.
– Хочется?
– Естественно! Я же люблю петь.
– Круче петь оперу или шарашить на сцене клуба?
– Конечно, шарашить на сцене клуба! В опере есть жесткая система, каноны, которые ты должен соблюдать. Это определенная позитура голоса, и ты не дергаешься, не делаешь лишних движений. А на сцене, наоборот, ты просто шпаришь. Попал, не попал – пофиг вообще. Идеально, конечно, если ты суперчисто споешь. Но в СБПЧ, например, суть не в этом. Там никто не стремится к тому, чтобы нотка в нотку спеть. Все хотят просто покайфовать.
– Мои знакомые, которые выбрали оперную карьеру, скептически относятся к поп-певцам: музыканты неправильно поют, у них неправильно располагаются связки, голос портится. Твоя музыкальная карьера сказалась на оперных скиллах?
– Нет. Скорее, мой опыт работы в спектакле и мой оперный опыт помог нормально существовать в поп-направлении. Я же не училась ни в каких музыкальных школах. Я училась три года на гитаре, но я ее ненавидела и хотела играть на фортепиано. Спустя три года занятий на гитаре я узнала, что мне нужно было посещать еще и сольфеджио. Я не ходила в хор. Я – профан.
Опера Маноцкова была довольно экспериментальной, подогнанной по тесситуре под меня. Чтобы исполнять ее более-менее достойно, я занималась с Ариной Зверевой, которая помогла мне чувствовать себя увереннее на сцене. Чтобы выдать высокую ноту, нужно к ней технически подготовиться. Меня этому не учили.
– Стоп. «Михална», Dsh! Dsh! и так далее – это проекты, где была солистка без музыкального образования?
– Да. Но они и не претендуют на супермузыкальность.
Если бы я была фанатом Мэрайя Кэри и оттачивала бы свое мастерство, искала бы свою манеру, это было бы одно. А это Ramones, The Velvet Underground и какие-нибудь New Order.
– В футболке Ramones ты даже выступала. Твои любимые исполнители?
– Стив Мэйсон, The Beta Band. Моя любимая группа, называется Girl Band. Слышал? Если нет – обязательно послушай, потому что это просто ****** [разрыв]. Они приезжали в «16 тонн» и у меня был экстаз святой Терезы.
А Ramones я люблю, потому что это идеальная романтика юности. Когда все мелодично и просто: и слова простые, и нет никаких загонов.
– Музыкального образования у тебя нет, а театральное есть. Ты поступила в театральное училище в 24 года. Почему так поздно?
– Да я тупила че-то.
Отучилась в одном институте, закончила, пошла в другой на второе высшее. Тогда познакомилась с Денисом Нааном [автор проекта «Михална» – прим.]. Он мне внушил, что мне не нужно заниматься тем, чем я планировала – пиаром и всякой такой фигней. Два моих первых образования – социолог МАБиУ и пиар в историко-архивном институте РГГУ. Я отучилась два года в РГГУ и бросила под влиянием Дини.
За шесть лет изучения психологии, способов манипулирования людьми, я поняла, что в принципе не хочу всем этим заниматься. Это тупость, и незачем тратить жизнь вот на это.
Я ничего не делала год. Потом подумала: «Попробую поступить в театральный». Денис меня жутко отговаривал и говорил, что там испортят меня и всю мою прекрасную природу. Я поступила, отучилась, все клево и прекрасно.
Родители сначала говорили: «Что это за образование? Выпускаются миллионы актрис. Лучше выпустись социологом, получишь хоть какие-то навыки, хотя бы Excel будешь знать».
– Ты где-нибудь работала до театра?
– В 19-20 лет была Promo Girl. Стояла в торговом центре и впаривала сигареты. Во время учебы, зарабатывала этим. Платили какие-то смешные деньги. Тысяч 10 в месяц.
– Как началась твоя музыкальная карьера?
– Я познакомилась в Крыму с Денисом который такой: «Давай что-нибудь придумаем».
Я всю жизнь кривлялась, изображала, пела, играла и знала, что у меня при нехватке техники довольно приятный голос. Диня предложил петь, я такая: «О, клево!» Петь, кататься на велике, дурачиться – давай делать классное.
– Ты слушаешь музыку, которую исполняешь сейчас или исполняла раньше?
– Редко, но слушаю.
Все, чем я занимаюсь в музыке, такое разное, хотя в принципе все одно и то же. Мелодекламационные зарисовки.
– Ты автор текстов группы Dsh! Dsh!, в которой была солисткой. Скажи, что ты принимала, когда писала текст песни «Виноград»?
– Ха-ха, ничего.
Это был проект «Михална» с Денисом. Внутри него у нас была куча проектов, один из них – «Банда овощей». Мы сочиняли тексты про жизнь овощей, фруктов и зверей. Все персонажи были не люди.
– В чем замысел?
– Да ни в чем. Просто фан.
– Как закончился проект «Михална»?
– Мы были лошье полное и ничего не соображали, что происходит, что сколько стоит. Мы заключили контракт с Sony BMG, толком его не читая.
Когда мы поняли, что такое работа с продюсером,ришло осознание, что смысла во всем этом не было. Не будет Полины Гагариной, мы не пойдем на телек, потому что не хотели этого и наш проект не для телека. И ресурсов у творчества такого рода нет, они не предполагаются. Это бессмысленно. И просто мы их ***** [нафиг] послали и все.
Но весь замут был в том, что я не могла использовать свое же отчество – Михайловна. Вотэфак?
Контракт был на пять лет, и сейчас я уже могу петь, называясь «Михалной». Тогда же я не могла петь те 11 песен, которые мы им продали.
– На первом концерте Dsh! Dsh! ты была в костюме цветочка. Как это пришло в голову?
– Я не знаю. Чувак, мне было 20 лет, я хотела выбить себе татуировку WWF – панда, все дела. Мне казалось, что все вокруг – реализация твоих желаний и возможностей. Мои 20-24 года – это как будто мне было 17: наивное восприятие мира, безопытное. Когда кажется, что все классное и что если ты максимально добрый, честный и хороший, то никакого говна никогда не случится и все будет только супер, потому что мы же планету спасем.
И этот весь цветочек – потому что я очень люблю природу, переживаю за нее.
– Гринписовец?
– Нет. У меня кожаные сапоги, хотя шуба, видишь, из Чебурашки. Опять-таки, Чебурашка – это такое грязное производство: проще убить пару норок, чем эту шубу сделать. Но на эмоциональном уровне я суперсильно расстраиваюсь из-за таких бездушных и жестоких вещей, например, когда убивают дельфинов. Расстраиваюсь вообще до адского рева. И сейчас реву. Просто сейчас я уже стала больше заботиться о сыне, семье, и столько эмоций по этому поводу уже не выходит.
– Помнишь свой самый странный концерт в карьере?
– Я выступала в клубе «Реставрация». Спела за три тысячи рублей три песни чувакам, которые сидели и жрали.
– Как ты оказалась в СБПЧ?
– Кирилл предложил придумывать и петь песни вместе. Я согласилась.
– Ты следила за тем, что они тогда делали?
– Вообще была без понятия. Никогда творчеством Кирилла не интересовалась. Один раз, когда мы спускались после концерта Dsh! Dsh! в «16 тонн», я увидела афишу СБПЧ и спросила: «Че за СБПЧ?». Стас, мой муж, басист Dsh! Dsh!, ответил: «Да питерский чувак. Прикольный, но его музло ты не станешь слушать. У нас даже дома есть пластинка». Окей. Пришли домой, поставили – «Да-а-а, музло – ***** [жесть]». И я забыла об их существовании.
Мне стало интересно и захотелось работать с Кирей после того, как он выпустил альбом «Я думаю, для этого не придумали слово», где «Нельзя сказать короче». Эта песня мне впечатлила, я послушала еще парочку. Я пошла на концерт, и когда увидела, что происходит на концерте, поняла, что стопудово хочу.
– На концертах ты поешь не только песни, в записи которых участвуешь, но и другие. При этом, не все. Почему?
– Сейчас уже почти все. Сначала у нас была одна песня, и я с ней выходила. Потом у нас их стало две, и мы решили, что две – это ни туда, ни сюда, давай еще «Польшу» сделаем. Будет три, хоть какой-то блок.
– Твоя любимая песня СБПЧ.
– «Нельзя сказать короче» по музыке – экстаз святой Терезы. На концерте меня нахрен вштыривает от нее.
– На последних концертах Кирилл анонсировал новый альбом и играл несколько песен оттуда. Когда будет релиз?
– В 2018 году. Не раньше весны.
– Чем он отличается от предыдущих?
– Будет больше треков со мной.
Там есть пара песен, от демок которых я офигела, потому что, как мне кажется, это не похоже на Кирилла. Это просто супер по-другому, поэтому суперклево, что из него такое прет. В альбоме поучаствовал Саша Липский, бывший участник Pompeya. Он очень много привнес в музыкальном плане, стало много мелодичных клевых штук, от которых лично я в восторге. Ну и песен со мной больше. Раньше была одна на альбом, а теперь не одна.
– Сколько?
– Больше, чем одна...
– Как вы пишете тексты для песен с тобой?
«Африка». Киря меня спросил: «Что ты хочешь?» Я не знала: принесла ему килотонну своих стихотворений, и он выбрал из них то, что ему нравилось. Под выбранное он подставил свое, и получилась белиберда из того, что он и я говорим.
«Такси». Я снова выслала кучу текста, и он выбрал эту фигню про «Хочешь, я к тебе приеду», говорит: «Вот это ******* [круто]». Я говорю: «Да, это ******* [круто], давай делать»
В новом альбоме есть песня, для которой я придумала килотонну текста. Киря опять сказал, что это все суперкруто, ему все понравилось. Я придумала, как напеть одну из фраз. В итоге он полностью переделал весь текст, оставив в припеве только мою фразу, которую я придумала и напела.
– Как Гудкову пришла идея записать видео в плаще на голое тело?
– Он знает Кирю, ему понравилась песня, и он просто прикололся.
– Вы не просили?
– Нет! Но это было круто. Это был гениальный клип и лучше мы вряд ли что-нибудь когда-нибудь снимем.
– Ты поешь с СБПЧ или ты поешь в СБПЧ?
– Я пою в СБПЧ.
– Ты – единственный член группы с актерским образованием. Почему ты не появляешься в клипах?
– Появлюсь. Новые два клипака выйдут со мной. Один точно выйдет скоро. На «Такси».
– Илья Барамия сильно прибавил в популярности после того, как стрельнула татарская группа АИГЕЛ. Ты слушала их альбом?
– Я слушала только одну песню. И клипак смотрела. Я на концике не была и вообще без понятия, качают они или нет. А клипак прикольный. Одна песня как явление – это круто.
– Что ты сейчас слушаешь?
– В основном иностранщину. Сейчас я стала тоже интересоваться русским рэпом, меня это искренне прет, но в айподе у меня ничего из рурэпа. Там куча всякой классной залипухи и старья.
– Лучший русскоязычный альбом 2017 года?
– Ты че, смеешься? Я вообще не знаю, что в мире происходит. СБПЧ, че там, как он там назывался? «Мы самое большое животное и мы вас всех сожрем».
– Окей. Исполнитель, которого ты бы выделила в 2017-м?
– Я бы Фейса выделила. А еще мне нравится Кизару. Shortparis крутые. А еще – я сужу, правда, по одной песне – мне нравится Татарка.
– Песни на татарском – это тема?
– Прикольно. Мне очень нравится. Татарский – он такой, «тыг пырык кыг» – очень звучно, как барабанные палочки.
– Когда у Жени Борзых выйдет сольный альбом?
– Вообще без понятия.
– А хочется?
– Да, конечно. Но хочется в принципе, как Жанну Д’Арк. Не знаю, как бы я хотела чтобы выглядел мой сольный альбом. На данный момент меня все устраивает с Кириллом.
– Июнь 2014 года, интервью «Афише»: «А вообще Стас мечтает о том, чтоб мы рубанули что-нибудь из серии Ramones, чтоб все хором орали и играли. И я тоже ужасно этого хочу». Все еще хочешь?
– Да, но технически это очень сложно. Когда тебе 33, сложно искренне рок-н-роллить. Сейчас мне как будто хватает амбиций, эмоций и рок-н-ролла в СБПЧ.
– Что слушает твой сын?
– Все, что слушаем мы.
– И Фейса?
– Нет. Фейса мы дома не слушаем. Стас не фанат рэпа, но он им интересуется как культурным явлением.
– Предположим, твой сын включил при тебе Фейса. Твоя реакция?
– Да мы офигели однажды – он пришел домой и такой: «Gangnam style!» Откуда он ее притащил в пять лет, вообще непонятно. У него телека же даже нет.
– Одно дело PSY, текст которого маленький ребенок не поймет из-за языкового барьера. Другое – Фейс.
– Если у человека есть интеллектуальный багаж, он воспринимает информацию продуктивно для себя. Если ты хорошо знаешь историю искусства и видишь картину, где Хронос пожирает свое дитя, тебя ужасает вид, ты в **** [шоке] – но понимаешь, что это не человек жрет ребенка, а метафора. Если Ванек в 13 лет притащит Фейса и будет слушать, надеюсь, что я и наша семья к тому времени донесем до него, что это не прямой призыв к действию и что музыка не калька жизни, а гипертрофированная штука, выделение ярких образов, ассоциации, которые действуют на мозг.
Взять Nirvana. Я воспринимаю Кобейна как проекцию Иисуса. Он идеальный человек, такой пророк, посланный в мир, как Жанна Д’Арк. Но, в отличие от нее, Курт оказался в условиях, в которых он не может выполнить свою миссию. Мир его уничтожал, он сам уничтожался, но это неважно: энергетически у него был позитивный посыл.
Хотя про него столько говна написано! Его и при жизни прессовали: «Почему, ***** [блин], наши дети должны слушать про вот это дерьмо, которое в твоей голове? Заткнись, ***** [блин]! Сдохни!»
А можно – наоборот.
Мой любимый писатель – Кафка. Убью нахрен того, кто будет говорить, что это канцелярский слог. Типа это депрессия какая-то – ни хрена. Наоборот, это яркий мир в каждых его двух словах.
Надеюсь, сын не будет дураком. Пусть слушает что хочет.
– Ты считаешь себя популярной?
– Нет.
– У тебя есть страничка в «Википедии». А ты говоришь, что нет.
– В «Википедии» про меня все написал Диня. Все, что там написано – это его рук дело. Это было 10 лет назад или больше, 15.
– Тебя узнают на улицах?
– Нет. А почему меня должны узнавать?
– Ты играешь в театре.
– В театры, как ты сам говоришь, не особо кто ходит.
В метро была один раз смешная штука: чувак подошел в метро и спросил, Женя ли я Борзых. Назвался фанатом, бла-бла-бла. Но это было один раз.
– Ты хочешь популярности?
– Мне хотелось бы сделать что-то такое, чтобы все офигели, и вследствие этого стать популярной. Я не хочу стать популярной ради популярности. Я достаточно себялюбива и достаточно высокого мнения о себе. Но если я сейчас не популярна, значит, я еще этого не достойна.
Если у тебя есть осознание своей правды и значимости, – а мне кажется, что я не говно собачье – значит, я могу сделать что-то крутое – сыграть Жанну Д’Арк, например. И так ее сыграть, чтобы все такие «Вот что там на самом-то деле!» Вот такую популярность я хочу – чтобы люди знали и говорили про меня, офигевали. Но раз ее пока нет, значит, рано. А другая популярность – на хрен она мне нужна?
Блиц:
– Премьера в «Большом театре» или концерт в «Олимпийском»?
– Концерт в «Олимпийском».
– «Африка» или «Такси»?
– «Африка».
– Самый великий музыкант в истории?
– Бетховен.
– Артист, с которым ты бы с удовольствием фитанула.
– С этим чуваком из Girl Band. И с Shortparis.
– Последняя книга, которую ты прочла.
– «Воскресение» Толстого.