Божественные видения, зловещие монстры, причудливые твари. На замысловатых гравюрах XVI-XVII вв. запечатлены страхи и чудеса мира, очарованного изобретениями и меняющегося благодаря знаниям. Великая эпоха географических открытий олицетворяет временной промежуток, когда мир оказался на пороге перемен и неопределённости.
По словам философа Энтони Грейлинга, который написал книгу «Эпоха гениальности», это времена «величайшего изменения в человеческом разуме, доселе не случавшихся в истории». На интеллектуальных и материальных поприщах вспыхнули кровавые баталии между приверженцами науки и магии, религии и мистицизма, ортодоксии и ереси, демократии и монархии. Затяжная и жестокая глава человеческого развития продолжалась до середины XVII века, пока европейцы радикально не пересмотрели своё место во Вселенной и не взяли неведомый им тогда курс на современность.
В 1638 году, спустя пять лет после того, как Галилея обвинили в ереси из-за его гелиоцентрической теории, в Лондоне вышла крошечная книжонка под названием «Открытие внутрилунного мира или Рассуждения о возможности существования жизни на другой планете». На грубой гравюре изображена солнечная система, в центре которой находится солнце. Трактат уже с первой страницы пытался убедить читателей в том, что «как бы это ужасно не смотрелось на первый взгляд… вероятнее всего это правда». Полемика церкви же основывалась на цитировании отрывка из «Псалтиря» 104:5: «Бог поставил землю на твёрдых основах: не поколеблется она во веки и веки». Автором брошюры был будущий шурин Оливера Кромвеля, Джон Уилкинс, который надеялся противостоять официальной версии католической церкви и тем самым перевернуть Землю в социальном и научном смысле.
Однако было бы ошибкой полагать, что разум начал одолевать невежество. Чудеса эпохи возникли благодаря открытию новых земель, новых структур восприятия и опыта, которые можно было почувствовать, увидеть и исследовать, хоть и не до конца уразуметь. Суеверия усиливались с развитием науки. Мистицизм проникал в исследования и научные достижения, потому что человечество пыталось найти своё место в расширяющимся мире. Влияние магии и таинств всё также были сильно; нечто тёмное и зловещее скрывалось на границах, освещаемое ореолом оккультизма. Нам следует не забывать, что мир, который подарил нам эпоху Возрождения и первые энциклопедии, допускал существование магических зеркал и королевы фей.
Изыскания проходили в нескольких областях: география — завоевания новых земель (которые дорого обошлись местным народам); религия — созерцание божественных явлений; биология— открытия новых существ и цивилизаций. На границах карт обитали монстры и змеи, которые скрывались в неведомых землях под названием Terra incognita. На одной из уцелевших до наших дней глобусов «Hunt-Lenox» можно увидеть отметку «HIC SVNT DRACONES», что обозначает «Здесь живут драконы». Но это романтическое представление о неизвестных территориях является прекрасным примером нашего страха перед неизвестным. Существовали известные цивилизации, а за их границами жили демоны.
По совету своего придворного учёного Джона Ди королева Елизавета начала покорять моря XVI века, создав то, что потом превратиться, хорошо это или плохо, в «Британскую империю». Ди был математическим гением, чьи астрономические познания оказали влияние на развитие британского флота. Он первым начал использовать евклидову геометрию в навигационных целях; Ди также составлял гороскопы для всей королевской семьи; практиковал алхимию; по некоторым слухам вызвал бурю, которая помогла одолеть испанскую Армаду; общался с ангелами на енохианском языке. Черное обсидиановое зеркало, которое исследователь использовал для общения с духами, теперь находится в Британском музее наряду с хрустальным шаром и несколькими магическими дисками из воска. Ди также послужил прообразом для шекспировского Просперо и одноимённого персонажа «Доктора Фаустуса», созданного Кристофером Марлоу. Сам исследователь полагал, что ритуальная магия стала катализатором колониализма.
Печатное слово связало Ренессанс с Эпохой научных открытий, которая разразились в Европе и за её пределами. Несколько десятилетий до того, как Христофор Колумб и Васко да Гама проложили новые торговые маршруты по всему миру, Иоганн Гуттенберг усовершенствовал ручной набор текста в своей мастерской. До изобретения печатного пресса количество книг на континенте варьировалось в пределах от 30 000 до 50 000 изданий; спустя 50 лет их число возросло до 10 миллионов. В конце XVI века в обращении находилось 200 миллионов книг, которые к концу XVII века увеличились до 500 миллионов. И всё чаще к ним прилагались иллюстрации.
Будоражащее качество визуальной летописи времени содержит глубокую экзистенциальную неопределённость, которую пытались преодолеть люди того времени — что значит быть британцем или европейцем; мужчиной или женщиной; человеком или животным. По мере того, как европейцы пытались навести порядок в сумятице собственных знаний, границы знаний расширялись всё больше и больше, как разрастающиеся фракталы математической теории хаоса. Чернила вписывали новых созданий также быстро, как их обнаруживали в дикой природе, однако не хватало времени, чтобы осознать значимость каждого из открытий. Ничто не могло описать эти разворачивающиеся чудеса в их совокупности.
Печать на дереве идеально подходила для машины Гуттенберга, потому что основывалась на той же технологии. Намного проще и дешевле было использовать уже существующие деревянные блоки, чем создавать новые. Благодаря этим ограничениям возник новый неповторимый стиль. Тени и цветовой градиент можно было передать благодаря тонким линиям. Однако, если линии были чересчур тонкими, то древесина ломалась и о повторном использовании можно было забыть. Так появилось два рынка. С одной стороны, выпускались прекрасные высококачественные иллюстрированные книги, которые продавались за огромные суммы профессиональной аудитории. С другой стороны, как только упала цена на печатные материалы, а рынок баллад увеличился, города наводили фантастически неряшливые и клишированные книги для бедных.
Новое изобретение наполнило мир неконтролируемой информацией. Листовки, памфлеты и другие формы недорогой печатной продукции распространяли вести среди масс: оглашали новые открытия, разжигали политические баталии, распускали сплетни и слухи. Торговцы балладами работали в тавернах и на рынках, а агитаторы распространяли листовки на улицах и стенах.
Например, в 1641 году в Лондоне разразилась знаменитая «война памфлетов» между соперничающими памфлетистами Джоном Тейлором и Генри Уокером. Первый был паромщиком с литературными наклонностями, считал себя «поэтом воды» и уже неоднократно издавался. Его противник, Уокер, занимался продажей скобяных изделий и называл себя уличным проповедником. После того, как Тейлор раскритиковал независимых проповедников, ответка Уокера не заставила себя долго ждать. Тот поставил под сомнения полномочия Тейлора, который после этого перехватил инициативу и выпустил памфлет «Слово твёрдое, как сталь» — название, насмехающиеся над родом деятельности противника. Памфлет украшала гравюра, на которой дьяволица рождает Уолкера. В ответ железняк выпустил гравюру с изображением демона, испражняющегося в рот Тейлору и подписал: «у Тейлора настолько срамные уста, что демонам роднее гадить в них, а не в кустах».
Деревянные блоки с одинаковыми изображениями распространялись подобно стоковым фотографиям и применялись в ключевом элементе баллады или истории. Одни и те же образы демонов встречались во множествах рассказов, одинаковые «милые мальчики» жили на страницах бесчисленных баллад, а однообразные монстры населяли страницы памфлетов, публиковавшихся десятилетиями. Эти изображения повторно использовались и смешивались до тех пор, пока они не стали иконографическим языком для понимания изменчивого мира — мемами того времени.
По мере того, как европейцы расширяли границы, издатели превращали дорожные заметки в печатные публикации, а скетчи — в гравюры. Путешественник Томас Кориат установил норму, согласно которой англичанин, посещающий другие страны и встретивший там странное и незнакомое животное, обязан не только описать его, но и прокатиться на звере и отправить открытку. На двух знаменитых гравюрах изображен сам Кориат, катающийся на слоне и верблюде, при этом одетый в платье времен Якова I, что лучше всего демонстрирует встречу двух разных миров. Кориат посетил Египет, Турцию, Персию и Индию, преодолевал огромные расстояние на своих двоих, а его работы пользовались неслыханной популярностью. Считается, что именно он привёз в Европу вилку и придумал слово «зонтик» (umbrella). Также Кориат был участником литературного пивного клуба под названием «Братство русалочьих джентельменов», в котором состояли поэты и драматурги Бен Джонсон, Джон Донн и Фрэнсис Бомонт.
На страницах зоологических трудов реальные крокодилы и боа-констрикторы мирно сосуществовали с мифическими единорогами, гидрами и драконами. В частности, для европейского воображения XVI века носороги были полумифическими созданиями. В 1515 году индийский султан подарил королю Португалии Мануэлу I носорога, который устроил настоящий переполох, потому что европейские люди впервые со времен Римской империи смогли увидеть живого носорога. Гравюра немецкого художника Альбрехта Дюрера с изображением этого существа привлекла внимание общественности, а само изображение неоднократно копировалось на протяжении веков.
Забавно, что Дюрер никогда не видел носорога воочию, что однако не помешало ему продемонстрировать свое видение этого зверя. Он заручился описанием и скромным наброском и вырезал это дивное существо на дереве. Можно сказать, что животное воспроизведено достоверно, если не считать доспехов, небольшого рога на спине, чешуйчатых ног и куполообразных копыт. В общем, несуществующий вид носорога. Однако это никак не отразилось на популярности гравюры. Различные варианты этого изображения приписывались многим художникам и содержались в популярных бестиариях и энциклопедиях. Европейцы считали их истинными авторами на протяжении 300 лет, а о причастности Дюрера стало известно лишь в конце XIX века. Животное, известное как носорог, существовало в какой-то неопределённости, где представление о существе играло более важную роль, чем есть истинный внешний вид.
Популярная тысячестраничная книга под названием «История четырехногих зверей и змей» (1658), передает всю суть периода, когда воображаемое встречалось с настоящим. Клирик Эдвард Топселл написал удивительный трактат, где выдуманное перемежается с реальным. Некоторые из используемых изображений вырывались прямо из контекста. В разделе про гидр Топселл использовал гравюру Семиглавого Зверя из «Откровения Иоанна Богослова». Однако такие образы были узнаваемые тогдашнему читателей. Предположительно, он просто выбрал самую подходящую гравюру.
Сам Топселл сомневался в существовании многоголовых существ. Однако не собирался развенчивать мифы. В подобных работах о естественной истории авторы чаще всего называли себя заядлым коллекционерами или кураторами всеобъемлющего бестиария, нежели подробными документалистами. Открытия за открытием появлялись вновь и вновь, поэтому легче было коллекционировать мировые чудеса, чем уничтожать их научным материализмом.
В конце концов, исследователи перерисовали карты. Реальные территории отделили от воображаемых, однако границы неизвестного стали ещё ближе. В конце XVI века монстры пользовались популярность среди авторов дешёвых памфлетов и листовок, из которых впоследствии была собрана антология европейских чудищ.
Многие из этих существ назывались «чудовищными порождениями». Таких историй с крупицей истины очень много, возможно, потому что наука пыталась объяснить природу врождённых дефектов. Что же касается «монстров», то в XVII веке огромную популярность получили исследования «чудес» и всякой «невидали». Книги об уродцах рассказывали про сиамских близнецов, детей, рождённых без рук, а также о менее драматических и более знакомых вариациях. Позже эта дисциплина получила название «тератология» (от греческого τέρατος — «чудовище, урод, уродство» и λογος — «учение»). Постепенно страх отобрали у религии и отдали на вивисекцию науке.
Начали появляться и другие существа. Гравюра с изображением «ослоПапы» — существа, якобы обнаруженным в реке Тибр в 1496 году впервые встречается на страницах пламенной брошюры Мартина Лютера «Значение явления монаха-телёнка в Фрейберге» (1523). Существо, которое было наполовину ослом, а наполовину человеком, истолковывалось в качестве знамения Божьего, символизирующее коррупцию Папы Римского и Католической церкви. Различные версии изображения существа встречались в других работах и обычно использовались в качестве антипапской пропаганды. Гравюра была идеальной формой для такого рода рассказов и пересказов, вирусной коммуникацией своей эпохи: легко создается, легко воспроизводится и легко копируется другими художниками.
Другим ярким примером можно упомянуть монстра из Равенны, который якобы родился в 1512 году. У него была рогатая голова, крылья летучей мыши, мужские и женские гениталии, когтистая лапа с глазом на колене, а на груди виднелись буквы Y и X. Когда летописцы чудищ ознакомились с характеристиками монстра, то бросились всячески интерпретировать его внешность в моральном ключе. Рог символизировал гордость и амбиции; крылья —легкомыслие и непостоянство; глаз на колене — чрезмерное мирство; когтистая лапа — грабёж, ростовщичество и алчность; а «двуполость» — содомию.
Мореплаватель Эдвард Фентон упоминает равенского монстра в своей книге 1569 года «Таинственные чудеса природы: содержащее описание различных необычностей, которые кажутся чудовищными в наших глазах и суждениях, потому что мы не знаем их причинности; взятые у различных ученых, греческих и латинских».
Фентон служил в английской армии и принимал участие во второй и третьей экспедиции сэра Мартина Фробишера в поисках Северо-Западного прохода. Годы спустя он снарядил торговую экспедицию вокруг мыса Доброй Надежды, которую вскоре бросил и попытался провозгласить себя королем острова Святой Елены. Однако затея провалилась, и тогда Фентон принялся грабить судна, пока не вернулся домой в Бразилию опозоренный и морально уничтоженный — он предотвратил мятеж, заковав членов экипажа в кандалы на обратном пути. Каким-то образом ему всё же удалось вернуть себе былую репутацию, помогая в борьбе с испанской Армадой.
Неудавшийся король и автор книги «о различных странностях» включил в неё историю про монстра, который родился во Фландрии в семье «честных и заботливых родителей». Несомненно, существо описано настолько подробно для того, чтобы удовлетворить любопытство жаждущей острых ощущений публики: «Кошачьи глаза под пупком, безжалостные и свирепые собачьи головы на локтях и коленях глядят перед собой; ступни, как у жабы; хвост вздымается вверх»... и так далее. Фентон утверждает, что существо прожило всего четыре часа после своего рождения и прежде, чем умереть промолвило: «Узрите, ваш Господь грядёт». На гравюрах обитали многообразные гибриды и твари — каждый звериный аспект подробно записывали, каждое отклонение тщательно фиксировалось.
Необходимо быстро пройтись по теории гибридов, которую в 60-е годы подхватили постколониальные теоретики, чтобы разобраться в эффектах миграции и смешанной идентичности. Исследователи предположили, что когда две культуры сливаются, то создаётся новое пространство, которое не принадлежит ни одной из культур. Однако такое пространство рассматривается в качестве неестественного и подозрительного аспекта природы. Расовое смешение, а в более общем смысле, культурное смешение, вызванное усилиями ранних исследователей, создало своего рода понятие гибридности, которая угрожала значениям «европеец» или «британец».
Однако нет такого понятия, как расовая чистота, тем более, когда дело касается огромных промежутков времени. Чем дальше от нас по временной шкале, тем вещи приобретают странный поворот. Мало того, что Homo sapiens является лишь одним из подвидов Homo; они также спаривались с ныне вымершими неандертальцами именно в том районе, которая сегодня зовётся Европой. (Благодаря генетической экспертизе, я знаю, что у меня 2,7 % неандертальской ДНК, что немного выше среднего.) Также у людей и шимпанзе существовал общий предок, который жил около 7 миллионов лет назад, и поэтому «недостающие звенья» встречаются с некоторой регулярностью у «переходных окаменелостей». Например, вымерший пахиархис являются предком змей. У него было длинное змеевидное тело с двумя полностью функционирующими задними конечностями. Ещё один пример: предки нынешних китов, которые вообще обитали на суше.
И пускай теория эволюции Чарльза Дарвина возникла только спустя несколько веков, сборники про монстров были пугающим напоминанием о том, что, возможно, место человечества в божественном космосе не было чем-то особенным, а иудео-христианско-исламское разделение на человека и животное неверно. Смешивая различные образы, эти изображение придали хаосу смертную форму. Классическое божество Пан, изображаемой с верхней частью человека и нижней частью козы, символизирует обеспокоенность от мысли, что человек всего лишь ещё одно животное. Как написал американский писатель Уильям С. Берроуз в повести «Призрачный шанс», Пан был «Богом паники», «знанием, которого человек боится больше всего: правды о его происхождении».
У нашего стремления к чистоте и выявлению сущности глубокие корни. Но как вы видели выше, поколения эпохи Возрождения наслаждались возвышенным ужасом. Оттиски могут поведать нам не только об их страхах, но о тревогах и извращенном удовольствии.
Различия между мужчинами и женщинами были традиционной основой социальных норм почти у всех человеческих цивилизаций. Однако в Европе конца XVI века даже эта граница начала постепенно размываться. Английские мужчины начали отращивать длинные волосы; женщин в ответ укорачивали их и одевались в наряды мужчин. Такие тенденции были вызваны второстепенным социальным и литературным феноменом, однако они достигли такого резонанса в начале XVII века, что король Яков I осудил «наглость наших женщин в ношении широкополых шляп, остроконечных дублетов и коротких волос».
Когда-то Дэвид Боуи спел: You’ve got your mother in a whirl/She’s not sure if you’re a boy or a girl…. Такие бунтари-бунтарки (название песни Боуи — Rebel Rebel) высмеяны в серии памфлетов под названием «Хец-Вир или Женоподобный Мужчина: является ответом на книгу под названием Хик-Мульер , выраженный в коротком диалоге между ними» (1620). Главными героями являются женоподобный мужчина и переодетая в мужчину женщина, которые сперва принимают друг друга за противоположный пол. Театральный и неряшливый юмор сменятся мощной защитой прав женщин и ожесточённой критике доминирования «обычаев» над «разумом». Но несмотря на бурное начало, в конце Хец-Вир и Хик-Мульер осуждают трансвестизм и соглашаются отныне жить «как настоящие мужчина и женщина».
Весьма любопытное представление о гендерной перформативности из XVII века. Многие люди были счастливы оказаться в маргинальном пространстве и протестировать общественные условности, в то время как церковные учреждения в ужасе критиковали нарушение естественного порядка. В книге «Дивная борьба против противоположности» (1588) Уильям Аверелл упоминает о нескромности тех «андрогинов, которые как бы не пытались притворяться и не сменяли одежды, не могут быть отнесены ни к мужчинам и ни к женщинам, а только к монстрам».
Некоторые из таких монстров, например, Мэри Фрит, благодаря своему бунтарству стали знаменитыми. Фрит была одной из самых известных женщин своей эпохи, и история её жизни стала поводом для написания театральной постановки «Девчонка-дебоширка или Мол Котперс» (1627). А название послужило термином, применяемым к молодым людям, которые пили, дрались и кутили в тавернах. На обложке пьесы изображена Фритт в одежде, типичной для «дебошира». В одной руке меч, а в другой — трубка. Подобные ей, на самом деле могли действовать, как им взмудается, даже если их действия пробуждали пуританскую гнев. Существовало пространства для развязывания конвенций и время для посещения монстров, особенно в «низкой культуре» дешёвых пьес, памфлетов и гравюр на дереве.
Однако это никак не отразилось на переходе от «обычаев» к «разуму». Британский экономист Джон Мейнард Кейнс предполагал это дух, когда написал: «Ньютон не был первым из эпохи разума. Он был последним из волшебников». Мистическая мысль задерживалась даже по мере развития науки, и ведущие фигуры эпохи оседлали эту границу без видимых проблем. Уилкинс, автор книги «Открытие внутрилунного мира», также был математиком, епископом, учёным и соучредителем Королевского общества. В трактате «Математической магии» (1648) он обращается к Ди и обсуждает механические чудеса дня, прежде чем рассказать о том, что духи и ангелы могут научить людей летать. Позже Уилкинс попытался разработать универсальный язык, который, в свою очередь, вдохновил Хорхе Луиса Борхеса на написание повести «Аналитический язык Джона Уилкинса».
Уилкинс и Ди подхватили стремление к знаниям и любви к тайне. Впервые в истории огромные открытия и рассуждения смогли стать достоянием общественности с помощью печати. Наука и духи, математика и магия: писатели и издатели могли применить эти элементы и наплести небылицы или или создать изображения для удовлетворения рынка. Гравюры придавали форму тому, что скрывалось вне поля зрения, а также удовлетворяли потребность в впечатлениях.Подобно волшебному зеркалу Ди, вырезанные изображения отражали душу и разум зрителя. На чернильных страницах существовал целый мир, который был готов раскрыться перед каждым.
Оригинал: Aeon
Автор: Джон Крэбб
Дата: 23 октября 2017
