...Сэм окунул перо в чернила, приготовляясь вносить поправки, и начал с
весьма театральным видом:
- "Милое создание..."
- Уж не стихи ли это? - перебил отец.
- Нет, - ответил Сэм.
- Очень рад это слышать, - сказал мистер Уэллер. - Стихи ненатуральная
вещь. Никто не говорит стихами, разве что приходский сторож, когда он
является за святочным ящичком *, или уорреновская вакса * да ролендовское
масло *, а не то какой-нибудь плаксивый парень. Никогда не опускайся до
поэзии, мой мальчик! Начинай сначала, Сэмми!
Мистер Уэллер взял трубку с видом критическим и глубокомысленным, а Сэм
начал снова и прочитал следующее:
- "Милое создание, я чувствую себя обмоченным..."
- Это неприлично, - сказал мистер Уэллер, вынимая изо рта трубку.
- Нет, это не "обмоченный", - заметил Сэм, поднося письмо к свечке, это
"озабоченный", но тут клякса. "Я чувствую себя озабоченным".
- Очень хорошо, - сказал мистер Уэллер. - Валяй дальше.
- "Я чувствую себя озабоченным и совершенно одур..." Забыл, какое тут
стоит слово, - сказал Сэм, почесывая голову пером и тщетно пытаясь
припомнить.
- Так почему же ты не посмотришь, что там написано? - полюбопытствовал
мистер Уэллер.
-Да я и смотрю, - ответил Сэм, - но тут еще одна клякса. Вот "о", а вот
"д" и "р".
- Должно быть, "одураченным", - сказал мистер Уэллер.
- Нет, это не то, - сказал Сэм, - "одурманенным" - вот оно что.
- Это слово не так подходит, как "одураченный", - серьезно заметил
мистер Уэллер.
- Вы думаете? - осведомился Сэм.
- Куда уж там! - откликнулся отец.
- А вам не кажется, что в нем смысла больше? - спросил Сэм.
- Ну, пожалуй, оно понежней будет, - подумав, сказал мистер Уэллер.
Валяй дальше, Сэмми.
- "...чувствую себя озабоченным и совершенно одурманенным, обращаясь "к
вам, потому что вы славная девушка, и конец делу".
- Это очень красивая мысль, - сказал мистер Уэллер-старший, вынимая
трубку изо рта, чтобы сделать это замечание.
- Да, мне тоже кажется, что оно неплохо вышло, - заметил Сэм, весьма
польщенный.
- Что мне больше всего нравится в таком вот слоге, - продолжал мистер
Уэллер-старший, - так это то, что тут нет никаких непристойных прозвищ,
никаких Венер или чего-нибудь в этом роде. Что толку называть молодую
женщину Венерой или ангелом, Сэмми?
- Вот именно! - согласился Сэм.
- Ты можешь называть ее грифоном, или единорогом, или уж сразу
королевским гербом, потому что, как всем известно, это коллекция диковинных
зверей, - добавил мистер Уэллер.
- Правильно, - подтвердил Сэм.
- Кати дальше, Сэмми, - сказал мистер Уэллер.
Сэм исполнил просьбу и стал читать, а его отец продолжал курить с видом
глубокомысленным и благодушным, что было весьма назидательно.
- "Пока я вас не увидел, я думал, что все женщины одинаковы".
- Так оно и есть, - заметил в скобках мистер Уэллер-старший.
- "Но теперь, - продолжал Сэм, - теперь я понял, какой я был регулярно
безмозглый осел, потому что никто не походит на вас, хотя вы подходите мне
больше всех..." Мне хотелось выразиться тут посильнее, - сказал Сэм,
поднимая голову.
Мистер Уэллер кивнул одобрительно, и Сэм продолжал:
- "И вот я пользуюсь привилегией этого дня, моя милая Мэри, - как
сказал джентльмен по уши в долгах, выходя из дома в воскресенье, - чтобы
сказать вам, что в первый и единственный раз, когда я вас видел, ваш портрет
отпечатался в моем сердце куда скорее и красивее, чем делает портрет
профильная машина (о которой вы, может быть, слыхали, моя милая Мэри), хотя
она его заканчивает и вставляет в рамку под стеклом с готовым крючком, чтобы
повесить, и все это в две с четвертью минуты".
- Боюсь, что тут пахнет стихами, Сэмми, - подозрительно сказал мистер
Уэллер.
- Нет, не пахнет, - ответил Сэм и продолжал читать очень быстро, чтобы
ускользнуть от обсуждения этого пункта: - "Возьмите меня, моя милая Мэри,
своим Валентином и подумайте о том, что я сказал. Моя милая Мэри, а теперь я
кончаю". Это все, - сказал Сэм.
- Что-то очень уж неожиданно затормозил, а, Сэмми? - осведомился мистер
Уэллер.
- Ничуть не бывало, - возразил Сэм. - Тут ей и захочется, чтобы еще
что-нибудь было, а это и есть большое умение писать письма.
- Пожалуй, оно верно, - согласился мистер Уэллер, - и хотел бы я, чтобы
твоя мачеха следовала при разговоре такому славному правилу. А разве ты не
подпишешься?
- Вот тут-то и загвоздка! - сказал Сэм. - Не знаю, как подписаться.
- Подпишись - Веллер, - посоветовал старейший представитель этой
фамилии.
- Не годится, - возразил Сэм. - Никогда не подписывают валентинку своей
настоящей фамилией.
- Ну, тогда подпиши "Пиквик", - сказал мистер Уэллер. - Это очень
хорошее имя и легко пишется.
- Вот это дело, - согласился Сэм. - Я бы мог закончить стишком, как вы
думаете?
- Мне это не нравится, Сэм, - возразил мистер Уэллер. - Я не знавал ни
одного почтенного кучера, который бы писал стихи. Вот только один написал
трогательные стишки накануне того дня, когда его должны были повесить за
грабеж на большой дороге; ну, да он был из Кемберуэла, так что это не в
счет.
Но Сэм не хотел отказаться от поэтической идеи, пришедшей ему в голову,
и подписал письмо:
"Полюбил вас в миг
Ваш Пиквик".
Сложив его весьма замысловато, ой нацарапал наискось адрес в углу:
"Мэри, горничной у мистера Напкинса, мэра, Ипсуич, Саффок", запечатал
облаткой и сунул его в карман, готовое для сдачи на почтамт.
Чарльз Диккенс "Записки Пиквикского клуба"