Хочу рассказать об одном событии, которое произошло в пятом классе. Но не могу не сказать о той школе, в стенах которой мне посчастливилось расти и умнеть. Да, я и мои друзья учились в хорошей школе, самой лучшей в городе. Раньше в здании школы была мужская гимназия, но это было еще до 1917 года, потом была трудовая школа, затем средняя школа № 7 имени Надежды Константиновны Крупской. Через некоторое время школе присвоили имя Николая Михайловича Пржевальского. С 1990 года моя родная школа преобразовалась опять в гимназию. Интересно, что закладка первого камня (рождение здания) произошла 3 сентября 1858 года, а через 102 года родилась и я, именно 3 сентября. Совпадение, но я всегда в здании чувствовала себя очень комфортно. Каждое первое сентября всех первоклассников приводили в музей школы и проводили достаточно хорошую экскурсию, рассказывая историю гимназии и, с особой гордостью, обо всех знаменитых людях, вышедших из стен гимназии.
Рассказывали первоклашкам, что на закладку первого камня мужской гимназии (средства собирались дворянским обществом города), приехал царь Александр II. Историки описали это событие так: «Для увековечивания этого события были изготовлены серебряный молоток и мастерок, на которых были слова: «3 сентября 1858 года». Церемония закладки состояла в том, что император после пышного молебна в присутствии горожан серебряным мастерком уложил в фундамент первый кирпич и пригнал его серебряным молоточком. Для хранения этих реликвий был изготовлен ковчег. До 1917 года ковчег хранился в гимназической церкви. Сейчас эта реликвия находится в Московском государственном историческом музее» .
Вот такое замечательное здание, которое, казалось, было пропитано еще дореволюционным духом, несмотря на долгие попытки вычистить все прошлое. В классах было просторно, высокие окна, широкие подоконники. А какой актовый зал! Действительно это был зал для торжественных событий: высокий - на два этажа, была сцена, занавес. Висели люстры, по стенам была лепнина. В самом же здании было всего три этажа и на третьем, лестницу венчал небольшой балкончик, где мы любили, уже в старших классах стоять на переменах. Младшие классы имели свою законную территорию на втором этаже, рядом с учительской и вход в это крыло здания старшеклассникам был запрещен.
Жилось в таком здании хорошо. Очень здорово было ходить по высоким коридорам, проходя через полукруглые арки, бегать по стальным узорчатым лестницам, хотя на некоторых местах этот узор стерся, и лестница была приятно гладкой, скользкой и какой-то теплой (странно, но факт!) на ощупь. Поэтому, если человек первый раз сбегал с третьего этажа на первый, то непременно падал – коварство здания (иначе это не назовешь), как будто здание помнило и никак не могло смириться с тем, что нет больше чинных неспешных рядов гимназистов, нет, не теперешних, а тех, кто олицетворял Россию, был ее гордостью. Можно назвать, к примеру, имя Николая Михайловича Пржевальского – какой знаменитый человек!
Вот в таком замечательном здании и находился наш 5 « Б» класс. Народу в классе было много, но это даже не замечалось, так как нравы в то время были нормальные: дети слушались родителей, а учителей побаивались. Стоило услышать: «Буевич идет!» - сразу в коридоре делалось пусто. А когда этот высокий, с очень «орлиным профилем» завуч, начинал говорить своим басом, то здесь просто хотелось исчезнуть, провалиться. Он с изящностью старого ворона «хищно зависал» над провинившимся учеником, склоняя голову набок и, молча, раздувая широкие ноздри, ждал объяснений. Его глаза начинали сверкать за стеклами очков, хотя, сам он с трудом сдерживал улыбку (он был очень добрым дядькой), потому, что эта картина объяснений была настолько всегда потешна со стороны. Несчастный ученик, будто это он автор всех мировых катастроф, стоял и, что-то бубнил себе под нос, не поднимая глаз, ковыряя при этом ботинком пол - просто откровенно врал, всеми силами оправдывая себя и стараясь быстрее задобрить учителя и завуча (в одном лице).
Это только первые классы боялись нашего знаменитого завуча, а потом, уже узнав про него все, относились с любовью. А как изумительно он преподносил свои знания и это были просто сказочные уроки, хотя речь шла, между прочим, о весьма трудном предмете, но многие тогда просто влюбились в физику. Да, вот таким был Анатолий Валентинович Буевич. Да, много было у нас замечательных учителей, фанатов своего дела.
Ну, теперь непосредственно к сути произошедшего события. Накануне классная руководительница объявила о том, что будет контрольная работа. Такие работы писались просто: на перемене всех выгоняли из класса и учительница на доске, разделив ее напополам, писала мелом вопросы для каждого варианта. Двери в классах были высокими и стеклянными, а в момент написания, стекла закрывали белыми листами ватмана. А мы, как мартышки, подскакивали, чтобы хоть что-то разглядеть и очень все было волнительно. К таким контрольным надо было готовиться дома. Как готовиться – загадка.
Проведя в такой загадочности вечер, утром я вышла навстречу неизвестности, прямо в лапы контрольной работы. Из нашего дома многие учились в моей школе и почти все в одно время выходили из подъездов. Медленно спускаясь со своего пятого этажа, я тормозила на лестничной площадке возле каждого окна, высматривая, кто уже пошел в школу. Так я и увидела, как из своего подъезда вылетел Валерка Сургучев из параллельного класса, красивый мальчик, но безумно ленивый. Вышел он на середину двора и засвистел своему другу Сашке Абрамцеву, а тот, тут же вывалился на балкон и заорал, что внезапно заболел, а мать его ушла рано утром и школа обойдется без него.
Валерика возмутило такое известие, тем более что его приятель, который мог вполне оспаривать призовое место по количеству лени, так ловко устроился и не пойдет вполне официально в школу. Красивый ленивец еще стоял, задравши голову, молча глядя на Сашку, когда я наконец-то спустилась во двор. Я направилась к воротам нашего двора, когда он меня окликнул, и мы вместе с ним поплелись в школу. Пройдя половину пути, он предложил мне прогулять уроки.
Предложение было таким заманчивым, а главное – контрольная работа могла состояться без меня! Конечно, я согласилась, только спросила, каким образом это все делается (это было так неожиданно и страшно интересно). Раньше перед началом первого урока учительница, проверяя наличие учеников, иногда приговаривала: "Так, Семенов прогуливает опять? А где его друг, Гавриленков?" Так что: слышать слышали, а вот теперь и попробуем!
Так как все дворы окрестные были изучены полностью и как «просочиться через квартал в любом направлении», мы знали очень хорошо, то вернуться на заветное «всехнее место отсидки» прогульщиков, не составляло особого труда и заняло всего две минуты. Наш квартал был очень своеобразным: на первых этажах двух домов были детские сады и ясли, круглосуточного режима пребывания детей.
Места для прогулок каждого такого сада были разделены заборами. О деревьях и говорить нечего – во дворах росли кустарники, яблони, липы, клены и тополя. Зелени было очень много. А в центре квартала стоял одноэтажный барак, с надворными постройками (туалеты, сараи). Через некоторое время его собирались расселять, ну а на тот момент там проживало три или четыре семьи. Было интересно наблюдать за жизнью такого отдельного дома, внутри пятиэтажных домов. Интересно было и то, что рядом с бараком, в нескольких метрах, находились ворота заднего двора четырехэтажного «обкомовского» дома (по две квартиры на этаже), в котором проживали элитные семьи (семья первого секретаря обкома КПСС по Смоленской области и несколько семей обкомовских работников).
Это был достаточно старинный дом, а еще он знаменит тем, что на первом этаже была гостиница, в которой останавливался во время своего визита в город первый космонавт планеты Земля, наш земляк Юрий Алексеевич Гагарин. В нашей школе учились дети из этого дома. Мне было странно, приходя к однокласснице (внучке одного из обкомовцев) в гости, обязательно говорить милиционеру, сидящему на первом этаже, о цели своего визита. Он, поднимал телефонную трубку, уточнял - ждут ли меня в квартире, а потом вежливо пропускал.
Вот среди таких разных условий жизни мы и собрались прогулять уроки. Утром среди дворов было тихо, так как дети из детских садов гуляли строго по расписанию, причем, каждая группа на своей огороженной площадке, которых было четыре. На каждой из них были какие-то качели, песочницы, маленькие домики и большие деревянные беседки. В беседках почти всегда было тихо и пусто, посторонние не захаживали. «Всехним местом» прогулов назвалось небольшое пространство между глухими стенками двух соседних беседок. Вот там-то мы и засели.
И начались нудные минуты ожидания конца занятий. Часы мы тогда еще не носили, поэтому могли ориентироваться только на знакомых детей, которые возвращались домой из школы. Наблюдать открыто за происходящим во дворах мы не могли, так как нас бы заметили бдительные соседи (все друг друга в то время знали и в коммунальных квартирах нашего дома, входные двери могли даже на ночь оставаться открытыми!).
Мы, как разведчики в засаде, время от времени выглядывали по очереди и наблюдали за всем через щели в стенках беседок. Сидели, как мне показалось, целую вечность. Мне было неприятно, все внутри как-то дрожало. Я все боялась, что вот сейчас придет к нам домой классная руководительница и будет ругать меня. Валерка, так, тот просто – достал перочинный нож и стал вырезать на стенке беседки всякую ерунду.
Занимался он этим делом сосредоточено и не обращал на меня никакого внимания. Прогуливал он уже не первый раз, поэтому отношение к этому мероприятию у него было спокойное. Время от времени, он мне напоминал, что в классе сейчас идет контрольная работа, а мы в ней не участвуем, значит и плохие оценки нам не грозят. Такое оправдание на меня почти не действовало и я, как заяц, вся была на нервах.
Вдруг к нам пришел еще один прогульщик. Это был мальчик из соседней школы, но живущий в нашем доме. Он был «полупрогульщиком» – ушел со второго урока. И вот бурно обсуждая обстановку в школе, он рассказывал нам о своей школе и обо всем, что ему удалось заметить и в чем поучаствовать. Так мы просидели еще урока два. Потом, уже когда честные ученики возвратились домой, мы расстались.
Я прибежала домой и, радуясь, что дома никого нет, стала готовиться к походу в музыкальную школу. Там мне нравилось, даже из тех соображений, что мы там были почти все равны: все сдали вступительные экзамены, все обладали музыкальным слухом и все уже довольно сносно играли на музыкальных инструментах. В музыкалке была настоящая жизнь – мы там учились сами и могли видеть результат этого обучения, сдавая экзамены почти в каждой четверти то пьесы, то технические зачеты по гаммам и арпеджио.
Да, наши каторжные занятия дали нам способность играть так же быстро, как играли наши учителя. Те, кто не прошел «горнило» музыкалок, тем не понять, что испытываешь, когда выходишь на сцену и играешь для публики, играешь в четыре руки (вдвоем на одном рояле или на двух роялях), аккомпанируешь настоящим певцам из областной филармонии или играешь концерт для фортепиано с оркестром. Ну, это так, лирическое отступление.
Так вот, на музыку собиралась просто с удовольствием. Меня там ждали любимые друзья-музыканты и душа рвалась к ним. А еще просто хотелось уйти быстрее из дома, так как очень боялась, что учительница придет выяснять причину пропуска учебного дня.
Вечером, вернувшись из музыкалки в отличном настроении, я вдруг поняла, что утреннее угрызение совести вновь вернулось. Теперь, уже до самого укладывания спать, я все прислушивалась: не слышны ли шаги учительницы за дверью. Уроки собралась сделать, оказалось, что не знаю задания, позвонить не могла, так как в то время, домашние телефоны были роскошью. Взяв денег по две копейки, я понеслась к телефону-автомату, которых было много, и все-таки выяснила задания.
У меня по телефону одноклассники интересовались, что со мной было, рассказывали, насколько была сложна контрольная. Я нагло врала, что в музыкалке был экзамен. В то время, детей посещавших музыкальные школы, было мало. Собственно, школ таких было мало, принимали они детей только на конкурсной основе, а обучение музыке было платным. Я платила десять рублей в месяц, при средней зарплате в шестьдесят рублей. Поэтому на нас «счастливых» смотрели «сквозь пальцы». Большинство из нас учились в общеобразовательных школах хорошо, а некоторые плохо, но если человек здорово играл на инструменте – его особо не заставляли зубрить.
Конечно, я не могу здесь передать того страха, который меня преследовал весь вечер «прогульного» дня. А еще вечером, когда у меня спрашивали, как прошел день, я постаралась изо всех сил стараться не врать, а переводить разговор на любые другие темы.
Прошла ночь! Утро наступило и надо идти в школу! Ужасней утра не было, но я пошла все-таки в школу. Валерка, считая меня уже своим человеком, радостно проорал мне приветствие и, раскачиваясь на качелях, предложил повторное прогуливание школы. Но мне хватило того вчерашнего переживания и страха, поэтому я прошла мимо него в полном молчании. Он вначале просто онемел, а потом бросил в меня палку и стал обзываться.
Характер у меня был довольно жесткий, благодаря дружбе с мальчишками (совсем не девчачий), поэтому, поняв, что в меня запустили палкой, я ее подобрала и просто, как мне показалось, даже не очень сильно, бросила в Валерика. Кинула и пошла в школу.
Как я была рада, что пошла опять в школу! Чему радовалась, особо не знаю. Мне было хорошо и спокойно сидеть на уроках, ходить на переменах в столовую и даже некоторые неприятности на уроке физкультуры, не могли омрачить моего состояния. У меня не было этого ужасного страха, этого ожидания неизвестности о том, что кто-то придет, расскажет, скажет…..
Но наказание меня настигло. Оно было даже не от учительницы (о прогуле так никто никогда и не говорил), оно вернулось бумерангом и поджидало меня в образе Валеркиной матери. Речь зашла о моей способности поражать далекие цели: брошенная мной палка, попала в цель! Видимо, в этот бросок я вложила все свои нервные переживания «прогулочного» дня, потому как, судя по громкому крику, который я услышала, уже выходя за пределы двора – палка попала точно в Валеру! Я даже не оглянулась – хотелось забыть день прогула.
Оказывается, в этой палке был гвоздь…. Палка, долетев до Валеры, этим гвоздем воткнулась в его ленивую голову. Меня стали ругать, а я стояла и …. Думала о том, каким образом, я все-таки попала в эту голову.