Быть отщепенцем сложно, но еще сложнее, если ты отщепенец-интроверт, с отягчающими обстоятельствами в виде больших амбиций. Хочу поделиться с вами своей историей.
Мало кто знает, но я очень застенчивый человек. Когда я так говорю о себе, друзья только смеются, ведь я тренер, коуч, работаю с людьми, провожу тренинги, пою на сцене, помогаю (!) другим преодолеть комплексы и страх публичных выступлений и выступать перед людьми. Да, так конечно было не всегда. Да и это мало что меняет.
Я - патологический интроверт. Такой, что и социофобом могу показаться, но вот только социофобии врожденной не бывает...
В детстве, когда мы гуляли с отцом, увидев на площадке детей, я говорила: "Папа, туда нельзя, там дети!" И как бы мне не хотелось покачаться на качелях, я туда не шла ни под каким соусом. Однажды мы встретили в парке папиного одноклассника с сыном, и вместо того, чтобы познакомиться, я закрыла лицо рукой, отгородившись от непрошеных друзей и ходила так все оставшееся время. Прошло двадцать пять лет, а отец до сих пор припоминает мне этот случай.
Когда к родителям приходили гости, я старалась уйти в свою комнату и не показываться. Ходить в гости к другим людям, даже родственникам для меня было мучение. Когда меня в возрасте трех-четырех лет спрашивали: "Девочка, как тебя зовут?", я яростно отвечала: "КАТЬКА!" будто бы стараясь отпугнуть слишком любопытных взрослых.
- Может быть, Катенька..?
- НЕТ! КАТЬКА!
В детский сад я не ходила, зато ночь перед первым школьным днем запомнила на всю жизнь. Мне казалось, что меня изгнали из рая и отдали на десятилетнюю каторгу, а завтра моя жизнь закончится. Ежедневное пребывание в обществе нескольких десятков других детей представлялось мне чем-то схожим с исправительными работами. В школе я боялась поднять руку и задать вопрос, с детьми я не общалась с первого по третий класс. Не общалась - это значит, что вообще не разговаривала и даже избегала контакта глазами. Здрасьте и до свидания. Все. Для меня было подвигом сказать буфетчице в школьной столовой, что мне положить на тарелку. Я собиралась с духом и тихим срывающимся голосом мямлила что-то про гречку и салат. А она меня переспрашивала. И приходилось говорить снова.
Самыми ужасными были для меня уроки ритмики и физкультуры. Я и по сей день считаю общие раздевалки для детей, танцы и пионер-бол "по указке" миниатюрной версией тоталитарного режима. Ну что делать, если не хочет ребенок раздеваться при всех? Если его не привлекают парные танцы, спортивные игры? Интроверт на игровом поле - это катастрофа. Кроме паники и давления я там ничего не испытывала. Необходимость проявлять качества, которых у меня просто не было, угнетала. Скорость реакции, радость от командной игры, проактивность. Это ничего просто у меня не было. Разумеется, одноклассникам со мной, такой медлительной и унылой, тоже было играть неинтересно. И я страдала, потому что чувствовала себя с одной стороны ущербной и не принятой "белой вороной", а с другой, недопонятой и недооцененной, ведь в глубине души я чувствовала себя одаренной и способной на подвиги вселенского масштаба.
Чувствуя себя отвергнутой, я избегала общения. Еще меня все больше волновало чужое мнение, поэтому я вынуждена была стремиться к наилучшим результатам и наиболее совершенному поведению. Это привело меня прямиком в ад перфекциониста, и отныне я стала навеки "недостаточно хороша".
В школьных спектаклях я всегда была в роли рассказчика. Потому что могла красиво говорить, а вот на главные роли меня не брали, так как для них надо было быть веселым, активным и первым тянуть руку, когда раздавали роли. Внутренняя актриса во мне тоже страдала. Ее тянуло на сцену. Выступать на сцене мне всегда нравилось и не нравилось в то же время. С одной стороны, я любила петь и рассказывать, и мне хотелось поощрения, с другой стороны находиться в центре внимания было слишком болезненно и тревожно для меня. Ведь я могла сделать что-то неправильно или не понравиться кому-то.
Все время я тратила на чтение и размышления о прочитанном. Друзей у меня не было до двенадцати лет. Я почти всегда предпочитала одиночество какому-либо общению, кроме как с родственниками. Я писала стихи, рисовала, делала переводы, учила два иностранных языка, смотрела взрослые фильмы, рассуждала о сложных вещах с родителями, но категорически терялась в ситуациях, где нужно было проявить инициативу, где важно было сказать или сделать что-то первым. Будучи "неидеальной", я не могла предложить свою кандидатуру или услуги, я не выдерживала конкуренции, и потому в нее не вступала.
Конфликт между желаемым образом себя и реальностью рос, пока не достиг апогея. Все изменилось восемнадцать лет назад буквально за несколько месяцев. Я возненавидела этот страх, который мешает людям реализовать свой потенциал в полной мере. Страх, который мешает учиться у людей, мешает узнавать новое и пробовать новое. Ты осознаешь, что твой внутренний мир безгранично богат, но уж больно он внутренний! И хоть отчасти каждый останется в чем-то непонятым и отвергнутым. Но это не повод для бездействия и молчания в ущерб собственному Я.
Я слепила своими собственными руками ту версию себя, с которой вы знакомы. Вот она я. Пою на сцене, работаю с людьми, веду групповые программы, общаюсь, сотрудничаю с коллегами, создаю свои собственные проекты, никого не спрашивая, можно ли и нужно ли. Теперь я сражаюсь не только со своими, но еще и с чужими страхами. Счастье видеть, когда чудовище отступает, оставляя за человеком право Быть.
В моем идеальном мире каждый может быть другим, а инаковость - повод для исследования, а не для отторжения. О моей оружейной коллекции, которую я использовала в борьбе со своими страхами, читайте в следующем посте.