Накануне, в Татьянин день, 5 тысяч студентов, собранных со всей страны в Ледовом дворце Казани, почти четыре часа ожидали появления Владимира Путина: им обещали, что президент прочитает лекцию. Однако общение продлилось две с половиной минуты. «Благодаря студенчеству, молодежи Россия всегда остается молодой, устремленной в будущее. Вы выросли в новое время. Поверьте мне, у вас большие преимущества перед теми, кто рос в предыдущие годы. Вы можете свободно, не думая ни о чем, создавать новые смыслы, новую музыку, новую моду, новое искусство, новые технологии. Не бойтесь ошибок. Всегда ищите возможность преодолеть их и выйти на нужное вам решение. Успехов вам!» — произнес глава государства и удалился. Положение обязывало. Положение российского образования и общества в целом таково, что, кроме округлых лозунгов, президенту нечего сказать молодежи.
«Во французской стороне, на чужой планете…»
Что такое современное, конкурентоспособное высшее образование — свое мнение на этот счет на площадке Ельцин Центра недавно высказал ректор и президент Варненского университета менеджмента (Болгария) Тодор Радев. «Мы на пороге четвертой индустриальной революции, через 20 лет половина рабочих мест будет занята роботами, многие профессии исчезнут. И если до сих пор мы всю жизнь пользовались плодами раз и навсегда полученного образования, то сегодняшним студентам через 10–20 лет вряд ли понадобится то, чему они учатся в вузах. Так каким должно быть образование, в чем его роль?» — начал выступление господин Радев.
Скорость смены технологий и их распространения нарастает, «перезагрузка» актуальных знаний происходит каждые 3–5 лет, и компании сами «подгоняют» персонал под постоянно меняющиеся задачи. Вместе с тем фундаментальные знания можно запросто получить из интернета, университеты и научные центры перестали быть практически монопольным их источником. Кроме того, отметил Радев, мы живем в уникальное время: юношество и молодежь зачастую знают больше взрослых. Поэтому во всем мире вузы расстаются с хорошо знакомой нам формой обучения (когда преподаватель читает лекции, студенты записывают их, а затем воспроизводят записанное и выученное на экзамене) и переходят к британской традиции: предоставляют учащимся свободу в выборе курсов, максимум возможностей для самостоятельной подготовки, а основная ставка делается на обсуждение изученного и усвоенного на семинарах.
Так, с помощью наставников (тьюторов) во время диспутов и дискуссий у студентов развивают такие универсальные, всегда востребованные качества, способности и умения, как стремление к самосовершенствованию, любознательность, аналитичность, воображение, нестандартность мышления, креативность, дальновидность, целеустремленность, харизматичность, убедительность, дипломатичность, командность, ответственность, честность и так далее. То есть то, что продвигает в установлении причинно-следственных связей и обнаружении закономерностей, в генерации новизны и стратегических трендов грядущего, в коммуникации и организации. То, что делает лидером — в науке, предпринимательстве, общественной жизни.
Эти черты «шлифуются» и закрепляются в ходе практического решения конкретных задач, осуществления проектов. «Часто к окончанию университета студент имеет собственную компанию, и его финальный, дипломный проект — это реальный бизнес-проект его фирмы, который оценивается не только университетскими специалистами, но и представителями деловых кругов, банками. Если проект оказывается, с их точки зрения, удачным, инвесторы могут вложиться в него», — рассказал ректор Радев. Чтобы получить на выходе столь плодотворный эффект, университеты самым тесным образом сотрудничают с бизнесом: он выступает площадкой для «обкатки» будущих специалистов, стажирует их. «Наш Карьерный центр находит ребятам работу по всему миру — в гостиницах, ресторанах и так далее. И этот опыт открывает им дорогу к карьере едва ли не шире, чем диплом о высшем образовании», — поделился Радев.
Компании и сами заинтересованы во взаимодействии с вузами: мало того что учебные заведения — ресурс для повышения предпринимательских, управленческих квалификаций; удачная «охота» на талантливых студентов приносит бизнесу новые идеи, инновации, рынки и прибыли. Обучение каждого такого дарования, например в ведущих американских университетах, обходится компании-заказчику в 50–60 тыс. долларов в год, и оно стоит того. Таким образом, в наше время университет — не только как образовательный, но и как научно-исследовательский и изобретательский центр — и компании образуют единое целое, питая друг друга — кадрами, замыслами, финансами. (Достаточно сказать, подчеркнул Тодор Радев, что фонд, наполняемый выпускниками Гарварда, исчисляется 30 млрд долларов, благотворители — ставшие успешными и знаменитыми бизнесмены, в том числе основатели легендарных технологических компаний, таких как Microsoft и Facebook, которые начинались, собственно, как студенческие команды).
Еще одна принципиальная особенность образования в современном, глобализированном мире — интернационализация. Так, университет, возглавляемый господином Радевым, принимает студентов из более чем полусотни стран, и наоборот, их болгарские ровесники продолжают учебу в Великобритании, Голландии, Франции, Германии, Австрии, Швейцарии, Норвегии и даже Бразилии. Довольны все: студенты получают сразу два диплома, а Варненский университет поддерживает планку западноевропейского образования (так, преподавание там ведется исключительно на английском языке; в других болгарских вузах оно двуязычное, англо-болгарское, благодаря этому большим спросом у американской и европейской молодежи — англичан, немцев, французов, итальянцев — пользуются местные медицинские высшие учебные заведения: качественно, удобно, относительно недорого).
Ну, а самые крупные потоки иностранных студентов привлекают, конечно, Соединенные Штаты, а также Великобритания, Франция, Австралия, Германия. Соответственно, доход вузов от образовательных услуг в США, поведал Радев, доходит до 40–50 млрд долларов в год, в Великобритании — 8,5 млрд фунтов стерлингов, в Австралии — 15 млрд долларов. А с учетом того, что многие одаренные выпускники остаются в странах, где учились, экономический эффект сильнее на порядки. «Подсчитано, что, если из ста иностранных студентов в стране обучения остаются только трое, их дальнейшая деятельность, их вклад в экономику принимающего государства окупит затраты на учебу остальных 97-ми», — сообщил Тодор Радев. Так что многие западноевропейские университеты предлагают учиться у них бесплатно.
Опыт показывает: выпускник вернется на родину, если отправить его за границу не на полный курс обучения, но на несколько семестров. Здесь «смелее» всех Китай, за ним следуют Индия, Южная Корея, Германия и Саудовская Аравия. Решительность, с которой китайцы отправляют свою молодежь за иноземным образованием, господин Радев объяснил так: «Один китаец учился в Австралии и сделал перспективное изобретение. Приезжает делегация из Китая: даем тебе помещение под производство, стартовые ресурсы — развивайся, доход — 50 на 50 с государством. И он вернулся».
Злокачественное образование
Как в то же время выглядит российская система образования? Исследования Гарварда и Стэнфорда говорят, что 75–85% профессионального успеха зависит от soft skills — тех самых творческих, коммуникационных и управленческих качеств и умений, о которых говорилось в начале. Но «большинство российских вузов до сих пор ориентированы прежде всего на формирование у будущих специалистов базовых (hard) компетенций», то есть сугубо профессиональных знаний и навыков, свидетельствует ректор Томского госуниверситета Эдуард Галажинский. Индивидуальные образовательные траектории, направленное самообразование, проектное обучение, командные исследования — все это для нашего высшего образования в основном пока еще диковинка.
Общим местом стали сетования на отсутствие обратной связи высшего образования с бизнесом. «Учебные планы, как правило, оторваны от реальных потребностей производства… Мы не видим у себя вузовских преподавателей, а наших специалистов не зовут на кафедры, хотя наши сотрудники знают об отраслевых новинках больше, чем на кафедрах… Нужны технические специалисты с компетенциями экономистов, со знанием бизнес-процессов, разбирающиеся в информационных технологиях, а наши вузы таких не выпускают», — сам слышал эти упреки на одном недавнем круглом столе. Вообще, о недостатке практических знаний выпускников говорят более 90% работодателей. В то же время и сами фирмы и предприятия в условиях рецессии и непомерного административного давления неспособны предъявлять и оплачивать образовательный заказ. Как сформулировал экономист Ростислав Капелюшников, «им не до инноваций — им бы выжить».
Вузовским преподавателям тоже не до инноваций. По описаниям профессора Саратовского госуниверситета Веры Афанасьевой, также выступившей в Ельцин Центре, они в унизительном и отчаянном положении: чехарда образовательных стандартов, при этом жесточайший чиновный контроль, беспрецедентная формализация и канцеляризация учебного процесса, нарастающая лавина отчетностей, издевательские зарплаты (профессор, доктор наук Афанасьева, по ее признанию, получает 30 тыс. рублей, коллеги по кафедре — в среднем 25 тысяч, зарплата доцента — от 12 тыс. рублей), эмоциональное и физическое истощение, болезни и даже самоубийства. И попробуй пикни. «У нас в университете был фрондирующий истфак — разогнали, буйных удалили, сделали из факультета институт с назначенным директором. Теперь сообщество молчит, повсюду страх», — рассказала Вера Афанасьева. В прошлом году она изложила наболевшее в открытом письме министру образования Ольге Васильевой. Реакции, как можно догадаться, не было.
Что же касается международного студенческого обмена, то по количеству принимаемых студентов Россия занимает вроде бы неплохое 6-е место, но при этом отстает от лидеров, США и Великобритании в 2,5–4,5 раза. В десятку «экспортеров» студентов входит даже Иран: и там понимают, что обучение за рубежом — это передовые знания, диффузия культур, связи, проекты, инвестиции. России же в десятке нет. «Некоторые российские вузы стимулируют студентов на международные вылазки. Это ВШЭ, из технических — „Бауманка“ и МИСиС. Но за пределами Москвы и Питера только 10% студентов, а то и меньше, получают возможность инклюзивного образования. Дело в том, что процесс этот обоюдный, однако Россия сама крайне мало приглашает иностранных студентов, если речь идет не о столичных университетах, — объясняет член ученого совета Высшей школы экономики Алексей Маслов. — Есть азиатский рынок — неограниченное количество студентов, которые могут приехать к нам учиться. Но какого-то особого всплеска мы не видим. Западные страны — Германия, Великобритания — с одной стороны, Новая Зеландия и Австралия — с другой, потратили огромные деньги на пропаганду своего образования. Когда китайцы слышат, что можно учиться в Австралии, они дрожат от радости и даже не спрашивают названия университета: считается, что австралийское образование очень хорошее. Так это или нет — вопрос другой. Между Россией и Австралией китаец выберет Австралию, не потому, что мы хуже, а потому, что они почти ничего не знают о нашем образовании», — добавляет Алексей Александрович.
Как известно, в знаменитых «майских указах» 2012 года Владимир Путин поставил задачу к 2020 году добиться включения пяти российских вузов в сотню лучших университетов мира в соответствии с признанными международными рейтингами. На выполнение задачи потратили порядка 50 млрд рублей. Согласно прошлогоднему рейтингу журнала Times Higher Education, 18 российских вузов попали в число 1000 лучших на планете. Некоторые из них, как МФТИ и Томский политех, улучшили результаты, но все равно не поднялись выше группы 251–300, традиционно передовые позиции подтвердил МГУ: он занял 194-е место, опустившись за год на шесть ступенек. Впервые в истории в тридцатку мировых фаворитов попали два китайских университета, а первые строчки рейтинга, как всегда, заняли Гарвард, Стэнфорд, Кембридж, Массачусетский технологический институт…
Евгений Кузнецов из Российской венчурной компании напоминает, что образцом для Массачусетского технологического института и других ведущих технологических университетов США когда-то послужило Московское императорское техническое училище (теперь это МГТУ, «Бауманка»), еще во второй половине XIX века эффективно связавшее науку и практику. «Американцы давно поняли, что каждая технологическая революция базируется на усложнении навыков управления, и потому они не отрывают управленческое образования от научного и технологического, в итоге добиваясь лидерства уже в третьей технологической революции подряд. И несомненно, американские университеты — лидеры в части адаптации своего образования под текущие актуальные векторы развития науки и техники, — пишет Кузнецов. — Вокруг таких университетов возникает новое, динамичное, технологичное, нацеленное на развитие человечество. Кампусы университетов становятся „островками будущего“, в которых реализованы и развиваются те технологии и практики деятельности, которые будут определять успех через 10–15 лет. И выпускники выходят в мир подготовленными, знающими больше, чем окружающий мир, а не недоучками, которых надо „дотягивать на производстве“».
Повернется ли язык сказать то же самое о российских университетах? Об адекватности нашего высшего образования говорят данные социологических замеров: 40% выпускников вузов не используют в дальнейшей жизни знания, полученные там. Ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов полагает: «Можно говорить о том, что мы стоим на пороге новой волны неуспешности, исходящей из вузов. Продолжающий расти рынок услуг и фриланса не может проглотить полмиллиона в год выпускников с „общим высшим образованием“. Пока неизвестно, как именно этот процесс пойдет в России, но если ориентироваться на опыт других стран, то похоже, что надо готовиться к значительной молодежной безработице, в том числе и выпускников вузов». (При этом уже сейчас социология относит к неуспешным 25% молодых соотечественников: миллионы людей до 30 лет либо вовсе не работают, либо имеют непостоянную и низкооплачиваемую работу).
Школа выживания
Однако вузы — лишь верхушка айсберга. Как известно, в целом личность формируется к наступлению полового созревания, годам к двенадцати, среднему школьному возрасту. Так вот, почти 30% российских школьников не достигают понимания основ как минимум в одном из трех когнитивных направлений — языке, математике и естественно-научных дисциплинах. Наша школа давно отказалась от индивидуального подхода к ребенку, от выявления, поощрения и углубления его творческих наклонностей и талантов, от его целенаправленной социализации, этического воспитания (коллективизм, взаимопомощь, совестливость, обязательность). Развитие речи, логики, образности, способностей к связной презентации, аргументированному изложению позиции, организация коллективного обсуждения — разве это о нашей школе? А о такой «детали», как профориентация, и говорить нечего.
Чтобы представить, что творится в российских школах, прочитайте пронзительное, кричащее болью письмо учителя русского языка и литература из Ижевска Анны Инютиной, опубликованное «Новой газетой»: у половины учащихся «отсутствуют элементарные знания и умения», вся система «построена на подчинении, на подавлении», «в итоге неуспевающие дети, или раздавленные, или озверевшие», «жесточайший кадровый голод», «40 учебных часов в неделю вместо 18», классы по 30–40 учеников. «Вот на этом месте надо вообще забыть о качестве и перестать заниматься лицемерием: в таких условиях качества быть не может. Здесь все по принципу „если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет“… Мы учим поверх голов, „выдаем программу“. Что проверяет Рособрнадзор? Выполнение программы. Программа пройдена — это главное. А то, что она успешно прошла мимо сознания, — это в отчетах не отражается… Никогда нельзя показывать реальную картину. Там всегда должны быть показатели соответствия госзаказу: „освоили“, „внедрили“, „успешно выполнили“. Не должно быть неуспевающих, не должно быть неаттестованных. Приоритетным стало патриотическое воспитание. Марши, присяги, песни. И все это на фоне тотального вранья, — раскрывает подноготную российской школы Анна Инютина. — Разве что равнодушие спасает от сумасшествия. Это как в концлагере: все силы направлены на выживание, и молчат сострадание, чуткость, совесть — выстоять бы и не свалиться раньше времени».
Здесь снова невозможно обойти вопрос о зарплатах. По данным РАНХиГС и Института Гайдара, несмотря на «майские указы», доля бедных и крайне бедных в сфере образования за последние 4 года только выросла. Опросы «Левада-центра» и ВШЭ показывают, что по итогам прошлого учебного года половина учителей получала меньше 20 тыс. рублей в месяц, еще четверть — в пределах 20–27 тысяч и лишь четверть — больше 27 тысяч. Более 40% учителей вынуждены подрабатывать, а 45% раздражены растущими объемами отчетности. «На нас давит Минобр с планами уроков. Раньше мой план урока помещался на листочке, а сейчас я должен на 70 страницах расписать на год вперед, чем мы будем заниматься», — горюет в репортаже журнала «Такие дела» преподаватель знаменитой Физико-математической школы в новосибирском Академгородке.
Из того же материала узнаем, что правительство еще в позапрошлом году сократило финансирование новосибирской ФМШ, текущие перечисления покрывают лишь пятую часть затрат, администрации пришлось поднять ежегодную плату за проживание и питание в интернате до 130 тыс. рублей с каждого ученика. «Многие преподаватели говорят, что при таком отношении государства ФМШ перестанет быть тем местом, куда действительно мог поступить любой талантливый ребенок вне зависимости от того, сколько зарабатывают его родители». В прошлом году российские школьники неоднократно побеждали в командном и личном зачете на международных математических и естественно-научных олимпиадах. «Это говорит о том, что многое сделано для поддержки талантливых детей», — прокомментировала министр образования Ольга Васильева. Однако на фоне откровений ижевской учительницы и преподавателя из Новосибирска восторги министра, согласитесь, как-то блекнут.
Комплексное решение проблем российского образования займет не менее 15–20 лет, и только при увеличении финансирования почти на 1% ВВП, 600–800 млрд рублей в год, считает Ярослав Кузьминов. Но реальные цифры выдают, что у государства совсем иные приоритеты. В ближайшие три года доля расходов на образование к объему ВВП снизится с 0,7% до 0,6%. Зато военные и полицейские расходы прирастут почти на 700 млрд рублей, и это без учета засекреченных расходов, которые к 2020 году составят немыслимые 20% бюджета.
Разговор окончен
Разнообразные исследования и просто живые свидетельства рисуют такой коллективный портрет сегодняшних школьников и студентов, так называемого «поколения Z»: ценят свободу и мобильность, активны и предприимчивы, но в смысле самореализации, а не «заколачивания» денег, под успехом понимают не карьеру, власть и богатство, а удовольствия и ощущение счастья; лишены зависти и радостны, индивидуалисты, самостоятельны, при этом общительны и легко идут на совместные действия, смело берутся за, казалось бы, невыполнимые задачи, ответственны и честны, начисто отвергают коррупцию и ратуют за справедливость, не доверяют чужому мнению, не смотрят телевизор, любят свои семьи и родителей, имеют устойчивые и добрые отношения с ними. То есть на сегодняшних взрослых, включая правителей и учителей, совсем не похожи.
И для взрослых это невыносимо. У них свои правила жизни: осажденная крепость, иерархия, дисциплина, патернализм и приспособленчество, лицемерие и этическая беспринципность, карьеризм и корыстолюбие, мнительность и мстительность — типичные характеристики выживающих в авторитаризме. Зараженные авторитаризмом, слепленные им и спасающиеся в нем, взрослые — волюнтаристы-политики, полицейские, педагоги, родители — не могут допустить юной инаковости, самобытности, раскрепощенности, улыбчивости. Пригрозить, запретить, репрессировать, отнять — так действует власть на всех ее этажах, от Кремля до самой средней школы. Высмеять неуспевающего, влепить незаслуженную двойку, вымогать деньги за подготовку к ЕГЭ, накатать кляузу в Следственный комитет и ФСБ об участии ученика в оппозиционном митинге, затравить из-за проникновенного выступления в Бундестаге или из-за озорного, безобидного тверка, фальсифицировать результаты голосования на школьном избирательном участке взамен на ломтик бюджетного пирога… Это еще не самое впечатляющее. Заставить детсадовского малыша мыть туалет на глазах у группы — вот это, пожалуй, «посильнее „Фауста“ Гете».
У искореженных властью взрослых и у детей нет общих ценностей, целей и векторов — они противоположны. Нет добрых слов друг для друга. Бывает, что вообще нет слов — дубинки и автозаки, как прошлым мартом на Тверской; ножи и топоры, как нынче в Перми и Улан-Удэ. Может, поэтому Владимир Путин был вчера так немногословен?
Публикации рубрики «Мнение» выражают личную точку зрения их авторов.