На интервью с другом Алексея Решетова Павлом Петуховым я пошел с бутылкой водки. Нормальный журналистский ход, если пользоваться им в исключительных случаях. А случай стоил того, ведь водка была напитком, «цементирующим» дружбу березниковских поэтов-шестидесятников – Решетова, Петухова, Маркова. В ней, и, конечно же еще в женщинах, они черпали в прямом и переносном смысле этого слова, свое вдохновение.
Да и вряд ли, приди я к нему без бутылки, Павел Петухов рассказал бы мне один замечательный случай. О том, как они с Решетовым, после какой-то творческой вечеринки, долго не могли отыскать дом, в котором проживал Павел Иванович на улице Свердлова.
- Ходили, рассказывал Петухов, кругами, а потом, отчаявшись, стали спрашивать прохожих: Подскажите, где здесь находится дом поэта Павла Петухова?
Задавал я Павлу Ивановичу и такой вопрос: А как относилась к Решетову местная партийная верхушка? Дословного ответа не помню, но сказал он примерно то же самое, что и другой березниковский друг Алексея Решетова, Юлий Полуянов: - Настороженно. Тогда ведь было модно слагать пафосные стихи о величии страны, а Решетов писал о душе.
В представлении чиновников (этот вывод я уже сделал сам), поэт должен быть трезв, лоялен, понятен. Быть восторженным и пахнуть духами. Решетов, слава Богу, был другим. И поэтому, человек, порой разливавший водку в подъезде (об одном таком случае мне рассказывал Юрий Марков) и деливший с друзьями селедку на клочке газеты, оказался, по моему «еретическому» мнению, на порядок выше и талантливей представителей столичной поэтической богемы. То что это не является общепризнанным фактом говорит лишь об одном – славу приносит прежде всего не талант, а бренд – город, связи, тусовка. По меткому выражению пермской писательницы Нины Горлановой, «поэт в Чернушке меньше чем поэт» и этим все сказано.
Алексей Решетов (справа) и Юрий Марков. Фото Виктора Брандмана
Феномен Решетова в том, что даже живя в провинции и являясь по жизни неустроенным человеком с трагической судьбой, он сумел «протаранить» обросшую толстым слоем равнодушия душу обывателя. У поэтов ведь все не так как у заурядных людей.
Проверено временем: если тебя не «ломает» от жизни, если ты благополучен, накормлен и крепко спишь по ночам – ты не поэт, дружище, даже если ловко складываешь рифмы.
Поэту, чтобы раскрыться, кроме, само собой, огромного поэтического дара, нужна «кислотная среда», страдания и оголенные нервы. В этом смысле, есть нечто роднящее Решетова с известным поэтом из Екатеринбурга Борисом Рыжим, который повесился, не дожив до 27 лет. Казалось бы, интеллигентные родители, образование, работа, семья – все внешние атрибуты благополучия, но…настоящие поэты выбирают иное, или они не поэты – в этом все дело.
И последнее. Кто бы что ни говорил, а Россия еще не оценила по-настоящему Алексея Решетова. Тот же решетовский фестиваль – местечковое событие, в то время как Решетов – явление глобального масштаба. Появится ли в Березниках когда-нибудь поэт такого же уровня? Боюсь, что вряд ли. Слишком много должно совпасть – уникальное дарование, трагическая судьба, переломная эпоха.
В нашем городе тысячи людей и при жизни Алексея Леонидовича и после него рифмовали строчки, десятки из них выпустили собственные сборники. Среди них журналисты, рабочие, педагоги, домохозяйки и даже один бывший топменеджер калийного гиганта. Можете кидать в меня камни, но отличие поэзии Алексея Решетова от всего этого массового творчества лучше всего иллюстрирует одно стихотворение поэта:
Раздвигается валежник,
И, размером с ноготок,
Появляется подснежник,
Первый истинный цветок.
Расцветет потом и роза,
И гвоздика, и репей.
Но все это будет проза.
А поэзия – теперь.