День третий
Проснулся я в ощущении абсолютного счастья и покоя. Утро только начиналось. Все в доме уже шевелилось, пело, говорило. Я попытался включиться в общее движение по дому, но меня только на бегу почесывали, поглаживали, похлопывали. Пару раз почти не придавили, когда я старался разместиться на кресле, стуле, диване… Короче, им надо было сесть именно туда, где я только что уселся. А уж совсем удивительно, почему они перемещаются именно тем маршрутом, которым двигаюсь я. Странные, суетливые человеки. Все разбежались и унесли с собой резкие запахи и звуки. Мы опять стали единственными хозяевами огромного квартирного мира. Тут было что обследовать и исследовать. Мой уровень пока не поднимался выше кресел, куда я как мог карабкался по пушистым покрывалам. Мама моя была куда способнее меня. Но ее происхождение и воспитание не позволяло ей унизить себя до путешествий по столам. Все, что ей нужно, было в доступности и она иногда брала меня за шиворот и относила в корзинку, когда я сильно увлекался обследованиями.
День прошел спокойно и после обеда меня клонило ко сну. Мама своим шершавым теплым ласковым язычком вылизывала мое тельце. Я повизгивал от удовольствия и поочередно закрывая то один, то другой глаз подставлял ей ушки, глазки, животик. Это было таким удовольствием, которое хотелось чтобы длилось бесконечно. Я был счастлив. Потом наступил вечер и в наш дом пришли чужие люди. Их было трое. Они зачем-то пришли к нам с мамой и стали нас рассматривать. Меня зовут Джой… Джоша. Джи. А они произносили одно новое для меня слово – перс, персик. Какой я им персик. Я Джой. У меня и паспорт есть и там написано как меня зовут. Маму мою никто не трогал руками, а вот мне досталось. Почему-то всем хотелось меня подержать на коленях, погладить. От этих людей пахло по-другому и не совсем приятно. Я ничего не понял и когда они убрались, я успокоился и с большим удовольствием забрался под мамин теплый животик. День закончился и все погрузилось в сон. Надо было обдумать все, что случилось…и спать.
День четвертый
Лучше бы он не начинался, этот день. Начался он с внезапных и непонятных сборов. Маму перенесли на террасу. А меня посадили в незнакомый мне домик и понесли куда-то. Я ничего не понял и стал звать маму. Зачем, куда, почему самого? Я сначала пищал, потом стал кричать громче. Но потом, испугавшись новых звуков и запахов, замолк и, сжавшись в комок, затих. Домик наполнился урчанием, грохотом, хлопками, фырчанием и резкими запахами, совсем не знакомыми мне и, надо сказать, противными. Мое убежище трясло, вокруг него рычало, и положение мое было печальным. Длилось это не долго. Когда открыли дверцу моего убежища, я понял, что это новый дом, в котором нет мамы, нет моей привычной жизни. Мне предложили выйти. В домик заглядывали какие-то люди и что-то говорили. В одном из них я узнал того, кто меня трогал и держал на руках. Узнал я его по запаху, резкому и чужому.
Выходить из домика я наотрез отказался. Кто и по какому праву решил за меня мою судьбу? Кто-то спросил меня – хочу ли я уйти от мамы и переехать сюда? Человечий мир был другим, огромным и резким. Это я понял еще в своем доме. Но с его жестокостью мне пришлось встретиться впервые. Печальным было мое знакомство с правилами, которые сами себе и нам придумали люди. А сколько еще предстоит впереди. Это я уже понял. Около моего домика поставили тарелку с водой. Я это видел через открытую дверцу. Мне очень хотелось пить, но я думал, сидя в домике, что никогда не выйду из него, пока не отнесут меня назад, к маме. Благо дело, что меня оставили в покое и я был предоставлен своим печальным мыслям и размышлениям. От пережитого я не заметил как уснул. Лучше бы он не начинался, этот день – было последнее, о чем я подумал.