Операция длилась семь с половиной часов. Как и 99% подобных операций, прошла она с осложнениями. В операционном поле осталась капля крови, а наличие крови в головном мозге называется "Инсульт".
К моменту, перевода дочери из реанимации у нас состоялась беседа с оперирующим нейрохирургом. Нас предупредили, что в случае увеличения крови в головном мозге, ребенка забирают на повторную -экстренную операцию. Так как, я плакала сутками, муж взял отпуск за собственный счет и все время был со мной. Мы целыми днями сидели возле дверей реанимации, а ночами в палате. Мы были иногородние и уезжать категорически отказывались, нам разрешили остаться в палате . Сейчас , спустя два с половиной года и зная правила разных больниц, я очень благодарна за это, благодарна , что лежать с ребенком разрешили нам с мужем вдвоем. Благодарна за чуткое отношение и какое то уважение к нашему горю, весь мед.персонал стремился нам помочь. Мой телефон звонил целыми днями,звонили родственники, коллеги, друзья , но что то говорить и рассказывать, я не могла, поэтому просто не брала трубку.
Из реанимации ребенка привезли на четвертый день, ее положили на кровать и подключили капельницу. Она могла говорить, но говорила что то бессвязное, на вопросы отвечала невпопад. Дочь не понимала , что хочет в туалет и мы купили "памперсы" и одноразовые пеленки. Каждые два - три часа ее рвало . На наше с мужем присутствие, она почти не реагировала. Единственное, что осталось неизменным -это реакция на врачей и мед.сестер , стоило кому то из них показаться в нашей палате, дочь начинала плакать и кричать. Ежедневно ребенка возили на компьютерную томографию, контролировали не становится ли капля крови больше. Эта процедура длится всего шесть минут. Этих шести минут мы ждали и боялись, шесть минут маленького персонального ада для нашей семьи , каждый день.
На седьмой послеоперационный день ,нам озвучили диагноз, из лаборатории пришли результаты "гистологии". У нашего ребенка была диагностирована злокачественная опухоль мозга , без метастазирования в костный мозг. В нейрохирургии мы пролежали семнадцать дней, капля крови постепенно рассосалась , но состояние дочери не улучшалось.
Оперирующим нейрохирургом, было принято решение о нашем переводе в другую больницу в отделение детской онкогематологии. А за окном был август и ребенка вновь везли на лежачей каталке, в санпропускник где возле дверей нас ждала машина "скорой помощи". Мы с мужем плелись сзади, молчали, сейчас я уже не помню о чем думала тогда, наверное мне просто было страшно...
(продолжение следует)