На проходившем в 1903 году в Петербурге съезде русских виноделов и виноградарей именно фальсификация была названа главной проблемой всей отрасли, за ней следовали вопросы перевозки вина. Почти все импортеры утверждали, что иностранные вина ввозятся в страну бочками и только в России разливаются в бутылки. Это, в свою очередь, создавало благодатную почву для всевозможных злоупотреблений с обеих сторон. Специалисты настаивали на создании специальных вагонов для перевозки вина бутылками по железной дороге.
Издатель журнала «Наша пища» Д.В. Каншин в 1891 году писал о фабрикации «шампанского» из смеси разных вин, произведенных не в Шампани, а в других местностях Франции и Швейцарии. На специальных фабриках эти низкие вина смешивались в громадных чанах и «сдабривались» небольшим количеством качественного вина. «Самые низкие смеси, — отмечал автор статьи, — идут в Россию, где пьют только очень сладкие и дешевые шипучки.». В 1893 году за подделку шампанского «Луи Родерер» был привлечен к ответственности некий купец Демидов. В 1911 году «Родерер» добился привлечения к суду торгового дома «Х.Е. Титров с сыновьями» из Нахичевани, владельцы которого использовали этикетки, по размеру и дизайну весьма напоминавшие этикетки самого дома «Родерер». Расследование выявило, что фальшивые дорогие иностранные сорта вин распространялись не через открытую торговлю, а благодаря посредникам-коммерсантам, снабжавшим покупателей на дому импортными бутылками по подозрительно низким ценам.
И все же чаще всего на русском рынке подделывали вино. Проведенные в 1890-е годы в Москве и Петербурге проверки показали невиданные объемы фальсификации русских вин, причем дело вовсе не ограничивалось просто использованием фальшивых этикеток. Помимо несоответствия содержимого бутылкам и этикеткам, это были и неправильное купирование, и окуривание вин серным дымом, и крепление их спиртом.
"У лавокъ, стояла куртка (бричка) одного изъ помѣщиковъ сосѣдняго уѣзда, пріѣхавшаго не столько для того, чтобы заплатить долгъ свой въ лавку, сколько для того, чтобы поругаться съ лавочникомъ за то, что онъ прислалъ хересу вмѣсто мадеры. Какъ лавочникъ ни божился, что это только ошибка въ ярлычкахъ, и что у него и хересъ и мадера и даже дрей-мадера — все изъ одной бочки и различается только ярлычкомъ, да цѣной, — помѣщикъ былъ неумолимъ и выходилъ изъ себя, повторяя, что онъ его оконфузилъ передъ петербургскимъ чиновникомъ" - журнал Современник, 1847
По последнему пункту сами фальсификаторы неизменно ссылались на специфику русского рынка, которая вынуждала, якобы, прибегать к этим мерам. Считалось, что отечественный потребитель предпочитает вина крепленые и сладкие. В самом деле, наиболее ходовыми сортами вина, даже в столице, где находились двор, аристократия и лучшие рестораны России, были портвейн, херес, мадера и «лиссабонское», то есть крепленые вина. Император Николай II за завтраком пил только высококлассную мадеру, большим любителем мадеры был Г.Е. Распутин, мадеру выпивал М.А. Кузмин в ресторане Мариинской гостиницы и в трактире «Москва».
"Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из-за плеча соседа, приговаривая или "дрей-мадера", или "венгерское", или "рейнвейн" - Л. Толстой "Война и мир"
В 1911 году Министерство финансов попыталось извлечь из «русского вкуса» определенную выгоду для бюджета: в декабре 1910-го вышло распоряжение о причислении некоторых сортов виноградных вин, крепостью от 20 градусов и выше, к водочным изделиям. От этого зависело налогообложение как производителей и импортеров, так и продавцов. Однако в ряде случаев это же обстоятельство означало запрет торговать крепленым вином в самом заведении.