Сокровище

СОКРОВИЩЕ. ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РОМАН.
Публикуется по главам ежедневно.

Автор: Николай Соснов

Читайте в журнале Покет-Бук Пролог, Главу 1, Главу 2, Главу 3, Главу 4, Главу 5, Главу 6, Главу 7, Главу 8, Главу 9, Главу 10, Главу 11, Главу 12, Главу 13, Главу 14, Главу 15, Главу 16, Главу 17, Главу 18, Главу 19, Главу 20, Главу 21, Главу 22, Главу 23 романа "Сокровище".

ГЛАВА 24. ТАЙНОЕ ХРАНИЛИЩЕ

Грубый мясницкий нож ждал урочной минуты. Вырванный еще при рождении из круга собратьев, он не знал вкуса крови, не ведал руки палача, не слышал криков агонии. Ароматный свежий хлеб равнодушно отдавал на заклание плоть, позволяя кромсать себя во имя того, кто спокойно отдал жизнь земную ради людей.
- Испей, - Анатолий налил воды в подставленную Иринкой голубую глиняную чашку и пустил кувшин дальше по кругу.
Вода оказалась холодна до ломоты в зубах и вкусна родниковой чистотой.
- Пусть вера наша будет общей, как и вода, как и хлеб, - продолжил Анатолий, отрезая от каравая кусочки. Требовалась сноровка, чтобы разделить поровну хлеб между шестью десятками прихожан, заполнивших столовый зал. Первый кусок, как и первый глоток, достался боярышне Волковой.
Не дожидаясь, пока все разжуют и проглотят хлеб, Орехов встал во главе стола, открыл Последний Завет и начал проповедь.
- Сегодня поговорим об уроке не клясться. Ума человеческого не всегда хватает для постижения поучений Завета Божия. Мы ходим как слепые во тьме невежества и глухи к увещеваниям. Мы отвергаем слово Завета даже тогда, когда оно прямо и ясно указывает путь к прозрению. Приемлемое для худого ума и рваной совести мы берем, остальное же бросаем, ибо не умещается в нашей душе, а для кармана не годится. Мы клянемся, хоть и не в наших силах отвечать за клятвы, потом безжалостно нарушаем обещания.
Зал освещали лишь десять свечей, но Иринке казалось, что лицо Анатолия ослепительно сияет гневом. Его голос, вначале тихий и спокойный, постепенно возвышался, бросая обвиняющие слова правды. Он говорил и про нее. Разве не нарушила она уже свое слово в мыслях?
В Последнем Завете Иринка наткнулась на слова, больно уколовшие ее: кто смотрит на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействовал с ней в сердце своем. Видимо, сказанное относилось и к взгляду женщины на мужчину.
Анатолий говорил и говорил, а слова его перекликались с размышлениями Иринки сильнее и сильнее. Наконец, девушка почувствовала, что не может более терпеть. Никто в зале и не подозревал о ее предательстве, но она сама знала о нем и знал тот, кто жил в тепле ее ладоней, стоял за спиной, удерживая от падения. Тот, кто, изгнав прежнего гневного бога в небытие, держал теперь ее сердце под надежным караулом. Ему не нравились мысли Иринки, но он ее не осуждал и от того именно, что не осуждал, а только сочувствовал и думал, как помочь, девушке было очень стыдно перед ним. Пылая лицом как будто попавшим с мороза в тепло, Иринка вскочила и бросилась вон из зала, провожаемая недоумевающими взглядами собравшихся. Но, выбегая по темному коридору на двор, она понимала: от себя не убежать.
- Постой! Что с тобой? - От смутно угадываемого в темноте силуэта поленницы протянулась рука и схватила Иринку за плечо. Девушку охолонуло дважды: сначала от неожиданности, потом узнаванием. Растравленную и углубленную проповедью душевную рану словно посыпали крупной солью. Иринка обессиленно повалилась на руки Афанасия.
- Солнышко, ты чего? - испугался юноша. - Подожди, сейчас отнесу тебя в дом.
- Не надо...в дом, - прошептала Иринка. - Помоги встать.
С помощью Афанасия она оперлась спиной о шероховатую стену поленницы. Тело бил озноб.
- Все-таки нужно провериться у лекаря, - озабоченно сказал Афанасий, даже не подозревая какой приступ душевной боли перенесла невеста от этих простых слов.
- Ничего не нужно. Мы с тобой немного поговорим, и я пойду в кровать.
«Надо сказать». Надо сказать. Надо сказать. Сказать, сказать, сказать. Самой рассказать ему. Нет, она не сможет, у нее не получится.
В ночном мраке, лишь слегка разбавленном тусклыми полосами света из окон усадьбы да скупыми порциями серебра, отмеряемого жадными звездами, Иринка не могла видеть взгляда жениха, но и он ее не видел толком. Поэтому ничто не могло выдать девушку, кроме дрожащего голоса. Она постаралась справиться с ним, заговорив нарочито решительно и беспрестанно душа вспыхивающее снова и снова паническое желание замолчать. Ее волевое усилие было вознаграждено. Голос зазвучал ровно и заметно спокойнее.
- Не знаю, догадываешься ли ты, о чем я хочу говорить. Ты мог бы догадаться, хотя бы потому, что мы почти не видимся последние несколько недель. Я должна тебе кое в чем признаться.
- Погоди, не спеши, - в словах Афанасия явно проглянула скорбь, - я действительно догадываюсь. Будет лучше, если это сделаю я.
- Что именно? - В голосе Иринки мелькнула жалобная нотка. Ей все труднее становилось держать себя в руках. Подступили слезы, но она еще храбро не давала им воли.
- Скажу без намеков. Считаю, и ты, и я, мы оба заслуживаем разом отрезать одну, слышишь, одну-единственную из связывающих нас нитей. Остальные от этого только окрепнут. Итак, прямо и ясно, понимаю, ты меня не любишь больше. Возвращаю тебе твое слово.
Иринка едва не повалилась вновь. Голова заболела, ночь запрыгала перед глазами, пытаясь окутать голову и оторвать ее, унести ввысь прочь от тела.
- Не думай, что я тебя совсем не люблю, - продолжал Афанасий, не замечая происходившего с Иринкой. - Только правильнее нам быть вроде сестры с братом, а иначе выходит ни то ни се. Как-то все изменилось, а, может быть, и всегда так было. Вот, сказал. Ты как?
Напряжение накопилось до точки кипения, разорвав стягивающие сердце путы. Иринка, налившись внезапной силой, силой чистой как родниковая вода, обняла Афанасия и разрыдалась. Слезы торжествующе хлынули на волю, а тот, другой, находившийся рядом всегда, заговорил в полную силу.
Иринка ощутила не освобождение от Афанасия, а как крепнет и становится толстым канатом, железной проволокой, связывающая их нить.
И такой крепкой стала нить, такая горячая волна всепобеждающей любви захлестнула двоих, что Иринка поняла: ни любовь к мужу ни любовь к детям и никакая другая привязанность на свете не заменят ей никогда обретенного в эти мгновения брата.
Еще она поняла, что Афанасий не слышит по-настоящему того, другого, не спрашивает его ни о чем, не ощущает излечивающее любую боль тепло. Но тот, кто всегда рядом и за спиной, чтобы поддержать, и в сердце, чтобы успокоить и вселить уверенность, и в мыслях, чтобы указать дорогу и укрепить на правильном пути, тот, другой, все видящий и все знающий, видит и знает Афанасия. Афанасий угоден ему, потому что в запредельной реальности сверхчеловеческого бытия не имеют значения обряды и молитвы, прощаются душевные слабости и прегрешения мысли. Ценятся только поступки и не прощаются лишь те из них, какие вредят людям ипричиняют им боль. Тот, другой, любит людей, слышащих и не слышащих его слово, хороших и плохих, умных и не очень, всех без исключения. Нет греха, который он не простил бы, кроме греха против человека. Да и тот подлежит искуплению.
Так они стояли — Иринка, плача от всего сразу, от горести и радости, а Афанасий растерянно, не понимая, что он сделал и что теперь делается с ним.
В то же время в нескольких шагах от них в одной из комнат усадьбы Костя отчаянно приставал к Степану, упрашивая показать книгу, которую тот упорно прятал под одеяло.
- Вот позову лекаря и попрошу его сделать тебе промывание, - шутливо грозил Балиашвили. - Сказано, не положено тебе эту книгу читать.
- Почему? - спросил Костя, подозревая, что Степан разыгрывает его.
- Ты не думай, будто мы прячем правду, как делают имперцы. Есть сочинения, чтение которых требует серьезной подготовки. Иначе читатель поймет их неправильно и сделает неверные выводы. Возьмешь такую книгу, а из нее на тебя вывалится столько странностей и нелепостей, что враз запутаешься. Если заранее не приспособиться, знакомство с подобной литературой может быть очень опасным.
Костя не верил Степану. Тот говорил легко и ладно, словно на ходу рифмовал стишки, но в глазах читалось желание избежать какого-то неприятного разговора или даже разоблачения. Костя зашел в к нему в комнату, желая расспросить о происшествии с Айратом и последующих арестах. Степана он застал читающим в кровати. Пестун торопливо спрятал книгу под одеяло, так что Костя успел прочесть едва два слова на привычной уже кожаной обложке: Клайв Касслер.
- И много таких книг? - спросил Костя, стараясь говорить небрежным тоном.
- Не очень. Достаточно. - Степан все же уловил нотку интереса в Костином голосе и не склонен был этот интерес поощрять. - В любом случае давай-ка не будем это обсуждать лишний раз. Запретные редкости надежно спрятаны и хранятся под замком. Ты зачем пришел, кстати?
- На запах жареного, - соврал Костя, указывая на стол, где стояла исходящая бесконечно прекрасным ароматом тарелка приготовленнного на сале картофеля.
- А, - улыбнулся Балиашвили. - Угощайся. Я так заработался, что опоздал на ужин. Зашел на кухню, а пока жарил картошку, аппетит внезапно пропал.
Костя, приняв приглашение с благодарностью, взял немного картофеля и огурец. Умяв угощение и поболтав еще немного о разных мелочах вроде планируемого строительства оранжереи, Костя распрощался с наставником и направился к себе в комнату. Там он улегся в постель, притворившись спящим. В действительности же Костя валялся с закрытыми глазами, обдумывая пришедшую на ум идею.
Собственно, побудительный мотив идеи сводился к банальному любопытству. Косте хотелось ознакомиться с содержанием запретных книг. Вдруг там помещены сведения, которые можно с выгодой использовать? Например, рецепты целебных напитков местного лекаря или способы обработки кожи для барабанов, используемых военными на учениях. Костя был уверен, что прятать от других стоило лишь выгодные в хозяйстве книги. Так поступил бы он сам, так, наверняка, поступают и люди Алфавита, какие бы красивые речи они ни произносили.
Конечно, охота за старыми пыльными томами больше в духе Афанасия. Костя задумался не поделиться ли с другом своей идеей, но отказался от этой мысли. Афанасий, конечно, не выдаст, зато и помощи не окажет. Мало того, заупрямится и прополощет мозги нравоучениями и указаниями. Афанасий в восторге от Алфавита, любые действия вразрез с местными правилами отзовутся в нем чуть ли не болью душевной. Придется все сделать в одиночку.
Что именно необходимо сделать, Костя так и не решил. Дело в том, что он ведал, где именно хранятся запретные книги. Получилось так совершенно случайно.
В один из первых дней пребывания в усадьбе, когда окружающая обстановка привлекала таинственной свежестью, формируя мощный заряд любознательности, Костя пробегал мимо приоткрытых дверей библиотеки. Кинув быстрый взгляд в хранилище вековой мудрости предков, парень приостановился. Его притянуло необычное для суровой неподвижности библиотеки зрелище. Хранитель, отодвинув любимый обитательницами поместья шкафчик с книгами вроде «Здравствуй, грусть» Франсуазы Саган, открывал ключом из висевшей на поясе связки спрятанную за ним невысокую окованную позеленевшей медью дверцу.
Костя приблизился ко входу в библиотеку и, спрятавшись за одной из дверных створок, проследил за действиями хранителя. Тот, нагнувшись, нырнул в открывшийся проход. Через минуту он вернулся, пряча в куске коричневой ткани толстый прямоугольный предмет — несомненно, книгу.
Сейчас, сопоставив подсмотренное с рассказом Балиашвили, Костя решил, что, вероятнее всего, именно за окованной медью дверцей скрывается книжный тайник Алфавита. Одолеваемый бесом любопытства, юноша решил непременно той же ночью проникнуть в секретную комнату.
Костя терпеливо дождался возвращения Афанасия, потом уже с меньшим терпением ожидал, пока друг перестанет ворочаться с бока на бок. За это время Костя продумал каждую деталь предстоящих действий. Убедившись, что Афанасий крепко заснул, Костя выбрался из постели и приступил к воплощению своего плана в жизнь.
Перво-наперво следовало позаботиться об освещении, чтобы не полететь вниз головой с темных лестниц усадьбы. Костя хотел взять из комода запасную свечу, но вовремя сообразил, что с лампой-жировкой орудовать сподручнее, чем с открытым огнем в руках. Чтобы его блуждания по уснувшему дому не были замечены, лампу Костя прикрыл черной рубашкой — одной из подаренных ему новыми друзьями из Алфавита.
Мысль казалась ему удачной. Передвигаясь по поместью, он будет время от времени приоткрывать лампу, захватывая светом лишь небольшое пространство перед собой. Так он не споткнется и не наткнется на что-нибудь, вызвав опасный шум.
Сначала предстояло добыть ключи от библиотеки. Комната хранителя находилась рядом с самой библиотекой, а ключи толстяк держал на стене у дверей, это знали все.
В полной тишине Костя совершил путешествие на первый этаж. Избавленные от дневных забот обитатели усадьбы сполна наслаждались сном под крышей родного дома. От кухни в коридор доносился запах выпеченных на завтрак заранее пирогов. Из комнат боярышни в противоположном крыле на затертый ногами нескольких поколений жителей усадьбы пол падал бледный отблеск свечи. Читает, наверное. Все они тут читают в свободное время.
После непродоложительного подслушивания Костя убедился, что библиотекарь вовсю дает храпака, и осторожно потянул на себя ручку двери. В усадьбе не принято запирать жилые комнаты, если только там не проживают муж и жена. Доверие. Никто не войдет без стука. А вот Костя вошел. Вернее, вошла его рука, слепо шаря по стене. Лишь бы ключи не зазвенели.
Наткнувшись пальцами на металл, Костя ощупал кольцо и снял связку. Затем парень аккуратно затворил дверь.
Волна страха пришла с запозданием вместе с осознанием творимого. Его поступок похож на воровство. Что тут полагается за подобное безобразие? Публичная порка? Несколько дней в оковах? Впрочем, книги они сильно ценят, могут и несколько месяцев продержать на хлебе и воде. Решать будет боярышня. Господская воля, как слышал Костя, в местном суде закон. Волкова может ограничиться словесным внушением, а может и изгнать из поместья.
«Ну и ладно!» - решил Костя. Красть книги он не собирался, разве что взял бы какую-то почитать без спроса. Какова бы ни была его участь в случае разоблачения, отступать поздно. Нечего рассиживаться на виду, надо спешить.
Отперев двери библиотеки, Костя прошел внутрь и плотно закрыл за собой обе створки. Сдернув рубаху с лампы, юноша внимательно оглядел помещение, в которое недозволенно проник. Глаза блуждали по книжным полкам. Так, Фрейд, Шопенгауэр, Бергсон. Не то. Рядом «Мир моря», энциклопедии. Тут же полка со сказками: «Три поросенка», «Как муравьишка домой спешил». И вот оно!
Костя, волнуясь, высветил нужный шкафчик. «Здравствуй, грусть» кто-то забрал, но Костя узнал стоявшую рядом книгу «Ночь нежна».
Шкафчик оказался стоящим на колесиках, отодвинуть его было делом недолгим. Поставив жировку на столик между шкафом со словарями и настенной полкой с сочинениями Чехова, Костя принялся торопливо подбирать ключи.
Тонкий и длинный не годится, он от самой библиотеки. Короткий с замысловатой бороздкой не лезет. Массивный украшенный фигурной резьбой ключ Костя видел, им библиотекарь отворяет дверь зала напротив. В том зале заседает боярский совет во главе с Волковой. Там тоже имеется шкаф с книгами и среди них, как говорил Афанасий, крайне интересные, о великих героях и их подвигах: «Черная стрела», «Похитители бриллиантов» и другие такие же.
Наконец путем перебора Косте с помощью самого заржавленного из ключей удалось открыть вход в изолированное от остальной библиотеки помещение. Лампа высветила небольшую комнату-коробку из молочно-белого камня, поставленные в два симметричных ряда шкафы и разномастные сундуки.
Не долго думая, Костя вошел в секретную комнату и принялся систематически изучать шкафы, полку за полкой.
Он бегло просматривал защищенные кожей отпечатки стародавней мудрости, стараясь сразу же восстанавливать в шкафах прежний порядок, и не мог понять, зачем Алфавит прятал именно эти книги.
«Гостья». Очередная, как ее называет Морейко, художественная история. «Томминокеры». Тоже история, наверняка про сказочных чудовищ и волшебство. «Кукловоды», «Одиссей покидает Итаку», «Война миров», «Гиперион», «Туманность Андромеды»…
Костя пожалел, что с риском для себя посетил тайное хранилище. Ничего особенного он в шкафах не нашел. Может быть, в сундуках скрыты те самые запретные книги?
Приступив к осмотру сундуков, Костя сразу же обнаружил, что они заперты на замки. После этого открытия не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться о предназначении не подошедших к замкам библиотеки и тайной комнаты ключей в связке хранителя. Каждый из них открывал один из сундуков.
Однако, содержимое сундуков вновь разочаровало Костю. «Продавец приключений», «Пробуждение чародея»,«Кодекс», «Подземная Москва», «Танец отражений», «Звезды — холодные игрушки», «Глубина в небе» «Путь на Амальтею». И все в том же духе, ничего полезного с практической точки зрения.
Хотя, кто знает? Он ведь не читал толком. Может быть, рассказывая занятные истории, авторы, между прочим, излагали важные сведения. Косте не хотелось уходить с пустыми руками. Он взял наудачу с самого дна одного из сундуков книгу «Королева Солнца» и еще одну, на чьей обложке красовались сразу два названия: «Арктания» и «Пропавшее сокровище». Он просмотрит их за несколько дней, а потом вернет в сундук. Если повезет, никто не хватится пропажи.
Заперев сундуки, Костя выскользнул из тайного хранилища и закрыл обитую медью дверь. Он успел уже дважды провернуть ключ в замочной скважине, когда за спиной послышался холодный голос боярышни:
- Кажется, я обнаружила шпиона, которого так усердно искали весь день.
Костя быстро обернулся. Холодный комок застрял в горле как брошенный снежок меж штакетин забора. Бежать, прятаться, закрыться… Мысли хлынули в голову ревущим потоком, захлебываясь под взаимным напором. Он не мог ничего ответить и просто стоял в ожидании неизбежного крика Волковой. Но раньше, чем Надя позвала стражу, где-то у входа в дом раздался резкий стук распахнутой двери, и чей-то голос завопил:
- Тревога! Нас предали! Тревога!

Нравится роман? Это результат кропотливого труда. Помогите автору освободить время и создать условия для работы. Поддержите творчество Николая Соснова денежным переводом с пометкой "Для Николая Соснова".

Глава 25 романа "Сокровище" будет опубликована завтра в воскресенье 4 февраля.

Подпишитесь на канал Покет-Бук, чтобы не пропустить новинки!