В предыдущей публикации (см. “Солидарность” №4, 2018) мы начали рассматривать весьма важную тему ограничения конституционных прав граждан на тайну телефонных переговоров, переписки, деловой и личной жизни в целом. В этот раз мы заострим внимание на другом вопросе, тесно связанном с предыдущим. Можно ли самостоятельно защитить вышеперечисленные права? Или это могут делать только соответствующие компетентные органы?
Не секрет, что многие профсоюзные организации нашей страны обладают собственностью. В некоторых объем финансовых поступлений от таких объектов значительно превышает суммы членских взносов. Если не сказать больше. И совсем не секрет, что профсоюзные санатории, дома отдыха, стадионы и дворцы спорта то и дело пробуждают аппетит у бизнеса или региональных властей. А иногда и федеральная власть в очередной раз скажет, что профсоюзные спортивные объекты построены на народные деньги и должны принадлежать народу, то есть государству. Поставив тем самым под сомнение право частной собственности, которое, согласно Конституции РФ, подлежит защите со стороны этого же государства. После чего начинается волна прокурорских проверок, истерия в СМИ и так далее.
В данной ситуации волне закономерно, что председатель профорганизации, обладающей собственностью, опасается провокаций со стороны недоброжелателей. Ведь того гляди придет некий гражданин “с часиками”, о чем мы писали в прошлом выпуске “Солидарности”, и начнет с профлидером диалог “за жизнь”. И сделает аудиозапись этого диалога. Без санкции суда и даже не давая разрешения на свое участие в оперативно-розыскном мероприятии. А потом эта запись может быть положена в основу обвинительного приговора.
Кто-то скажет, мол, не надо говорить ничего “такого”, и все будет в порядке. На это могу возразить, что подобные умозаключения делают лишь те, кто никогда ничем масштабным не руководил. А содержание беседы, каким бы оно ни было, все равно станет подтверждением противоправных действий руководителя, даже если ничего противозаконного сказано не было. Таковы реалии работы стороны обвинения и судебных органов.
В ходе одного из заседаний суда долго изучали материалы оперативно-розыскной деятельности. Слушали записи многочисленных переговоров и разговоров: телефонных, а также в кабинетах и кафе. Сторона защиты и подсудимый не скрывали скуки во время исследования доказательств, то и дело прикрывая рукой набегающую зевоту. Ведь из сути материалов не следовало ровным счетом ничего. Участники бесед ни слова не сказали ни о деньгах, ни о сроках. Тем более не прослеживалось в разговорах никакого вымогательства. А в одной из записей было столько посторонних шумов, что ее содержание и разобрать-то оказалось невозможным. Тем не менее приговор гласил, что в ходе этих переговоров обвиняемый “требовал перевести денежные средства” и записи “свидетельствуют о совершении преступления со стороны подсудимого”.
ПО ПУТИ ТЕХНОЛОГИЙ
Что же делать и как от всего этого защититься? Один председатель профорганизации пошел по беспроигрышному, казалось бы, пути. Приобрел за небольшие деньги (что-то около 15 тысяч рублей) микропроцессорный индикатор поля “Вымпел”. Внешне он был закамуфлирован под обычные настольные часы. Но если бы кто-то зашел в кабинет с диктофоном, то под циферблатом зажглась бы красная лампочка. Если диктофон был включен в мобильном телефоне - загорелась бы лампочка зеленого цвета. Были также лампочки синяя и желтая, которые срабатывали в зависимости от стандарта связи.
На деле индикатор оказался бесполезным, поскольку он реагировал на все сотовые телефоны, радиоприемники, магнитолы и прочие технические устройства в радиусе 15 - 20 метров. А так как вокруг кабинета председателя ютились многочисленные офисы различных фирм и кабинеты сотрудников профорганизации с десятками людей, то индикатор светился, как новогодняя елка, в течение всего рабочего дня. Об обнаружении провокатора с диктофоном не могло быть и речи. Определить, что очередной зеленый или синий сигнал свидетельствует о ведущейся записи разговора, было невозможно. Но выкидывать бесполезный индикатор председатель не стал. Во-первых, не дошли руки. Во-вторых, часы органично вписались в вид рабочего стола. А в-третьих, не оставляла надежда наладить работу устройства по прямому назначению. Не получилось.
Через некоторое время против председателя завели уголовное дело по одной из коррупционных статей, и он был помещен в меблированные номера СИЗО. В его рабочий кабинет с обыском пришла группа следователей с понятыми. Долго исследовали рабочий стол. Обнаружили нечто светящееся разноцветными огнями. Крутили, вертели. Изъяли.
Спустя две недели следователь назначил экспертизу данного неизвестного ему доселе объекта. Специалиста по подобным индикаторам нашли аж в столице. Ему было направлено сие массивное устройство, а следователь поставил перед экспертом вопросы: 1. Относится ли представленный на исследование предмет к категории специальных технических средств негласного получения информации? 2. Может ли использоваться данный предмет для получения и регистрации акустической информации и визуального наблюдения и документирования в смысловом содержании данных понятий применительно к специальным техническим средствам негласного получения информации?
Из поставленных вопросов было ясно, что наряду с обвинениями в коррупционных преступлениях у следствия чесались руки возбудить и дело по ст. 138.1 УК “Незаконный оборот специальных технических средств, предназначенных для негласного получения информации”. Статья предполагает наказание - до четырех лет лишения свободы. То есть председатель, пытавшийся защитить себя, рисковал быть обвиненным, во-первых, во вмешательстве в частную жизнь других лиц. А во-вторых - в незаконном ограничении их конституционных прав на тайну телефонных переговоров и прочего. Напомним, что подобные же права самого председателя без особых затруднений были в большинстве своем ограничены без санкции на то суда, а доказательства, полученные посредством неразрешенной аудиозаписи, не были признаны недопустимыми. Об этом мы подробно писали в прошлой публикации.
Столичный эксперт дал отрицательные ответы на вопросы регионального следователя. На первый: “Данный индикатор предназначен для обнаружения и световой индикации наличия в зоне своей чувствительности работающих локальных ЧМ-передатчиков, сотовых телефонов стандарта GSM, радиотелефонов стандарта DECT, радиопередающих устройств пакетной связи стандарта UMTS и к категории специальных технических средств негласного получения информации не принадлежит”.
И на второй вопрос: “Предмет не может использоваться для получения и регистрации акустической информации и визуального наблюдения и документирования в смысловом содержании данных понятий применительно к специальным техническим средствам негласного получения информации”.
Сторона защиты, ознакомившись с заключением эксперта, пришла к выводу, что угроза быть обвиненным в негласном получении информации и самовольном ограничении конституционных прав добропорядочных и благонадежных граждан - отпала. Как отпали и любые другие попытки использовать бесполезный, в общем-то, “Вымпел” в качестве аргументов стороны обвинения.
Но не тут-то было. Обвинение действительно не использовало наличие индикатора на рабочем столе как доказательство вины председателя. За обвинителей это сделал “самый гуманный в мире” суд. Сославшись на заключение эксперта, он в приговоре постановил, что “индикатор мог использоваться председателем для предотвращения документирования его противоправной деятельности правоохранительными органами”. И это послужило дополнительным доказательством широкомасштабной коррупционной работы председателя.
САМООБОРОНА КАК ОТЯГЧАЮЩЕЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО
Согласно логике российского правосудия, само по себе желание обезопаситься от провокаторов - не преступно. Но может стать веским доводом в пользу того, что, обзаведясь инструментом, подобным “Вымпелу”, вы намереваетесь скрыть свои преступления. Ведь если вам есть что скрывать, значит… Значит, вы хотите именно воспрепятствовать законной деятельности доблестных правоохранителей, а вовсе не обезопасить себя от провокаторов. И даже не удивительно то, что “мог использовать”, как сказано в приговоре, значит - “обязательно использовал”.
Это как владение боевым искусством - само по себе оно еще не преступление. Но стоит быть обвиненным в злодеянии, связанном с насилием, и не надо сомневаться, что данное умение, на которое ушли длительные годы упорных тренировок, станет доказательством проступка.
Схожим образом обвинялся в преступлениях, предусмотренных ст. 159 (“Мошенничество”) и ст. 163 (“Вымогательство”) УК РФ, один спецназовец. По первой статье боевое прошлое и принадлежность к элитному подразделению послужило смягчающим обстоятельством. По второй - дополнительным аргументом со стороны обвинения и, по сути, отягчающим обстоятельством.
Как итог, уже в который раз не удается быть добропорядочным гражданином и действовать исключительно по правилам. Да еще и так, чтобы обезопасить свои интересы и, не дай бог, не задеть или не ограничить чьи-либо еще. Захочешь записать разговор со злоумышленником - статья “до четырех лет”. Попробуешь воспрепятствовать записи своего разговора - значит, ты сам злоумышленник и пытаешься вставить палки в колеса доблестным правоохранительным органам. Остается вести все разговоры и переговоры публично, да еще стенографировать их и ставить подписи под протоколом. Это пойдет в ущерб результату работы, зато ни у кого не возникнет сомнения в благонадежности руководителя массовой профсоюзной организации, обладающей, к тому же, объектами социальной инфраструктуры.
* * *
Все вышесказанное в очередной раз говорит о том, насколько небезопасно быть руководителем. В том числе - общественной организации. А ведь провокации в вопросах профсоюзной собственности встречаются повсеместно, и желание профлидеров оградиться от этого - вполне обоснованно, противозаконного в этом нет. Но так считают не все.
В следующей публикации мы осветим тему обжалования обвинительного приговора в апелляционной инстанции. Расскажем, на что человек, перешедший из ранга подсудимого в статус осужденного, может жаловаться и каким образом можно развернуть дело вспять или отменить целый вид наказания.