И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…
Она думала, что не умеет молиться. Совсем не умеет. Тогда что это было?
Она застала сама себя стоящей на коленях в углу комнаты, рыдающей и приговаривающей: «Господи, Господи, ну пожалуйста, ну в последний раз. Сделай так, чтобы он меня полюбил. Дай мне его губы, дай его тело, дай мне в последний раз познать страсть обладания мужчиной. Господи, сделай так! Господи! Господи! В последний раз тебя прошу. Больше никогда, обещаю, никогда. Пожалуйста, Господи!»
Очнулась. Пришла в себя.
Что это было?
Она, не верующая в Бога, ему молилась?
И не только молилась — умоляла о помощи. О том, чтобы он поддержал ее. Ее, уставшую от одиночества, по-звериному жаждущую любви. Любви телесной в том числе.
Стало стыдно самой себя. Такая всегда сдержанная — и вот... Надо же.
Хорошо, что хоть никто не видел.
Стыдобища.
Она поспешила на кухню, чтобы отвлечься, не думать, заглушить телесную боль.
Когда не любят, это очень больно. Физически.
Конечно, к этой боли тоже привыкаешь и перестаешь ее замечать. Просто тело становится бесчувственным и деревянным. Трудно ходить, каждое движение дается с трудом. Такое полусонное состояние. Все делается автоматически: включил — выключил, взял — отнес, встал — сел, поел — убрал.
Когда любишь, тогда паришь, летаешь, становишься такой легкой, воздушной, как бабочка. Или мотылек. Или птичка колибри. Почему колибри? Потому что маленькая и красивая.
И вдруг — всё. Нет любви. Безвоздушное пространство, в котором невозможно ни жить, ни дышать.
Жаль, что, разлюбив, люди не умирают. Вообще, зачем жить без любви?
Но ведь она жила. Со стороны — вполне как все. Ничем от большинства не отличалась. Привыкла к состоянию заснувшей бабочки.
И вот — как наваждение!
Появился он. Такой… Такой… Ни на кого не похожий. И бессовестно молодой при этом.
И сердце дрогнуло. Точнее, не сердце. Это душа ударилась о грудину, требуя выхода. И полета.
Душа выпорхнула и поспешила за ним, за этим молодым человеком.
Только поздно. Поздно.
Она-то может любить. А ее?
Как ни убеждай себя, с молодыми девушками ей уже никак не поспорить. Но как это объяснить душе? Она же без возраста, без социальных запретов, без страха. Она просто полетела к тому, в ком увидела похожую на себя душу. И разум замолчал, повинуясь ее порыву.
И все, она перестала собой владеть.
Она захотела любви, как в молодости, каждой клеточкой, каждой порой, каждым атомом своего тела.
Потому вот и застала себя зареванной в углу, умоляющей Бога подарить ей еще немного счастья. Женского счастья.
Ничего не вышло. Ничего.
И молитва, к счастью, не помогла.
Только позор и унижение.
Слишком поздно.
Душа ошиблась. Выбрала не того, кто бы почувствовал, увидел, оценил, принял.
Столько лет прошло, а она до сих пор просыпается ночью вся в слезах, потому что вдруг видит себя ту, на коленях, молящую Бога о мужчине. О том, чтобы ей позволили в последний раз утолить женскую жажду любви. И снова бешено колотится сердце и болит за грудиной душа, которой она строго-настрого запретила летать.
Хватит. Это очень больно — быть настоящей. Проще забыть, выбросить память из сердца, стать как все. Встал — сел. Поел — убрал. Здравствуйте — до свидания. Зима — лето. Юность — старость.
А ты, Бог, извини ей былую слабость. И спасибо, что не услышал.
Точнее, услышал и уберег от дьявольского искушения.
Теперь она это понимает.
Потому что это была не жажда любви. Это была жажда страсти. И между ними — пропасть.
«Не введи нас во искушение…»
Ты спас.
Спасибо!
