В судьбе французской певицы Эдит Пиаф много странного и непонятно. В годы оккупации она спасалась в доме терпимости, пошла на сотрудничество с немецкими властями и дважды побывала с гастролями в лагерях для французских военнопленных в Германии.
Объективных статей о жизни певицы в годы оккупации практически нет. Маленькая женщина, французский воробышек Пиаф стала во Франции народной героиней, певческим божественным идеалом, которому поклоняются поколения. Ее имя потонуло в нескончаемом романтическом потоке и связь с немцами тоже представлена в розовом цвете.
В своей автобиографической книге Пиаф о войне написала всего лишь несколько абзацев, посвятив целиком свою повесть музыке и только музыке, словно пытаясь скрыться за ширмой из нот от своего непреодолимого ужаса смерти, который она пережила, находясь в оккупированном немцами Париже. Французы не смогли оказать достойное сопротивление немецким войскам – они воевали меньше двух месяцев: с 10 мая по 22 июня 1940. Немцы с легкостью смогли сломить как спичку французские вооруженные силы, и были в восторге от такой быстрой победы. Они снисходительно относились к жителям, которые замерли в тревожном предчувствии от нависшей коричневой угрозы. Замерла и Пиаф. Она старалась думать о музыке, но эта спасительная нить, что вела ее по жизни, оказалась в эти дни ненужной и опасной.
До сих пор биографы не могут найти точного объяснения противоречивым действиям певицы. С одной стороны они утверждают, что певица политикой не интересовалась и полностью растворялась в своем творчестве, но с другой стороны эти доводы напрочь опровергались поведением самой Пиаф. В первые дни немецкой оккупации она бежит из Парижа в Тулузу, но возвращается обратно и сама является в специальный отдел немецкой полиции, в котором ей выдали разрешение на исполнение песен на французском языке, прошедших немецкую цензуру.
Она перебралась жить в дом, где на первом этаже мадам Билли содержала дом терпимости: элитные проститутки вступали напропалую в сексуальные утехи с оккупантами. Это здание, в отличие от других, хорошо отапливалось. А на верхних этажах находилась шикарная квартира Пиаф, из окон которой было видно здание гестапо.
Ее отец в 1941 году умер от старости и ни в чем не смог ей помочь, а мать пребывала в опиумном тумане, из которого Эдит четыре раза спасала ее.
Эдит не чувствовала себя в безопасности. Особенно встревожилась она после выхода статьи в газете, в которой журналист, следуя новой фашисткой идеологии о чистоте расы, прямо указывал на то, что певица олицетворяет собой вырожденческий тип. Она производила вид нездорового, больного человека. Новому фашистскому режиму, как известно, больные и евреи, были не нужны – они подлежали уничтожению. Пиаф, прочтя эту статью, не могла не понимать, что ей уготована страшная участь оказаться в концентрационном лагере и быть расстрелянной вместе с другими тысячами обездоленных людей, от которых фашисты избавлялись с показательной жестокостью.
Действительно, Эдит была физически не развита. Если бы она воспитывалась в благополучной семье, то, может быть, здоровье девочки не было изначально подорвано. Но ей не повезло с самого начала: она родилась у матери-начинающей актрисы, которая ненавидела свое дитя еще во чреве и постаралась от нее избавиться.
Когда девочке едва исполнилось два месяца, мать отдала ее на воспитание бабушке, которая не отличалась прилежанием. А когда вернулся отец, который воевал на фронтах первой мировой войны, он увидел истощенного ребенка с огромной головой, тельце которого было покрыто струпьями, а глазки слезились от коньюктивита. Отец забрал ребенка: он повез спасать малышку к своей матери. Старушка была весьма бойкой особой и содержала крупный притон для молодых девиц. Подрастающая девочка слышала не материнский любовный шепот, а доносившийся хохот разнузданных женщин. Иногда плачущей девочке давали соску, наполненную красным вином, которое слегка разбавляли несколькими каплями воды.
Возможно, это и застарелый конъюнктивит стали причиной того, что девочка потеряла зрение, на протяжении нескольких лет не видела свет и только обращение к одной из святой – так гласит семейная легенда – помогло восстановить зрение к семи годам. На самом же деле врач-венеролог, который обследовал проституток, заодно помог и бедному ребенку. Но Эдит все равно видела плохо: полностью зрение вернуть не удалось.
Девочка росла замкнутой, нелюдимой. Это обеспокоило ее отца, который знал, в каких условиях воспитывается дочь. Помимо физического недостатка, присоединились еще и моральные страдания: у девочки не было друзей. Отцу она рассказала, что в школе с ней никто не хочет дружить потому, что все отлично знают, чем занимаются по вечерам у них дома.
Отец все же имел мужество – он решился забрать дочь из тлетворного омута и отправился с ней странствовать по городским улицам и площадям, став уличным акробатом. Здоровья это тоже не прибавляло: приходилось выступать и в дождь, и в зной. Она пела песни, под которые выступал отец. Но свежий воздух здоровья ей не прибавлял — она росла хрупкой и болезненной девочкой.
Свою печаль детства Пиаф пронесла в душе сквозь всю жизнь и отображала ее на лице. С помощью сценического грима ей удавалось нарисовать маску страдающего человека, которая мало напоминала сколько-нибудь привлекательные черты для женщины-певицы: уголки тонких бровей были максимально опушены вниз, льющиеся от природы редкие волосы были подобраны к верху, открывая широкий красивый лоб, но опушенные вниз уголки губ придавали ему какую-то трагическую красоту. Весь облик певицы кричал о печали. Это противоречила новым канонам фашистского искусства. Идеологи Третьего рейха провозгласили создание сверх-человека, который наделен силой, радостью, здоровьем.
Конечно, Эдит читала эту статью. Она дрожала от негодования и предчувствовала неотвратимую угрозу скорой расправы.
Она спаслась бегством: из Парижа Эдит уехала в спешном порядке, придумав для себя и окружения гастроли, которые длились в течение года. А пока она путешествовала, страсти вокруг ее имени потихоньку улеглись. Да и она сама предприняла ряд кардинальных шагов, чтобы обезопасить себя.
Поразительный факт: с одной стороны Пиаф пела яркие, полные патриотизма и яростного порыва песни, главным тайным смыслом которых было противостояние наступающему фашизму, с другой стороны она сумела войти в доверие к нескольким немецким офицерам из высших слоев, которые были почитателями ее неординарного творчества. Это сыграло немаловажную роль в том, что ей беспрепятственно два раза выдали разрешения на гастроли в Германию. Это были более чем странные гастроли.
Германию она посещала дважды: в августе 1943 года и в феврале 1944 года. И если в первый раз немецкие власти все же настоятельным образом рекомендовали певице отправиться в эту тяжелую гастрольную поездку по лагерям, то во второй раз Эдит сама предложила свои услуги и самым настоятельным образом рвалась снова выступить перед пленными земляками. Немцы удивились такой настойчивости, но повторно дали певице согласие на выступление перед французами, попавшими в плен к немцам. Они выдали ей особое письменное разрешение, позволяющее беспрепятственно посещать территорию лагерей, расположенных в Германии.
Первый раз перед отправкой в поездку по Германии, она даже не отказалась от интервью профашистской газете. Журналисту сказала, что будет петь своим землякам много новых, неизвестных песен. А старые песни, которые сделали ее одной из самых популярных певиц, она исполнять наотрез отказалась, мотивируя это тем, что прошлые песни могут всколыхнуть в душах плененных солдат былые воспоминания о мирной жизни, тогда как сегодня, напротив, необходимо пробуждать другие чувства.
После окончания войны певице предъявили обвинение в сотрудничестве с немецкими оккупационными властями. В свое оправдание Пиаф придумала легенду. Якобы она в ходе своих выступлений в лагерях смогла передавать паспорта французским заключенным, которые смогли покинуть территорию лагеря под видом музыкантов из труппы, которая сопровождала ее во время поездки. Но так ли это было на самом деле – большой вопрос. Количество человек, сопровождающих Пиаф, было изначально известно немецкому командованию: для каждого из них также выдавались разрешительные документы. Количество человек также было первоначально согласовано с немцами. А при прохождении на территорию лагеря, все проходили унизительную процедуру обысков. Могли ли немцы сделать исключение для певицы – также большой вопрос потому, что педантичность и особые инструкции не позволяли лагерному начальству спустя рукава смотреть, как неизвестная для них певичка из порабощенной Франции спокойно проходила через лагерные ворота.
Концерты в лагерях она давала в течение двух месяцев. Посещала в госпиталях раненых земляков.
Но после войны Эдит не смогла предъявить миру ни одного спасенного ее человека. Ведь могли же они, спасенные ею люди как-то отблагодарить ее, да и она сама могла надежно прикрыть себя от обвинений в пособничестве с фашистским режимом. Но этого не произошло. В своей книге она не упоминала даже о намерениях облегчить участь французских пленных. Возможно, потенциально она могла принимать хоть какое-то участие в борьбе, но природа ее хрупкой души была такова, что она не в силах была побороть страх смерти, который преследовал ее постоянно на улицах Парижа.
Она — французский воробышек — была слишком слаба, чтобы противостоять черному, когтистому орлу, держащему в лапах дубовый венок и свастику. В его лапах в 1943 году были практически все европейские страны. И только войска Советского Союза яростно сопротивлялись, отбрасывая противника назад на Северном Кавказе, Верхнем Дону, Донбассе, под Ленинградом, на Курской дуге, на Днепре.
Конечный исход войны был неясен. Для Эдит Пиаф война на восточном фронте казалась чем-то далеким и лично ее не касалась. Никогда она не писала в своих мемуарах о советских солдатах. Она лишь косвенно могла ощущать настроения немецких офицеров – именно они были постоянными посетителями элитного ревю, где она пела – те изменения, что происходили на фронте. Ей запретили петь, когда немцы объявили траур по своим погибшим солдатам в Сталинградской битве в 1943 году, потом ей много раз запрещали петь.
Но вот почему это происходило, Пиаф никогда не писала. Напротив, отмены концертов причиняли ей немалые проблемы иного толка. Она написала в своей книге об огромном долге, которая она должна была оплатить. Эдит надеялась получить гонорар от выступления в новом ангажементе – эта сумма с лихвой закрывала бы долговую проблему. Но неожиданно немцы закрыли кабаре в тот вечер, когда она должна была там петь. И эта трудность выбила Пиаф из душевного равновесия – в панике она добывала деньги у своих друзей.
Посещение ревю и кабаре скрашивало будни немецких военнослужащих. Слушая местных певиц, они наслаждались жизнью. У немцев на восточном фронте дела были далеко не победные. И для многих солдат и офицеров служба на территории Франции и других европейских государств была спасением от неминуемой гибели. Немецкая цензура тщательно следила за тем, чтобы никакие крамольные мысли не звучали в песнях. Как-то Эдит запретили петь в течение двух месяцев за то, что она исполнила одну из своих песен «L`Accordeoniste» (Аккордеонист), где косвенным намеком, всего лишь немного напоминалось о борьбе. Однако этот смелый для нее поступок был тут же пресечен. И певица смогла снова вернуться на сцену, когда истек срок наказания.
После освобождения Парижа в 1944 году Эдит не смогла петь по одной простой причине: все увеселительные заведения были закрыты по распоряжению генерала де Голля, которому доложили подробности их работы в годы оккупации. И снова она нашла выход – вместе со своими коллегами они стали выезжать в пригороды Парижа, где были кинотеатры и пели перед началом показа кино. Иногда Пиаф оставалась на такие сеансы и смотрела кадры военной кинохроники, где показывались зверства немецких солдат и ужасы той войны, которую она до конца так и не поняла с той очевидностью, что понимали ее русские певицы. Хотя ее протеже Ив Монтан описал в своей книге, что она испытала настоящее душевное потрясение, увидев впервые фотографии с растерзанными телами людей в концентрационных лагерях.
Многие французы не смогли простить поведение Пиаф в годы войны, а вернувшиеся солдаты даже плевались в нее, причиняя огромную душевную боль. Для женщины, которая изо всех сил любила жизнь во всех ее проявлениях, такое оскорбительное отношение было очень тяжелым. Это стало одной из главных причин того, что она пристрастилась к наркотикам так же, как и ее мать, которая умерла в середине 1945 года от передозировки морфия.
Наркотики, алкоголизм, бесконечная череда любовников – все это стало причиной тяжелого заболевания: у Эдит Пиаф обнаружили рак печени. Ее не стало в 47 лет.
Люди смогли ее простить за великую силу магического певческого дара. Но простила ли она себя, растрачивая этот дар в угаре прожитых дней?
Спасибо за внимание! Подписывайтесь на канал и ставьте лайк!