«Доброму человеку бывает стыдно даже перед собакой»
(А.П.Чехов, из записных книжек).
Приюты для животных в регионе выживают из последних сил: крупных спонсоров и государственной поддержки нет, забиты они под завязку, но жалостливые горожане продолжают привозить найденных на улицах собак и кошек. Для местных властей питомники — это скорее неприятная болячка: занимают муниципальные территории, что-то просят постоянно, частники на них жалуются. Однако приюты стерилизуют и содержат бездомных собак, которые, в противном случае, остались бы размножаться на улицах городов и сел. Но думать об этом не хочется. Как и заниматься порядком в местных службах отлова.
В приют «Кот и пес», что под Айшей, меня направила руководительница другого собачьего приюта под Казанью. «Вы вот про нас напишите, а нам повезут табунами животных под забор» — устало и недоверчиво говорила женщина, встречая нас в жуткий снегопад в Столбищах, — «Вы расскажите просто, что нам помощь нужна: и с уборкой снега, и с хозинвентарем, и с едой. А времени сейчас, разговаривать с вами, совсем нет, очень много работы».
Как построить приют
На подъезде к Атлашкино видится совсем неочевидный пейзаж: множество маленьких хибарок на просторном, почти пустом поле, ограждены частоколом, и лишь небольшая часть этой внушительной территории покрыта забором из профнастила: оградить им всю территорию пока — непозволительная роскошь.
Альберт Галиев — руководитель благотворительного фонда, созданного для обеспечения приюта. О существовании зоозащитников он не знал, пока в 2015 году случайно не заехал в Залесный по делам: тогда, где-то за местным Бехетле, началось строительство и стали выгонять небольшой частный питомник:
— Я был так ошеломлен, увидев все это хозяйство. Мы скооперировались, создали фонд, пролоббировали землю. Зеленодольская администрация дала нам этот участок в два гектара и начали строить.
В августе пятнадцатого небольшая группа добровольцев пришла в пустое поле: из старого приюта перевозили доски и все, что годилось для строительства. Осенью и весной по колено тонули в грязи, принимали помощь от неравнодушных и отбивались от возмущенных местных жителей. Сегодня приют продолжают строить из любых подручных материалов.
— В этом отношении тут полный хаос. Раньше нам звонили, говорили: «вот ребят, есть ангар, будете разбирать?» Наберешь пару человек, а потом бегом туда. Пару машин досок накидаешь и привозишь довольный, а ноги-руки все в гвоздях. А потом: тут помогут, там немного. Где-то денежку накопили, можем приобрести получше. Вот, крошку проложили асфальтовую до самой кухни.
Альберт предлагает мне залезь на крышу ангара, чтобы сделать несколько кадров, и только отсюда удается в полной мере оценить масштабы приюта. Я в самом центре, словно человек на вершине пищевой цепочки, а вокруг сотни собак: кто-то в вольерах, кто-то на привязи, а самые отчаянные добряки свободно бегают по аллеям вприпрыжку. Они встречают оглушающим лаем и некоторые, отчего-то, следуют моему примеру — запрыгивают на крыши своих будок, виляя хвостами в знак приветствия. Оказывается, очень важно рассадить животных по характеру и размерам, возрасту и родственным связям: здесь распределены все триста шестьдесят псов.
На кухоньке, которая расположилась в строительной бытовке, кипит работа — печи начинают топить в семь утра и заканчивают только к семи вечера. Главная задача на сегодня — приготовить девятьсот литров еды; такой же объем на завтра и послезавтра, а потом, возможно, еще больше — число животных в «Коте и псе» растет в геометрической прогрессии.
— Каждый день у нас начинается как борьба: что-то построить, где-то договориться, что-то привезти, кто-то кого-то задрал — нужно лететь в больницу. В общем, если бояться, то лучше и не начинать.
Всего в приюте работает семь человек и только двое получают зарплату. Самая большая у Любы из Волжска: триста рублей в день. Почти все остальные помощники — люди без определенного места жительства. У кого-то сгорел дом, кто-то просто оказался в тяжелой ситуации: иногда человек не выбирает судьбу, и это очень роднит нас с четвероногими братьями.
Максим, основатель приюта в Залесном, который и перевезли в Айшу, заведует всеми хозяйственными вопросами и организовывает работу сотрудников. Он быстро здоровается с нами и возвращается в пучину дел: время близится к обеду, а значит, пора выезжать в Зеленодольск — забирать в местных школах остатки и отходы обеденной еды.
— Это удивительная вещь, хоть изначально с этой едой нас никто конечно не ждал. Я сам, помню, катался, всю эту систему налаживал. Глава Зеленодольского района дал распоряжение — отходы со школ отдавать в приют. Вроде все обговорено. Приезжаешь, спрашиваешь, как можно еду забрать, а в ответ: «Че? Кто? Приют? Идите-ка вы… в лес». — Альберт рассказывает об этом с улыбкой, но досаду и усталость скрыть не может, — Оно и ясно: у всех тут уже частники прикормились, у кого свиньи, у кого гуси. Но в итоге мы в эту систему вклинились, и школы сейчас закрывают нам половину расходов на еду.
С чего начинается гуманизм
Приют живет на пожертвования простых людей. А еще постоянно нуждается в помощи: сколотить вольеры, убрать будки, разнести еду, а для не готовых к физическому труду — подарить немного ласки и теплоты животным, выгулять собак, а лучше взять животное домой. Хозяева приюта находятся в непрерывном поиске благотворителей и переговорах: удается привлечь предприятия, которые периодически собирают небольшие суммы; зоозащитники помогают со стерилизацией; редакция «Зеленодольской правды» открывает сборы помощи. Если где-то рубят лес — администрация направит несколько грузовиков дров; а через пару недель масленица, и приюту выделят место на этом празднике жизни: сколотят несколько будок для собачек всем городом. Какие-то простые и добрые жесты. Но стабильностью совсем не пахнет: в январе не хватает денег на оплату электричества. А еще нужна еда, вакцины и нужно продолжать строительство.
— Подписали недавно договор с Эссеном, правда, ушло на это два года. Конечно, тебя никто не ждет, когда просто с улицы входишь в кабинет.
Для многих ты просто странный человек, который занимается какой-то ерундой. Потому что, вообще-то, надо помогать детям, да и людям жрать нечего, а вы тут с какими-то животными еще возитесь. Непонимание идет со всех сторон.
— Хотя мы не пропагандируем, что вот, мы любим животных, и вы обязательно любите, а просто занимаемся своим делом, пытаемся выработать нормальное отношение к этим пушистым товарищам. Ну, скажем, с чего начинается элементарный гуманизм. Вспоминаются две женщины: одна из Волжска, другая, ее подруга, из Америки. Они к нам заезжали, минут двадцать тут были и столько же рыдали. Особенно та, что из Штатов, все говорила, что у них такого нет: там и самолеты и вертолеты прилетят спасать зверят. Потом еще раз на клетку посмотрит и опять у нее слезы. До того больно некоторым на это смотреть.
— Когда я впервые попал в приют, я не мог понять, как это так, человек держит столько собак. Смотрел на Максима с Оксаной и спрашивал: «вы вообще нормальные? А зачем вам это надо?» Но помочь хотелось. Не могу сказать, что я как-то очень счастлив от этого или испытываю полное моральное удовлетворение. Как-то я Оксане, нашему волонтеру, говорю: «Если бы ты знала что все так будет, ты бы встала еще раз на этот путь?», а она мне: «Не знаю». И я тоже не знаю. Многих из тех, с кем мы начинали, все это отпугнуло, а нам просто деваться было некуда. Не бросишь же все: на мне многие документы, в них никто уже не разберется; у ребят свои обязанности, без которых тоже остановятся глобальные процессы, а кроме нас — никого.
— Удается ли вам заработать как директору приюта?
— Сейчас мы не зарабатываем. Это больной для нас вопрос. Очень хочется, чтобы была и зарплата, и соцпакет, потому что многие заработали здесь болячки, которые надо бы подлечить. Был у нас момент, когда платили каждому, но недолго. А пока даже бытовки оприходовать не можем.
Звериные истории
На улице около минус двадцати, а на открытом поле кажется еще холоднее. Мы замерзаем от короткой прогулки по вольерам, а волонтеры ни на секунду не остановили работу. Альберт показывает на строительную бытовку, в которую мы направляемся:
— Это зеленодольская строительная компания нам очень помогла. Изначально они пообещали построить небольшое административное здание, но получить разрешение не вышло, не смогли до ума довести документы. И вот, перед зимой, они подарили нам две бытовки, и благодаря этому у котов появилось жилье.
Зрелище поражает с порога: на креслах, полках, ящиках, всех мыслимых и немыслимых поверхностях восседают коты — гордые и неприступные, или ласковые и мягкие, утопающие в руках, словно желе. Они тянут маленькие мокрые носы в попытках изучить незваных гостей; резвые котята неведомо откуда запрыгивают к нам на плечи. Наш разговор проходит под тихое убаюкивающее мурлыканье:
— Этот товарищ у нас отбывает наказание за организацию массовых беспорядков, — рыжий пушистый кот за решеткой явно недоволен тем, что попал в карцер. — Мы вообще кошек содержать не планировали. У нас и условий никаких не было, и когда они появились — не знали куда их девать. Вышло как-то само: один, второй, третий, и вот тебе целый кошкин дом. Почти все подкидыши, за редким исключением: Машу, например, недавно в Зеленодольске машина сбила, был перелом бедра, но сейчас мы ее уже подлечили.
Звонки с просьбами «возьмите» у нас не прекращаются: «Алло, ага, не можете принять? А, ну ладно. А где вы находитесь?». И через полчаса машина. Оставляют у забора и уезжают. Тут уж не спутаешь: про десять котят только что спрашивали, десять и оставили. Мы пытаемся людям объяснить, что если у нас четыреста хвостов, это не значит, что мы можем взять и четыреста первого и четыреста двадцатого, но это никого не волнует.
Котенок Тимка ни секунды не может обойтись без внимания. Оксана, все это время слушавшая нас в бытовке, по-матерински ругает юного подопечного. Это совсем молодая и красивая девушка с открытой, белозубой улыбкой, она же — главный волонтер приюта. Оксана помнит больше ста местных котов и псов по именам и рассказывает их истории:
— Перед входом в кошатник собачка в одеяла закутанная лежит. Это старушка Боня, у нее артрит, мы каждый вечер приносим ее сюда, кошки по ней ходят, но не обижают.
Видели на цепи у входа алабая? Он тоже старенький, но настоящий добряк. Его хозяин привез на месяц, сказал уезжает, но не вернулся за ним. А вообще у нас здесь женское общежитие. Летом всех кабелей до двух лет разобрали, из трехсот шестидесяти собак сейчас всего шестьдесят — кабели. Люди считают, что мальчики лучше охраняют. Но те, кто уже брал собачек из приюта говорят: «вот у нас был кабель, он пол года просидел и убежал за собачьей стаей. А зачем же второго тогда брать?» — сетует Оксана, будто обиженная за весь женский род, только не человечий, а собачий. — Я всегда за то, чтобы взять стерилизованную девочку, как охранник она лучше и злее.
— А много вам удается пристроить зверят?
— Бывает пять за месяц удается пристроить, а бывает вообще никого.
За январь никого не забрали, да и в феврале будет, наверное, то же самое. По весне люди едут на дачи, хочется котенка, щеночка, там и за неделю десятерых можно отдать. А осенью привозят: все, мы наигрались.
Но вообще возвращают не часто. Взяли в семью собаку, она год прожила, охраняла хорошо, но была гиперактивная, а у них двое детей. Мы всегда предупреждаем о характере, опасностях, да они и сами видели. В итоге она постоянно прыгала на детей, перекопала им огород. Они и не выдержали — привезли обратно.
— Около кухни собака прыгучая — подхватывает Альберт, — у нас у цирка была акция года два назад, там ее взяла старушка и тоже привела обратно, потому что пока они шли домой, она ее уронила, а потом в шиповник затащила. Вроде маленькая собака, но и старушка дряхленькая, не управилась.
«Мы собрали еды, проведите у нас Урок добра»
В России нет точной статистики о происхождении бездомных животных, как нет и единой стратегии решения этой проблемы. Но все мы понимаем: зоозащитники исправляют когда-то совершенные ошибки людей. В первые два года после освоения новой местности Оксана с Альбертом решили заняться воспитанием подрастающего поколения. Нашли в интернете вопросы для викторин, по своему опыту записали самое важное, что нужно знать о животных и обошли все школы в Зеленодольске. Потом взялись за казанские. Кинули клич зоозащитникам: «присоединяйтесь к нашей программе!», но в ответ получили: «конечно, дураков-то не хватает».
Главное, что нужно объяснить детям: животное — не игрушка. Стать хозяином — это, прежде всего, гулять и ухаживать, регулярно кормить и иногда лечить, помнить об аллергиях и всех неудобствах. Рассказать, откуда на улицах появляются собаки и коты, и что стерилизация своего питомца — очень важный и нужный шаг.
— Оксан, помнишь, когда они плакать начали на наших уроках? Вот это был показатель! А еще когда в конце подпевают под «собака бывает кусачей», ой, так за душу берет… Сейчас мы подустали уже этим заниматься. У нас остались последователи, наши волонтеры, зеленодольские. Они же с детьми делают разные фигурки для благотворительных ярмарок и деньги с продаж отдают нам. Школьники иногда приезжают, и с Казани и с Зеленодольска, но привезти класс не так просто. А вот сами школы нас приглашают, говорят: «Мы собрали еды, проведите, пожалуйста, у нас урок добра».
Борьба с СОБЖем и надежда на Шаймиева
Альберт говорит, что среди казанских зоозащитников нет общности, и каждый живет в своей отдельной реальности:
— Кто-то с нами дружит, а кто-то воюет, кто-то говорит, что у нас здесь убивают собак или даже едят. Иногда такой бред друг с другом устраивают! А нужна общая идея, чтобы сломать систему!
Общая идея и правда нужна: в Казани нет единой организации, которая, к примеру, представляла бы интересы всех приютов. Кто-то проводит митинги в поддержку закона о защите животных, кто-то круглосуточно спасает дворняг из под колес, а кто-то пытается делать все и сразу и думать о проблеме глобально.
Уже многие годы зоозащитники точечно ведут борьбу с «ВетДомом» (бывший СОБЖ) — главным подрядчиком ЖКХ по решению вопроса с бездомными животными. Они утверждают, что организация массово убивает городских собак, а тех, что выживают — содержат в недопустимых условиях в питомнике в Мирном. Прокуратура находила у них нарушения: использование просроченных препаратов и неправильный вывоз трупов, а контрольно-счетная палата заявляла, что в передержке «ВетДома» убивали истощенных животных. В январе прошлого года Idel.Реалии опубликовали расследование, в котором приводят подтверждение словам зоозащитников, но по ответной тишине становится ясно — судьба собак не особенно волнует местные власти.
По республиканским законам, в Казани действует программа «ОСВВ»: отлов животных, стерилизация, вакцинация от бешенства и возврат на привычное место обитания. При правильном проведении, эти меры должны остановить размножение собак, оставив на улицах только безопасных и здоровых. Убийства же запрещены, и зоозащитники утверждают, что убивать ни в коем случае нельзя — на места убитых социализированных животных придут дикие собачьи стаи. Так они восполняют ареал своего обитания.
— Одна зоозащитница смогла заинтересовать Минтимера Шариповича (первый президент республики Татарстан — прим. редакции) вопросом бездомных собак. И мы писали ему письма, не раз встречались с чиновниками, объясняли ситуацию и решения, которые мы можем предложить. Город уже признал, что проблема есть, нужно только чтобы республика осознала и пошла на эти меры. Чтобы начать ОСВВ — нужен пункт стерилизации. Место в городе никто давать не хочет, но вот наш приют, например, находится между двух городов. На двух гектарах можно построить центр, куда будут стекаться все отловленные собаки. Остальную часть разбить на зоны: зона для инвалидов, карантин, вольеры для щенков… В общем, такой большой город собак. — Альберт говорит очень быстро, словно боясь растерять энтузиазм. За эти годы выяснилось, что воплощать планы в реальность не так просто. Например, о здании с кухней, ветеринарным пунктом и комнатой для гостей говорили еще в пятнадцатом году. В декабре семнадцатого решили открыть сбор на краудфандинге: семьсот семьдесят семь тысяч на постройку. Пока удалось собрать около ста двадцати.
— Хотелось красивый приют, чтобы помещения были для собак и для кошек, и дорожки были заасфальтированы, и забор нужен. Хотелось нарисовать план строительства и застраивать все красивыми кирпичными вольерами. Чтобы гостям было где попить чай, потому что в этом и была наша задумка — сделать «Кот и пес» открытым для всех желающих. Нужен очень свой ветеринар, потому что со всеми операциями и серьезными болезнями — мы в Казань. Это же год желтой собаки, а у нас тут почти все желтые, и наш приют из космоса — как огромное желтое пятно. Поэтому все должно у нас получиться.
Дина Мусина, редакция Include
Фотографии автора
