Сесть в убитую «девятку» и проехать шестнадцать тысяч километров от Лондона до Улан-Удэ, когда отказали даже морально-волевые — это не в офисе пару лишних часов переработать. Роман Свечников и Борис Николайчик — отважные и опасные ребята, сумевшие финишировать в бессмысленном и беспощадном Mongol Rally. «Большой» крутит пальцем у виска и, нервно сглатывая от зависти, преклоняется перед безумством храбрых.
Большая справка
Mongol Rally — ежегодная гонка из Лондона в Улан-Батор (в этом году — в Улан-Удэ) на малолитражных автомобилях. Без установленного маршрута, сервисной помощи в пути и использования GPS на автомобилях с объемом двигателя не более 1,2 литра. На преодоление 16 тысяч километров дается 60 дней. Победитель не получает ничего. Если в пути что-то и оценивается, то только острота приключений. Борис Николайчик и Роман Свечников из команды «Опасные ребята» стали первым белорусским экипажем в истории ралли. Добрались до пункта назначения в день закрытия финиша — мы 241-е среди 370 команд.
О ставках
Рома: Мы вписались в эту историю, насмотревшись видосов про Mongol Rally в Интернете. Организаторы позиционируют гонку как мероприятие для безбашенных ребят: «Эге-гей! Катайтесь голыми на крыше автомобиля! Целуйтесь с пограничницами! Доите диких лошадей!». Хотели от души повеселиться, но реальность оказалась жестче ожиданий.
Мы зарегистрировались на гонку в самый последний момент и за месяц до старта забегали по Минску как ошпаренные в поисках денег, автомобиля, виз. К моменту, когда мы наконец сели в машину, чтобы двинуть на старт ралли в Лондон, уже были порядком истощены. Но пути назад не было, ставки сделаны. С этого момента в нашей жизни начался полный пиз*орез.
О позерстве
Рома: В «Инстаграме» история нашего путешествия выглядит вдохновляющей, но она сильно романтизирована. Это какой-то культурный феномен: мы падаем на дно, где больно и грязно, но рассказываем о том, как нам весело оттуда выбираться. Жаль, но очень много настоящей жизни осталось за кадром.
Даже в такой бестолковой гонке, как эта, где нет правил и победителя, все равно много конфликта и драмы. Машина постоянно ломается, мы не механики, как ее починить, не знаем. Точного маршрута в ралли нет, выбор пути приводит к разногласиям в команде. Борис курит, я нет — дополнительное напряжение. Жены за тридевять земель — справляйся со стояком как хочешь.
Звучит поэтично только на словах. Мы ехали в прозе. Mongol Rally шире, чем наша романтическая история в вебе. Загляните в нашу «Ладу»: в ней мы бьемся головой о руль. Мы не выпендриваемся, просто доведены до безумия. Ругаемся матом так, что слышно в соседних машинах. Спим сидя, в одежде. Улыбка, которую вы видели в «Инстаграме», — это позерство.
Город прибил чувствительность, снова тренируемся в мытье посуды, снова меряемся когнитивными письками. А еще вчера мы были в потоке, где любое мимолетное событие задевало сердце.
Борис: Главная нить нашей истории — все преодолимо. Такое приключение доступно всем, не бойтесь ввязаться. Не стоит верить фоткам в «Инстаграме». Ставки окажутся намного выше, но гонка того стоит. Она вскроет вам череп, прооперирует и зашьет. А может, так и оставит, с откидной крышкой.
Мне сейчас кажется, что я вернулся из рейса. Полгода ловил дальневосточного краба и вот прилетел в отпуск, но шум холодного моря и качка в каюте меня преследуют. На днях в «Фейсбуке» появился пост от команды, которая только сейчас финишировала. От этой новости я аж содрогнулся. Еще пару недель я бы просто не выдержал.
Как не убить друг друга
Рома: Мы с Борисом старые друзья, но, несмотря на это, находиться два с половиной месяца в одной клетке нам было тяжело. Чем дальше мы ехали, тем больше было схваток. Ругались, кричали друг на друга, обижались, отмалчивались, иногда прямо на ходу устраивали баттлы — кто выдержит больше ударов в плечо.
После финиша в Сибири изоляция от внешнего мира буквально довела нас до ручки. Последние две недели, возвращаясь на родину, мы мало разговаривали. Нас добивала российская пропаганда. Она была везде — из каждого радиоприемника и телевизора, на заправке, в хостеле, в любом придорожном кафе. Иногда в нас вселялся Сатана и мы по очереди во всю глотку орали экспромтом:
«Я, как гражданин России, имею право знать, сколько будет гореть красный свет! Скрывать правду от народа недопустимо! Я законопослушный семьянин, у меня трое детей. Сначала эти суки страну разворовали, а теперь правду замалчивают! Я не намерен жить во лжи! Путин этого так не оставит! На него вся надежда! Россия должна поставить Запад на место!»
К этому моменту уже не было сил снимать видео. А жаль! Там на целую избирательную программу накопилось материала. Это был единственный доступный способ снять напряжение, не вставая из-за руля.
О том, зачем все это
Рома: Мне просто хочется жить, и я боюсь скиснуть в вате повседневности. Хочу вызова, хочу, чтобы мою кожу пробивал ток. Чтобы из глаз текли слезы от красоты, от тишины, от скорости, от ночи, от разговора с другим. Хочу ладить со своей тенью — пусть будет больно, стыдно и страшно, но честно.
Борис: Меня в дороге всегда хорошенько расколбашивает. Труха осыпается, кожа становится тоньше, диапазон эмоций растет. Мне дико, мне тесно, мне грустно, мне безудержно весело, мне невыносимо легко и очень понятно. Словом, дорога — это абсолютно легальный наркотик, расширитель сознания, которым не стыдно время от времени вмазываться.
О страхе
Рома: Уверен, во мне полно страха, только это чувство не прорывается в башку. Знаю о нем, потому что часто ловлю себя на напряженном животе и приподнятых плечах. Мой способ не подпускать страх — моментальная реакция на апокалипсис. Я первым бегу к слетевшему с трассы мотоциклисту, первым лезу в цех на Байконуре, первым бью в башню. В рисковых ситуациях лечу на огонь.
Борис: Мне ближе чувство тревоги. Когда иду на дело и непонятно, что за поворотом, у меня тревога фонит в груди, не знаю, сколько арматуры с собой брать. А страх — он приходит позже, уже на расстоянии.
Во французском Кале нас пытались ограбить арабские братки. Только сейчас понимаю, что это был страшный момент. Но когда ломятся к тебе в машину, шарят по карманам, ты не успеваешь испугаться, изнутри это просто возня какая-то, еще один способ коммуникации между людьми.
Об отчаянии
Рома: Как-то вечером в монгольской степи мы встретили американских парней, в тачке которых умер бензонасос. Вместе заночевали. Просыпаемся в восемь утра, а чуваки уже колупаются под капотом и глушат водку прямо из горла. Какой-то местный монгол привез на мотоцикле живого орла. Америкосы побросали водку, инструменты и давай с орлом фотографироваться. Через полчаса вся команда и сам монгол были уже пьяные вдрабадан.
И вот смотришь на происходящее и понимаешь, что ребята эти уже потеряли грань реальности. Мы в тот момент еще как-то держались, а у чуваков в глазах полная пустота и безумие. Их машину оживить не удалось, бухой монгол с орлом на плече полетел за помощью. Мы попрощались с пацанами. Едем дальше, подшучиваем над ними, не подозревая, что уже совсем скоро сами заплывем за буйки здравого смысла.
О взаимопомощи в пути
Рома: В Монголии за несколько дней до финиша у нас заклинило мотор. Это худшее, что может произойти с машиной: такая поломка не чинится на коленке. А мы и так третьи сутки без сна. Стоим одни посреди трассы, накрапывает мерзкий дождик, под куртку задувает ветрило. Связи нет, печку не включишь, в этот момент у меня впервые просто руки опустились. Реально — захотелось расплакаться. Три дня до финиша, а нам полный пиз*ец.
Прикидываю, что нужно как-то дотянуть тачку до ближайшего поселка. Если повезет, найдем там грузовик, которой протащит нас 600 километров до Улан-Батора. Если Иисус с нами, в Улан-Баторе найдутся детали на «девятку» и, быть может, механик, который способен за сутки перебрать двигло. Только в этом случае есть шанс успеть к финишу в Улан-Удэ. Понимаю, что план слишком оптимистичный, нам точно кранты.
Сижу, наматываю сопли на кулак, как вдруг мимо пролетают два экипажа Mongol Rally. Вылетаю из машины, кидаюсь под колеса проезжающего грузовика и жестами объясняю водиле, что мне позарез нужно догнать тех ребят. Монгол соглашается, я прыгаю в кабину, мы раскочегариваем дизель и летим вдогонку. Для нашей команды это, возможно, единственный шанс добраться на буксире до Улан-Батора и успеть починить машину.
Мы гонимся полчаса. Догоняем. Я жестами в окно показываю чувакам из машин Mongol Rally: остановитесь, нужна помощь! Они смотрят на меня, что-то обсуждают и прибавляют газу. Водила грузовика останавливается в степи, я выхожу под дождь в пятидесяти километрах от сломанной тачки. Впереди до горизонта черт знает что, позади — еще хуже. Мне обидно, горько, безнадежно. Падаю на асфальт, даю себе пару минут разобраться в экзистенциальных координатах.
Так начались самые жесткие часы в моей жизни. Дальше происходил полнейший фарш, кислотный трип, монгольский артхаус. Если очень коротко, то офицер МЧС загрузил нас в грузовик, ехавший до столицы, в стране не нашлось вкладышей на «девятку», коленвал со свалки нам не подошел, токарь ошибся с проточкой коренных шеек. Мы не спали пять дней, механик с катетером от капельницы в запястье уснул под нашей машиной, лежа в луже, лампочка давления масла загорелась сразу после ремонта, выехали из Улан-Батора и заглохли на железнодорожном переезде, но завелись и уже в России взяли на трос англичан со сдохшим генератором.
Короче, мы не должны были финишировать, клянусь! Но мы финишировали.
О чистом восприятии
Рома: В дороге меняется восприятие. В начале пути ты видишь мир как набор объектов — багет, заправка, светофор. Фотографируешь коня и пишешь в инстике: «Какой красивый конь!» Но постепенно объекты и границы между ними перестают иметь значение, воспринимаешь только картину целиком, цвет, свет. И тут оказывается, что не для всего в мире есть название. Чем дальше едешь, тем больше в тебе опыта, который не поддается описанию. С тем, что пережил, но назвать не можешь, сложно жить. Воспоминанием хочется либо поделиться, либо забыть его, либо обесцветить.
Но со временем находишь смелость смотреть в эти образы, входить в странные осевшие в тебе состояния. Начинаешь ценить свой миф. И постепенно развивается голод по новому невыразимому. Снова выходишь из дома, снимаешь доспехи и голышом бежишь по дороге.
Это сейчас мы сидим в кольчугах, пьем кофе, вспоминаем былое, изрекаем умное. Город прибил чувствительность, снова тренируемся в мытье посуды, снова меряемся когнитивными письками. А еще вчера мы были в потоке, где любое мимолетное событие задевало сердце.
Борис: В Монголии мы прикрепили к капоту полусгнивший череп козла. Гнали по голой степи со своим тотемом, как последние люди на планете, и въехали на полном ходу в глубокую лужу. Вода — столбом вверх! От удара череп разлетается на куски. Я запомнил эту сцену по секундам.
Правый рог летит вправо, левый почему-то тоже вправо, башка летит прямо, пристально смотрит на меня проваленными глазницами и разбивается о лобовуху. Этот короткий эпизод в мою память впечатался намертво. Ничего более красивого и символичного ни в одном кино не видел. Я после этого стал за нас молиться.
О снах
Борис: За два месяца пути я только пару раз видел сны. Что-то цветное, мелко нашинкованное, не помню, что именно. В остальном — полная пустота. Исчерпывающая. В конце дня мозг мгновенно проваливался в темноту.
Рома: Сны приходят, когда засыпаешь умиротворенно, за два часа до койки ничего не читаешь, гасишь яркий свет в доме. Тогда много шансов полетать во сне. Но если ты весь день рубился и уснул на руле, тебе не снится ни-че-го.
Ты подъехал к заправке, заглушил мотор, вытянул ручник, немного отодвинул сиденье, закрыл глаза — и провалился на четыре часа во мрак. Просыпаешься, когда солнце шарашит в глаза, вокруг ходят люди, кто-то фотографирует твою машину. Добро пожаловать в кипяток жизни, сынок!
Счастье — это мимолетное говно. Не стоит продаваться в рабство серотонину, внутренних состояний — миллионы.
Ты не выспался, воняешь и рядом такое же тело. Думаешь, хорошо бы почистить зубы. Идешь за заправку, но тебя не пускают в туалет. Тогда напарник поливает твои руки водой из бутылки, споласкиваешь лицо, и на этом душ заканчивается. Садишься в машину и гонишь до следующих четырех часов забытья.
О еде
Борис: В Монголии, когда убивают козла, жир не вырезают, а готовят все вместе — куски мяса пополам с кусками жира. Сначала это невозможно есть, потом привыкаешь — не так уж и отвратно.
Самое жесткое, что мы ели, — дешевая вермишель быстрого приготовления. Это даже не еда, а концентрат химических элементов, который ты заливаешь не всегда чистой водой и делаешь вид, что позавтракал. На такие жертвы мы шли на протяжении всего ралли.
Рома: В начале пути мы что-то готовили, но потом на это не осталось сил. Сначала перестаешь готовить, затем ставить палатку, а после — и душ принимать.
О возвращении
Борис: Возвращение из Улан-Удэ в Минск стало отдельным путешествием. Цели уже нет, хочется домой, но впереди огромное расстояние. Мы две недели тупо едем от города к городу. Вокруг Сибирь, березы — очень однообразно. Едим роллтоны, слушаем по радио про Путина, Крым, геев, прогнившую Европу. Щелкаем семечки, курим, пьем воду, останавливаемся слить баллон. За день прогоняем этот цикл по кругу несколько раз. Говорить уже не о чем, мозги в отпуске. Рома в какой-то момент начал просто биться головой о руль и кричать: «Я не могу, я больше так не могу!»
Иногда казалось, что мы потерпели кораблекрушение, дрейфуем на лодке, сожрали всех своих друзей и остались вдвоем. Напарник близок к безумию, а ты еще держишься. Он бредит рядом, несет ахинею. И тут ты просто хватаешься за ручку дверцы и пытаешься дождаться конца этой ереси. Приступ заканчивается — оба выдыхаете и едете дальше, до следующего всплеска. Две недели, а будто вечность.
О счастье
Рома: В 18.05, проезжая мимо ТЦ «Галилео», я почувствовал себя счастливым, потому что на радио «Юнистар» запел Солодуха. Ух, наконец я счастлив! Доехал до перекрестка — и уже несчастен: нет поворота налево. Счастье — это мимолетное говно. Не стоит продаваться в рабство серотонину, внутренних состояний — миллионы.
Борис: Мне кажется, укорениться в счастье — все равно что укорениться в депрессии. Блаженная клиника. Есть модное слово «хюгге»: сел, выпил кофе в приятной обстановке, ощутил счастье и поехал дальше испытывать боль.
О переезде в другой город
Рома: Я давно мечтал переехать в Киев, поэтому вернулся из гонки, запаковал весь свой скарб и уехал верхом на «жиге» в Украину. В Минске мне не хватает ларьков с раками и лапшой, пьяной иностранной речи, беззубых парковщиков, сочных проституток на углу, летящего из окна телевизора, прохожего, который просто хочет потереть за жизнь. Уезжаю в Киев, потому что хочу жить в кино.
Об открытках
Борис: Финишировать нам помогли наши подписчики. Когда мы разбили машину в степи, у нас уже не было запаса денег. Мы сделали пару постов о случившемся, пообещали выслать самодельную, заряженную дорогой открытку каждому, кто кинет нам любую копейку. Буквально за пару часов через Denegram (мессенджер для обмена деньгами. — Прим. «Большого») нам нашвыряли кругленькую сумму. Мы расплатились за ремонт машины и еще на обратный путь хватило.
О правилах поведения
Рома: Перед поездкой у нас не нашлось времени договориться о правилах поведения в пути и только поэтому мы постоянно влипали в разного рода истории. Если вы собираетесь в подобное ралли, оставьте голову дома. Все, что было запрещено, здесь можно. Если вам хочется накуриться, попробовать казахскую женщину или монгольского мужчину — самое время. Это история про то, чтобы порезать глотку своему супер-эго и расцвести внутри каштанами. Иначе зачем во все это ввязываться?
Текст: Татьяна Лукашевич
Фото: Борис Николайчик, Роман Свечников
Оригинал публикации размещен на сайте журнала "Большой"