Из серии "Воспитанные войной"
В школу я пошла в сентябре 1943 г. Тогда уже началось раздельное обучение мальчиков и девочек. Так и попала, учились до выпускного 10 класса, одни девочки. 1-го сентября, война идет, а школы некоторые уже заработали. Меня к школе мама привела. Стоим мы девочки 7-8 лет первоклашки. Многие пришли одни, а кто-то, как и я с мамой или родственницей. Все одеты в свои обычные платьица, портфельчики, косички и ни каких цветов. Кто-то говорил слова о войне. Многие, кто из классов постарше, помню, плакали. И ни одного мужчины. Ни среди учителей, ни среди родителей.
Построили нас по парам и ввели в школу. Человек 40 было у нас в классе.
Сидим за партами. В центре парты вделанная чернильница – непроливайка, у нас деревянные ручки с металлическими перышкам. У кого-то, кому повезло тетрадка в косую линеечку. А так, ни у кого бумаги не было, писали мы между строк на страницах каких-то журналов, а иногда и газет. Так писать учились. Еще вслух, по очереди Пушкина читали – так читать учились. Учительница спрашивала с нас задания тщательно, и мы добивались.
А зимой сидели в классах в пальто, не топили. И раз в день горячий чай в класс приносили, в граненом стакане, и большой круглый бублик каждому.
Вот вкусно было. Дома-то есть него. У нас дома тоже холодно было. У соседки в комнате печка была – буржуйка, иногда пускала погреться. В школу ходила всегда сама. Мама еще раньше уходила, а иногда когда смена, на заводе, то и не приходила. И вот, каждое утро, вставала я и шла в школу, не пропускала. Но там бублик давали, иногда единственное, что в день удавалось поесть. Но и могу сказать, мне интересно учиться всегда было. В школе всегда все задания выполняла.
А в какой-то момент нас на другую смену перевели, и возвращаться домой вечером надо было. Страшно очень. Электричества нигде нет. Улицы темные. Никого нет. Шла и все время прислушивалась, не идет ли кто за мной. Один раз помню, слышу, идет за мной кто-то. Обернуться не могу, вся замираю. Мужчина или женщина, не знаю. Пошла быстрее. Все равно шаги за спиной слышу. Решила другой дорогой пойду, а за спиной все шаги и шаги. Меня прямо такой ужас охватил, что потом в жизни ни когда не испытывала. Не думала в тот момент, как-то автоматом. Во двор повернула и помчалась. Хорошо места все знакомые. Долго по дворам бегала, а потом смотрю, и нет ни кого. Тогда уже домой пошла. Тихо так, все время оглядывалась.
Еще что запомнила, что первые годы в школе на первый, второй этаж мы не ходили, там раненые лежали. А еще помню, пристройка около школы, потом там физкультурный зал сделали, а до этого там люди жили. И как потом узнала, даже семьи некоторых учителей. А во дворе садик помню, с грядками. А еще, так как писать мы не все умели, то рисовали письма на фронт и посылки собирали. И даже, уже когда электричество было на улицах, значит после 1944 г. ответ один раз пришел. Всем классом читали. Многие плакали.
Самое главное, учителя у нас во всех классах были замечательные. Они не только превосходно нас учили, они любили нас.
Учили нас так, что не знать, не хотеть учиться было не возможно. Без преувеличения скажу, жили нашей учебой.
Случай хочу такой рассказать. В старших классах было. Сочинение писали экзаменационное или конкурс, какой, сейчас точно не вспомню. Я отличницей была. И медаль даже за окончание школы есть. Так вот, написала сочинение. Сижу за своей партой, проверяю. Подходит ко мне наша учительница, посмотрела мое сочинение и говорит. Пиши эпиграф. И продиктовала: «На дубу зеленом, да над тем простором, два сокола ясных вели разговоры». А я тогда не поняла, зачем мне из песни о Ленине и Сталине эпиграф нужен. За сочинение меня потом перед всей школой директор хвалил. И только потом я поняла, что хвалили меня не за сочинение, а за эпиграф, который мне подсказала моя учительница.
