25 января, в Татьянин день, золотой голос российского джаза — певица Анна Бутурлина приглашает на премьеру программы! В Театральном зале Московского международного Дома музыки Анна покажет новую концертную программу «Джазовый акцент: In Love We Trust». Анна Бутурлина:
— Я давно мечтала собрать в одну программу популярные песни моих любимых с детства рок-групп и аранжировать их в джазовой стилистике. Хиты, когда-то сразившие моё сердце, я спою по-новому, по-своему, по-джазовому. Все мы, джазмены, обожаем эксперименты. Но рок я ещё никогда не исполняла. Только в далёком детстве, перед зеркалом, со щёткой вместо микрофона в руке... В детстве я слушала много разной музыки. The Beatles, Alice Cooper, Michael Jackson, Belinda Carlisle, Madonna... могу назвать ещё десятки зарубежных имён и групп, которые повлияли на меня. Из их музыки складывался постепенно мой опыт как слушателя, а потом и как исполнителя. И все они так или иначе пели о любви. Теперь я хочу поделиться своей любовью к их музыке с вами.
Одним роком, впрочем, Анна на этот раз не ограничится. В концерте прозвучит материал целого букета жанров: от кантри и соул до классического джаза.
Специальный гость программы — лидер «Фонограф-Джаз-Бэнда» пианист Сергей Жилин.
Аккомпанирующий состав — звёзды российского джаза: Алексей Беккер — рояль, клавиши; Макар Новиков — контрабас, бас-гитара; Александр Зингер — барабаны.
25 января, Театральный зал ММДМ, 19:00
Мы, естественно, много раз писали о ведущей вокалистке московской джазовой сцены. Но было в истории «Джаз.Ру» и большое биографическое интервью, которое у Анны взяла в 2010 году ещё одна Анна — заместитель главного редактора нашего издания Анна Филипьева. Тогда портрет Анны Бутурлиной, выполненный фотографом Александром Никитиным, появился и на обложке бумажного «Джаз.Ру»: Анна стала первой «женщиной джаза» на нашей обложке!
— Становиться вокалисткой я вообще не собиралась. Мысль появилась случайно, наверное, лет в четырнадцать. До того я планировала стать академической пианисткой, и все мои усилия в музыкальной школе были направлены именно на это. Но я смогла, в конце концов, разочаровать своего педагога, сказав, что поступаю в Гнесинское училище на отделение хорового дирижирования, поскольку мне в тот момент показалось, что это обеспечит мне все необходимые знания для того, чтобы научиться и петь, и как-то всё в своей жизни организовать вокруг этого.
А почему решили петь джаз?
— Тоже вышло случайно. Я всегда занималась классикой, и, поступая в музыкальное училище, я вообще-то хотела стать оперной певицей. Ходила на прослушивания к разным педагогам, показывала себя. Но в академическом плане голос у меня, скажем так, не самый интересный: лирико-колоратурное сопрано. И мне сказали, что, вероятнее всего, с моим голосом я смогу пойти только в оперетту. А оперетта казалась мне несерьёзным жанром. Потом я совершенно случайно услышала «Misty» Эрролла Гарнера в исполнении моего друга — он увлекался джазом и просто подбирал её на фортепиано. Мне было лет шестнадцать, наверное. Я была так потрясена красотой мелодии! Говорю: «Боже, что это? Неужели такое бывает! А слова-то есть?» Он говорит: «Конечно, есть. Это ж песня!» В общем, с того и пошло. Потихоньку мы с ним начали подбирать разные песни и исполнять их, где придётся: на вечеринках, на уроках сольфеджио и гармонии… Постепенно я поняла, что это, и только это, может быть моим путём, и ничего больше я не хочу. Все оперы были сразу забыты. И оперетты тоже (смеётся).
Ближе к четвёртому курсу училища я пошла факультативно заниматься к своему будущему педагогу Юрию Олизарову в Гнесинский институт. Раз в неделю ходила к нему на открытые уроки, брала всё, что он предлагал в плане знаний и умений. Практические занятия там были коллективные. Не индивидуальные. Ну и за год я до такой степени сумела освоить всё это, что легко поступила в институт — уже на эстрадно-джазовое отделение. Проблем не было, хотя я очень волновалась, конечно.
Я хотела поступить именно к преподавателю-мужчине, потому что у меня всегда было стремление быть ни на кого не похожей. И я поставила себе цель: педагогом должен быть мужчина, и тот, кто не будет мешать мне заниматься тем, чем я хочу. Чтобы не было тембрального подражания педагогу. У нас такое сплошь и рядом происходит: как поёт педагог — так и ученик, прямо один в один. И это мне ужасно не нравилось.
[...]
Чего, по-вашему, необходимо избегать начинающему джазовому вокалисту?
— Вообще основная ошибка многих вокалистов, стремящихся петь джаз — это вульгарность исполнения. Бывает, нахватаются с поверхности каких-то голосовых эффектов — и начинают их очень преувеличенно применять в своём пении. Получается совершенно ужасное бескультурное исполнение. А на самом деле для того, чтобы петь джаз, нужно для начала копнуть поглубже. Очень много надо послушать и почитать, прежде чем решиться на это. Потому что если не понимаешь, откуда ноги растут, то и голова растёт не очень красиво. Вульгарность — это самое ужасное. Помимо этого, мне кажется, нужно избегать подчёркнутого копирования исполнителей. Скажем, если у исполнителя есть концертная программа, в которой пять песен взято у Сары Воэн, пять песен у Аниты О’Дэй и пять песен ещё у кого-то, и при этом он исполняет эти песни ровно как эти три исполнителя, не пытаясь объединить это своим собственным внутренним чутьём, то получается ерунда. Я прямо краснею, когда это слышу, и думаю: «Неужели люди не понимают, что они делают?» Я это сразу слышу. А не понимают многие, молодые особенно. Просто надо избегать профессиональной неграмотности. А как её избежать? Её надо исчерпывать, слушая музыку, и обязательно учась у живых музыкантов. Например, у инструменталистов. Многие из пожилых уже музыкантов несут какой-то особый джазовый дух. Тот же Алексей Алексеевич Кузнецов со своим ансамблем. Он удивляет свежестью и при этом неизменностью музыкального мира, который представляет. Я наблюдаю, как публика реагирует на исполнителей, и понимаю, что у многих из них нет чего-то такого, что есть у того же Кузнецова. Может быть, это его душа такая? Или просто он ухватил джазовое зерно, которое многие не могут ухватить? Всё-таки мы русские люди, и джаз родился не на нашей земле. Некоторым, видимо, трудно уловить верную стилистику. Они что-то там имитируют, а имитация — это уже не исполнение. А есть истинное исполнение, и оно сразу слышно. Я бы так сказала.
Да, все начинают с подражательства. И я начинала с него. Но важно потом из этого выпрыгнуть и пойти своим путём, найти свой звук, свою манеру. По крайней мере, технически нужно настолько мастерски владеть голосом, чтобы никто не придрался. Ну, а душу человеку не приделаешь. Если он обладает какой-то особенной душой, то она будет слышна в каждом звуке, и из глаз будет исходить свет. [...]
Одно дело — излил душу, написал собственную песню. И другое дело — песня, которую написал кто-то другой. Как эта идея преломляется в исполнении чужих песен?
— Ну, как? Просто пример приведу. Сижу я дома, думаю, что надо подобрать себе новый репертуар. Открываю толстый фейк-бук и начинаю за инструментом листать страницы — проигрываю первые несколько тактов песен. Эта мне не очень нравится, эта тоже не очень… Через двадцать песен — о! что-то интересное… Сыграла целиком. Если понравилось — начинаю читать текст. Если текст ужасен — я не смогу это петь. Ну а если и стихи оказались глубокими, и музыка трепетная, то всё. Вот недавно я открыла и стала играть известнейшую балладу «People» из фильма «Смешная девчонка», так у меня в середине песни просто слёзы из глаз полились. Потому что настолько пронзительная музыка и слова, что у меня внутри аж всё замерло. Вот такие песни я и ищу. В идеале они все должны быть такими, внутри всё переворачивать, но настолько влюбиться в произведение не всегда получается. Бывает, что музыка захватывает или ритм какой-то особый… В общем, начинается с этого, а потом уже в процессе исполнения я ищу свой образ. Бывает, сразу что-то приходит, бывает — постепенно, в процессе аранжировки, например, когда ищу характер. Случается, конечно, услышу какую-то запись, и тоже понимаю, что это моё, хочу петь. Но если можно сделать своё лучше — я делаю своё. Индивидуалистка я такая — вот и всё (смеётся).
[...]
Я слышала от многих, да и сама придерживаюсь мнения, что после того, как у вас появилась дочка, вы стали петь совсем по-другому. В вашем пении появилась особенная жизненная сила. Вы сами это ощущаете?
— Да! А как же!
Как вы это объясняете?
— Наверное, открылись какие-то каналы, как модно говорить (смеётся). Ну, на самом деле, быть мамой — это другое качество женщины. Так банально звучит, но тем не менее. Я чувствую в себе больше и душевных, и физических сил. И во мне появилось столько новых чувств и переживаний, которые я смелее могу передать со сцены! Раньше я была более скована, а рождение дочери меня раскрепостило. Мало того! Удивительно, вот вы не поверите, но когда я родила дочку, то на следующий же день почувствовала, что мой голос изменился. Тембр стал другой. Я испугалась сначала, думала, что сорвала голос. Думаю, что же это такое? Мне говорили, что голос меняется — вот так и есть. Он стал более наполненный, в нём появилось больше каких-то обертонов… Это не только физиология. Это с чем-то духовным связано. Я стала просто увереннее, у меня появилась в жизни опора. Живя каждый день, я чувствую бесконечную глубину внутри себя и понимаю, что могу черпать оттуда всё новые и новые сюрпризы. Меня это так радует! Без какой-то там излишней скромности я говорю, как я чувствую. И это так приятно, радостно… Вообще!
Существуют ли какие-то особые требования, которые вы предъявляете к музыкантам вашего рабочего состава?
— У некоторых есть мнение, что не важно, каков человек: если он клёвый музыкант, то это всё покрывает. У меня не совсем так. Видимо, оттого, что я женщина, я более чувствительна и ранима, и нуждаюсь в таких музыкантах, которые были бы готовы меня выслушать, уважать меня и принимать мою точку зрения, идти на компромисс и со мной, и с самими собой. И здесь конечно очень важны дружеские отношения. Если они складываются, и, когда мы на сцене, я вижу, как из глаз летят искры, мы друг друга чувствуем и с полуслова понимаем — вот это мне комфортно. Если же музыкант хорошо играет, но я вижу, что в этот момент его душа отсутствует, то есть играет он с удовольствием, но ему, в общем-то, всё равно, играет он со мной или с кем-то ещё, я не могу с ним долго работать. Может быть, это очень высокие требования, но я жду от музыкантов такой же душевной самоотдачи, какой требую от себя. А отдаю я много. И если они не готовы к этому — значит, не получается. Мой постоянный партнёр — Лёша Беккер. Для меня он непревзойдённый пианист, исполнитель, и человек превосходных личных качеств. И я очень горжусь, что уже тринадцать лет мы вместе. Подумать только! Кошмар! (смеётся) Но это здорово, и большая редкость для джазовой сцены, что люди так долго вместе. У нас в ансамбле периодически происходят всякие изменения, но одно не меняется: Алексей Беккер и Анна Бутурлина — это константа. Так что человеческие отношения очень важны, иначе музыка страдает. Это я вам говорю как женщина!