Уильям Гибсон. Журнал New York Times, июль 1996
Когда занимаюсь серфингом в Сети, я думаю об экспериментальной модели. Я представляю, что Мировая Сеть и ее скромные чудеса — не более чем экспериментальной модель для того, что двадцать первое столетие будет считать ее эквивалентным медиумом. Не то чтобы я даже приблизительно мог представить, каким будет этот медиум.
В эпоху деревянного телевидения на Юге, где я вырос, в свободное время сидели на крытых верандах, курили сигареты, пили чай со льдом, общались или сидели, уставившись в пространство. Последнее могло включать рыбалку.
Иногда Сеть напоминает мне о рыбалке. Она никогда не напоминает об общении, хотя часто может ощущаться, будто уставился в пространство. «Серфить в Сети» (метафора настолько же сомнительная, насколько «информационная магистраль») это, как сказал мой друг по разуму, «будто читать журналы, где слиплись страницы». Моя жена только головой качает, когда я терпеливо жду загрузки каталога бутлегов на японском фан-сайте Битлз. «Но это из Японии!» Она не впечатлена. Она уходит на улицу, наслаждаться цветами в своем саду.
Я остаюсь. Я на крючке. Это досуг — это просматривание, случайные клики по ссылкам, прокладывающие путь по маленьким клочкам виртуальной недвижимости — или мне представляется, будто я выполняю какие-то более динамичные функции? Содержимое Сети стремится к абсолютному разнообразию. В ней можно найти что угодно. Это будто рыться в коллективном глобальном разуме. Где-то, наверняка, есть сайт, содержащий… все, что мы потеряли?
Наиболее приятное и самое тайное удовольствие, доступное новым пользователям Сети, заключается в передаче поисковому двигателю AltaVista имен людей, с которыми мы могли не разговаривать годами. Будет ли она здесь? Дожил ли он до этих дней? (Ее здесь нет. Кто-то с его именем недавно запостил в новостную группу, обеспокоенный сплетнями о звезде мыльной оперы.) Что за забрасывание сетей идентичности? Участвуем ли мы в чем-то ужасно важном?
Во времена деревянного телевидения, медиа существовали, чтобы развлекать, продавать продукцию рекламодателя, возможно информировать. В то время телевизор точно можно было рассматривать как досуг. В нашу гипермедийную эпоху, мы начали подозревать, что смотреть телевизор — это какой-то вид работы. Постиндустриальные создания информационной экономики, мы все больше чувствуем, что доступ к медиа — это и есть наше занятие. Мы стали неизлечимо настороженными. Нет такой вещи, как простое развлечение. Мы смотрим на себя смотрящих. Мы смотрим на себя, смотрящих Бивиса и Баттхеда, которые смотрят рок-клипы. Простое смотрение, без буфера иронии, может обнаружить фатальную наивность.
Но это наша реакция на стареющие медиа вроде фильмов и телевидения, переживших эпоху дерева. Сеть нам в новинку, и наша реакция на нее еще не закрепилась. Это значительная часть ее привлекательности. Она еще только наполовину сформировалась, она растет. Стадия личинки. Она уже не та, что была шесть месяцев назад; еще через шесть месяцев она снова переменится. Это не планировалось; это просто произошло, происходит. Происходит так, как происходили города. Сеть — это город.
Ближе к концу эпохи деревянного телевидения футуристы приложения Sunday провозгласили пришествие «общества досуга». Технология будет оставлять нам всем меньше и меньше работы в марксистском смысле дерганья рычагов производства. Проблемой станет заполнение наших дней осмысленной, здоровой, удовлетворяющей активностью. Как со многими продуктами раннего футуризма, нам трудно сегодня представить конкретные координаты, откуда пришло это виденье. В любом случае, наш мир не предлагает излишек досуга. Мир и сам стал несколько подозрительным, странный и смутно меланхоличный, словно потертый кожаный дипломат на витрине Ральфа Лорена. Только у очень старых или неимущих (если, конечно, они не привязаны к более требовательным пристрастиям своего окружения) есть много времени. Очевидно, чтобы быть успешным, надо быть хронически загруженным. По мере того, как новые технологии отыскивают и затягивают каждый узелок сети глобальной коммуникации, мы обнаруживаем, что у нас все меньше оправданий для… безделья.
И это, я бы сказал, то, что Мировая Сеть, экспериментальная модель для того, что станет доминирующим глобальным медиумом, нам предлагает. Сегодня, в своей неуклюжей, личиночной, невинной манере, она предлагает нам возможность растрачивать время, бесцельно шататься, грезить о бесчисленных других жизнях, других людях, на той стороне множества мониторов в той постгеографической метастране, которую мы все чаще называем домом. Скорей всего она эволюционирует во что-то значительно менее беспорядочное и веселое — у нас к этому талант — но тем временем, в своей великолепно неотсортированной фазе Глобальной Любительской Теле Открыточной Вселенной, серфить в Сети — это мечта прокрастинатора. И люди, видящие, как вы это делаете, могут даже решить, что вы работаете.
«…поисковый двигатель AltaVista»? Елки. Сказано из догугловской вселенной. Воистину трогательное и неразвитое время.
Но при всем при этом, когда я сейчас читаю, что думал о Сети, она действительно стала тем, чего я ожидал. Хотя, как это и бывает, она стала еще и гораздо большим.