Я давно хотел написать о честности. Честности не только по отношению к другим людям, но и к себе. Ведь самообман — явление очень распространенное
Всю жизнь я критически относился ко всем оценочным суждениям. Так делать хорошо, а так — плохо; этот человек — злой, а тот — добрый. Впоследствии, благодаря прочтению некоторых книг, я убедился в своей правоте.
Думаю, можно сказать, что я — плохой человек. Да что там, чаще всего так и говорят. Значительную часть своей сознательной жизни я провел в тюрьме. Наверное, есть вещи, которым это место все-таки способно научить, но только при одном условии — если ты можешь посмотреть на все вокруг и спросить себя: “Бл#@, какого черта?!” Другими словами, нельзя с головой погружаться в это болото, нельзя жить этим. Потому что, если в какой-то момент забудешь, что существует и другая жизнь, ты пропал. Как и во всем, главное тут — держать баланс.
В тюрьме люди делают это по-разному. Кто-то находит отдушину в наркотиках или алкоголе, кто-то — в литературе или музыке и так далее. Вариантов довольно много, и твой досуг, разумеется, зависит от места отбывания наказания — есть колонии, где сотрудники заставляют осужденных здороваться со служебными собаками. Там точно не до музыки.
Чем дольше ты находишься здесь, тем явственнее понимаешь, насколько вся эта тема с исправлением нелепа. Скорее всего, это лишь очередное бессмысленное слово, прикрывающее истинную причину — изоляцию. Только в нашей системе никого не волнует, что происходит с человеком, которого оторвали от социума и бросили в омут иррационального безумия (бывает рациональное, но об этом — позже): будь то приветствие служебных собак или возглас “Жизнь ворам!” на очередном блатном собрании. Просто пока тебя нет, в миллионе проблем современного общества станет на одну меньше. А что будет дальше, будет нескоро. Суд об этом позаботится.
Помимо осознания всего этого, приходит еще одно, правда, довольно двоякое и почти экзистенциальное. Ты одинок, абсолютно одинок. Здесь нет человека, который окажет тебе поддержку, не ища выгоды и не имея причин сделать это. Однако ты окружен людьми, и почти невозможно просто побыть одному. Большую часть времени, и так наполненного бездельем и апатией, люди жрут друг друга. Цепляются за слова, ситуации, спорят, подставляют. Раньше я думал, что кровожадность — одна из отличительных черт безумия. Оказалось, это часть самого человека.
Некоторым повезло — у них еще остались люди на свободе, общение с которыми стало маленьким, огороженным скалами островком спокойствия в бушующем океане бессвязного бреда. Если этот человек чуткий, а ты, в свою очередь, бережно относишься к его чувствам, у вас может что-то получиться. Но такие вещи, конечно, исключение из правил.
В интернете — тысячи историй о “заочницах” — девушках и женщинах, из которых меркантильные осужденные выпивают все соки. Я отношусь к таким вещам терпимо, пока это не переходит какие-то границы. В определенном смысле оба человека получают что-то свое: осужденный — средства к существованию, а его пассия — уверенность в том, что она любима. Все, как говорится, в выигрыше. До того момента, пока женщина не бежит в банк за кредитом, чтобы арестант успокоил свою героиновую ломку или сел за карточный стол. Так что это вопрос и восприятия, и порядочности одновременно.
А сейчас я хочу рассказать довольно странную историю о свадьбе в тюрьме. Свадьбе, где я был кем-то вроде шафера.
Следствие продолжалось, срок содержания под стражей заканчивался через пару недель, а значит, за это время меня точно не повезут ни в сумасшедший дом бог знает для каких целей, ни в районный суд на очередную “продленку”, чтобы я как следует надышался перегаром наших служителей Фемиды.
В моей новой камере я более-менее обжился. Тут были вполне нормальные по местным меркам люди. Никаких агрессоров, выскочек и прочих. Шесть человек разных возрастов и взглядов, схожих разве что своим прошлым.
Со временем, проведенным в местах лишения свободы, я научился подстраиваться практически под любого человека, если он, конечно, не законченный психопат. Рецепт прост: выделяйся, только если это необходимо, меньше сарказма, больше кажущейся открытости и, думаю, главное — поверхностность и легкость. Никто не будет заострять на тебе внимание, а если кто-то и остановит на тебе взгляд, то лишь на секунду, решив про себя: “Этот парень — свой” (что бы это ни значило).
В камере был один общий мобильный телефон, старый и черно-белый. Еще почти у каждого арестанта был свой, личный. В принципе, мы нормально проводили время, иногда смотрели фильмы на сенсорном телефоне, держали связь с родными и близкими (по крайней мере те, кому это было нужно). Один из ребят, парень 25 лет, висел на телефоне почти все время — общался со своей подругой. Его звали Никита, а ее, кажется, Таня. В те моменты, когда поговорить с ней ему по каким-то причинам не удавалось, он плотно общался только со мной. Хоть наши темы были довольно ограничены всякими отношенческими и межполовыми вопросами, душой я отдыхал, потому что откровенно скучал по всему этому. Кажется, его Таня была довольно импульсивной девушкой и часто манипулировала им. Но это неважно.
Познакомились они в интернете. Общались уже почти полгода. Все быстро развивалось. А это, как известно, является частым симптомом быстрого перегорания чувств. Оба, разумеется, замечали только друг друга (как я и говорил, общались почти постоянно) — были и ссоры, и вздохи, и ахи, и признания. После очередного разговора с ней Никита подошел ко мне с видом настолько сияющим, что я даже засомневался в том, что мы вообще находимся в тюрьме:
— Эй, Nobody, у меня — новость.
Здесь он сделал паузу, в которую, по его расчетам, я должен был лопнуть от любопытства и начать умолять его рассказать наконец эту чертову новость. В итоге лопнул он, потому что я ничего не ответил.
— Тебе что, неинтересно? В общем, мужик, я ЖЕНЮСЬ. Только что говорил с НЕЙ. Завтра едет в загс, берет документы и назначаем дату свадьбы. И ты будешь моим свидетелем. Ну, в смысле со стороны жениха.
Тут один мужик, который стоял и варил кипятильником чай, на секунду отвлекся от процесса и вставил свою реплику:
— Не свидетелем, а ОЧЕВИДЦЕМ. Свидетели у нас показания дают…
Никогда не думал, что услышу все эти слова о свадьбе, браке и прочем в тюрьме. Еще и свидетелем просят стать. Б%!#ь, вернее — очевидцем. Я не знал о том, что из себя представляет свадьба в тюрьме. Где это происходит? Как? Кто присутствует?
Оказалось, процедура довольно простая. Твоя будущая жена едет в загс, платит около 300 рублей и берет два бланка — один для жениха, а второй для себя. Едет в тюрьму, идет к начальнику и говорит ему о своих намерениях. В дверь твоей камеры стучат ключом, называют фамилию, ты идешь в комнату для свиданий с адвокатом, где заполняешь и оставляешь свой бланк. Кроме мента, который вывел тебя из камеры, не присутствует никто. Затем твоей второй половине отдают заполненный бланк — и она снова несет его в загс. Отдает бланки, если нужно ускорить процесс, дает взятку, и вам назначают дату свадьбы.
Будущей жене разрешается взять с собой двух человек, которых она сочтет нужными, а будущему мужу — одного. В этот раз этим одним со стороны мужа был я. Впервые в жизни присутствовал на таком мероприятии. Никаких букетов, платьев, костюмов, разумеется, не было — такого наша система позволить не может. Зато были нотариус, женщина — работник загса, арестант, я, будущая жена арестанта и ее родители.
Помещение поражало своей казенностью: нарисованный плакат с двумя кривыми кольцами и фразой про счастливый брак, растения на подоконниках, которым горшками служили ведра из-под майонеза, пожелтевший 20 лет назад тюль и клетка, в которой сидели я и будущий жених. Нас завели первыми. Это было очень атмосферно. Когда смотришь на людей через клетку, тебя не покидает унизительное ощущение, что ты считаешься опасным для людей по ту сторону. Будто ты только того и хочешь, что кому-нибудь навредить.
В помещение зашли пять человек. Две женщины с угрюмыми минами, которые моментально слились со всеми майонезными ведрами с растениями и старым тюлем, что дало мне достаточно оснований отнести их к государственным служащим. Затем зашла Таня — девушка, скованная всей ситуацией, но довольно милая. Было видно, что ей даже будет трудно вспомнить все это в подробностях — впечатления наваливались на нее огромной лавиной, в которой с ходу очень сложно разобраться. Затем зашли ее родители. Скромные люди под 50, молчаливые и совершенно не разделяющие эмоций дочери.
Процесс бракосочетания был довольно быстрым, но ярким, как половой акт кролика. Сначала все присутствующие подписали разные бумаги, потом мне дали кольцо, которое я отдал жениху, а он, как полагается, в конце процедуры надел его на палец Тани. За исключением меня, жениха и невесты, в лицах не изменился вообще никто. Нотариус произнесла свою речь, торопясь насколько, насколько это было вообще возможно:
— Никита такой-то такойтович, согласны ли Вы взять в жены Татьяну такую-то такуютовну?
— Да.
Здесь нотариус совсем охерела в своей спешке и просто повернулась к Тане, презрительно спросив:
— А ты?
— Да.
Дальше — обмен кольцами, подписание бумаг всеми участвующими. Кольцо, кстати, у Никиты забрали, сказав что потом он “по освобождении со склада заберет”.
Многие сталкивались с ощущением, когда тебе стыдно не за себя, а за кого-то другого. Когда Никита согнулся пополам и начал просовывать голову в самое большое отверстие клетки, а Таня подошла и наклонилась, я почувствовал горький стыд. Они поцеловались, а я никак не мог избавиться от полурациональных мыслей из-за всего этого. Казалось, так точно быть не должно. Почему конкретно — загадка.
Спустя почти год я пересекся с Никитой, когда ехал в суд на приговор. Он переписал на Таню квартиру или кого-то прописал в ней — толком я так и не понял. Но Никита остался без жилья, а за развод его жена требует денег. Хотя это ему уже точно не нужно — разводиться из тюрьмы и жениться снова? Увольте.
Тут мне вспомнилась шутка одного известного комика:
“Три из пяти браков разваливаются. Три из пяти! Это что должно быть в голове у человека, чтобы сознательно пойти на такое? Эй, парень, скорее всего, тебе не повезет и у тебя заберут как минимум половину того, что ты имеешь! Если бы ты пришел на аэродром, чтобы прыгнуть с парашютом, а инструктор такой говорит: “Ну, знаете, у нас с парашютами всегда было не ахти, но два парашюта из пяти обычно открываются…” Что бы ты сказал, парень? Да пошло оно н@ %¥й!”