Наводчик у меня в экипаже был, Володя Наумов, большой шутник. Помню, прибыло к нам пополнение, пацаны еще, необстрелянные, собрались вокруг него, а он им рассказывает, как под Москвой воевал: «У КВ броня была – О какая! Однажды фрицы врезали по нам болванкой, смотрю, она вся красная такая и лезет к нам в башню через броню. А у меня кувалда под рукой лежала. Я ее хватаю, как дал по ней, так она от моего удара расплющилась. Так и осталась в башне, вместо заплатки. Мы на КВ с этой болванкой так и воевали. Нам потом ее просто в рембате обварили с обеих сторон, чтобы она не вылетела и все».
А сам с таким серьезным лицом рассказывает все это, что даже я, если бы не знал его, наверное, поверил бы. Молодежь рты пораскрывали, слушают внимательно.
Наводчиком он был от Бога . Я больше не встречал таких ни до, ни после. Цель почти всегда с первого выстрела поражал. Как он говорил: «Чуйка у него на то, как снаряд полетит и куда попадет». Ранило его потом.
Мы с немецкими панцерам во встречном бою схлестнулись. На прорыв они пошли. Война то уже заканчивалась, вот они и пытались, видимо, к американцам уйти. Дистанция была - пистолетный выстрел. На таком расстоянии, никакая броня не удержит, ни наша, ни «Тигра»
Бой мне чем то драку деревенскую напомнил, знаете, когда стенка на стенку.Как у Лермонтова: «Смешались в кучу кони, люди»
Дым от горящих танков, и наших и немецких, все поле затянул. Мы проскочили между двух горящих «тридцатьчетверок» и я вижу, как из-за подбитого, дымящего танка, метрах в тридцати он нас, выползает «Тигр» и ствол его орудия поворачивается в нашу сторону . Меня пот холодный пробил. Я только успел крикнуть Вите: «Бей!!». Мы на какую-то долю секунды немца опередили. Подкалибер точно под срез башни влетел. У того видимо боекомплект сдетонировал. Башню у него с погона сорвало, она подпрыгнула вверх и обратно рухнула.
Мы били по всем угловатым силуэтам, которые появлялись в дыму. Внезапно рядом с нами вспыхнула «тридцатьчетверка» , которой не было здесь еще и двадцати секунд назад. Я понял, что тот, кто ее сжег, сейчас ударит и по нам.
Я кричу мехводу: «Влево, за танк!». Он рванул, а я увидел недалеко от нас вспышку выстрела. Снаряд рикошетом ударил по нашей башне. Ощущение было, что по ней врезали громадной кувалдой. Такой звон прошел по танку, его даже качнуло. Показалось, что сейчас он перевернется.
Я не видел немца в этом дыму и, лишь по вспышке, мне удалось понять, где он. И сейчас оставалось надеяться только на маневренность нашей «тридцатьчетверки».
Механик, как угорелый, кидал машину вокруг подбитых и горящих танков. Нам снова удалось втиснуться между двумя подбитыми танками, надеясь, что немец потеряет нас в этом дыму и встали. Но, в башню танка, за который мы спрятались, влетел снаряд . Немец видел нас. Его наводчик поторопился и дал нам шанс. Те секунды, что ушли у него на перезарядку орудия, мы использовали сполна и, выскочив из-за укрытия , Витя хладнокровно всадил в немца снаряд. Это был наш последний выстрел. В танк ударила болванка, меня хорошо приложило о командирскую башенку. Машина начала заполняться дымом. Я откинул люк и, машинально схватив из крепления автомат, выкатился на трансмиссионное отделение. Увидел, как из люка показалась голова Вити. Его руки бессильно хватались за края, а потом он обессилено опустился назад. Я бросил автомат, и, откуда только взялись силы, как пробку выдернул его из люка, после чего мы скатились на землю.
Тут же из люков танка рвануло пламя. Больше из машины никто не выбрался. Танк горел и мог взорваться в любую секунду, но и бежать, сломя голову, в таком хаосе было равносильно самоубийству. Из подбитого немецкого танка тоже начал выскакивать экипаж и я дал по ним очередь из автомата. Один немец так и остался на броне, а второй успел нырнуть за свой танк.
Комбинезон на Вите горел и я, бросив автомат, начал закидывать его землей. Наконец, мне удалось сбить пламя. К тому времени Витя был уже без сознания и я, чтобы прикрыть его от рвущихся вокруг разрывов, подтащил его к гусенице , а сам снова кинулся к автомату, но в это время из-за корпуса танка выскочил немец, в руках которого был пистолет.
Я успел только схватить ППШ за ствол и, с разворота, ударил немца по ногам. Он вскрикнул от боли и неожиданности, в падении выронив пистолет. Навалившись на меня, немец пытался дотянуться до горла. Я уперся ему коленом в живот, скинув его с себя, а потом, схватив за волосы, начал бить головой о траки. Немец еще пытался сопротивляться, но я, в остервенении, продолжал бить и бить его о гусеницу своего танка. Немец захрипел, а потом затих.
В голове шумело. Услышав сзади себя какой то крик я выхватил пистолет иоглянулся назад. Сзади меня на землю оседал здоровенный немец в черном комбинезоне, а из его ключицы какой- то пехотинец выдергивал штык от немецкой винтовки. Лицо солдата показалось мне знакомым. Это был татарин Наиль из танкового десанта. Он уцелел в этой круговерти и как же вовремя оказался здесь!
Вокруг стоял лязг танковых гусениц, трещали автоматные очереди. Это экипажи подбитых танков вели бой.
Спасший меня пехотинец тоже залег за гусеницей и стрелял куда-то в дым.
Только сейчас я начал что-то слышать: автоматную стрельбу, глухие выстрелы танковых орудий, топот человеческих ног.
Я склонился над наводчиком. Он так и не пришел в сознание, но дыхание его было ровным. В это время подбежал какой-то немолодой солдат, через плечо у которого висела санитарная сумка. Он что-то достал из нее и поднес к Витиному носу.
- Что с ним?- только и спросил я у него.
- Контузило его, обгорел немного, да и дыму наглотался. Ничего, жить будет.
ст.лейтенант Рябинин. 1945 г.