Я продолжаю наблюдать за развитием речи своего младшего сына (если кратко — у него ограниченное количество источников получения информации о языке). И вот интересное наблюдение. Он любит, чтобы я ему читал рассказ «Кто сказал мяу» В. Сутеева. Там щенок бегал и искал того, кто так говорит. Так вот в одном месте там щенок подбегал к огромному лохматому псу. И я сыну как-то рассказал, что по-немецки пёс будет «хунд». Не объясняя. А он запомнил. Если его спросить, как по-немецки пёс, он ответит — «хунд». Если его спросить, что такое «хунд», он ответит, что это пёс по-немецки. В его голове сформирована только ассоциативные связи у слова «пёс», он не знает, что такое «по-немецки», «по-русски», «по-китайски» и т. д., он не знает, что такое речь и язык и не знает, что есть люди, которые говорят на других языках. Для всего этого у него в голове пока нет никаких ассоциаций. Но вот мы продолжаем укреплять эту новую ассоциативную связь между словами «пёс» и «хунд», которая называется «по-немецки». Это чистое синтаксическое манипулирование символами.
В какой-то день мы читали этот рассказ, а в конце там у него про кошку. И сын такой спрашивает: «Папа, а как по-немецки кошка?» Понимаете, да? Он не знает, что такое «по-немецки», но в процессе размышлений и обобщения его неокортекс вывел простую синтаксическую (и я буду настаивать на этом) закономерность — некоторые слова, предположительно персонажи сказок, могут быть «по-немецки». Всё. Чистый синтаксис.
Такие наблюдения позволяют чуть-чуть приоткрыть тайну Китайской комнаты.
