Поздним февральским вечером молодой человек в пальто и в галстуке зашёл в кафе «Терминус» на проспекте Оперы. Он сразу же заказал себе два бокала пива и сигару, после чего присел за столик. Ему было 20 с небольшим лет, лицо украшала густая борода и по его внешнему виду можно было смело заявить, что он студент одного из парижских университетов. Через полчаса в кафе заиграл оркестр, публика начала стекаться в заведение. Вскоре количество людей в помещении достигло 350 человек.
В 21:01 юноша направился к двери. На пороге он распахнул пальто, вытащил бомбу, поджёг фитиль сигарой и швырнул в переполненное кафе. Через мгновение прогремел взрыв. Помещение наполнилось едким запахом дыма и крови. Двадцать человек пострадали, один скончался на месте от полученных травм. Этот типичный террористический акт произошёл в 1894 году. Человека, который стоял за ним, звали Эмиль Анри. Он принадлежал к движению анархистов.
Первые 16 лет XXI века ознаменовались жестокими акциям идеологии под названием радикальный джихадизм. Движение не пощадило ни одну страну, как западную, так и мусульманскую. Нью-Йорк, Лондон, Париж, Брюссель, Стамбул, Багдад, Иерусалим, Ракка, Лахор, Дакка, Нью-Дели — все они пострадали от последователей этого движения вне зависимости от расы или вероисповедания. Хотя статистика показывает, что в истории человечества не было более мирного времени, чем сейчас, жизнь в городе после террористических акций наполняется страхом и трепетом.
Недавно я сам ощутил экзистенциальную незащищенность во время прогулки по легендарному проспекту Истикляль в Стамбуле, через два дня после того, как представители ИГИЛ убили двух американцев, израильтянина и иранца (к какой бы национальности они не относились, все они стали жертвами безжалостного экстремизма). С каждым шагом я осознавал, что мне приходится бороться с постоянным беспокойством, эмоциональной тошнотой и тревогой, пытаясь уловить любое движение. Сколько раз я уже оглянулся? Где безопаснее идти: по середине улицы или по одной из сторон? Мужчина в кожаной куртке возле меня — это полицейский в штатском, гражданский или некто со злыми умыслами? Может, кто-то полагает, что я, как человек с тёмным цветом кожи, наиболее соответствую образу террориста? «Гляньте, как все друг на друга смотрят. Такого никогда раньше не было», — сказал мне владелец кафе, находящегося в сердце Босфора — канала, который соединяет Азию и Европу, Восток и Запад.
Между идеологией радикального джихада и фашистскими движениями XX века неоднократно проводили параллель. До недавнего времени у некоторых спорных источников вошло в привычку использовать термин «исламофашизм» по отношению к Аль-Каиде, Талибану и похожим организациям. Покойный Кристофер Хитченс с натяжкой называл их «фашизмом с человеческим лицом», позаимствовав это сочетание у Сьюзен Зонтаг, которая использовала его по отношению к коммунизму. Несомненно, радикальным джихадистским группам присущи характеристики фашизма: интуитивная тяга к тоталитарной утопии и подавление индивидуального в угоду коллективному. Но у джихадистов нет таких массовых бюрократических и корпоративных структур, которые существовали при фашизме и привели его к власти. Здесь на главных ролях безудержный фанатизм и насилие без разбора от лица джихадистстких культов смерти, которые утверждают, что вещают от имени всех мусульман. Можно сказать, что у них намного больше общего с анархистами конца XIX-XX века, которых некогда считали главной угрозой демократии того времени.
Слово «анархизм» происходит, от греческого anarchos, что означает «без начальника» или «без власти». Как и любое революционное движение, насильственным оно стало во время большой неопределённости и переходного периода в истории, который русский социалист Александр Герцен описал так: «Но пугает то, что уходящий мир оставляет за собой не наследника, а беременную вдову. Между смертью одного порядка и рождением другого утечёт еще много воды; пройдет еще долгая ночь хаоса и опустошения». Конец XIX века и начало XX века принято считать временами бурного экономического роста, империализма и глобализации. В эти годы США стали крупнейшей экономикой в мире, а после победы в Испано-американской войне 1898 года (которая началась, как и большинство современных войн, из-за надуманных причин и подпитывалась лживой журналистикой) стала имперской державой. Экономика всё больше переплеталась с новыми технологиями, которые перевернули былой уклад жизни. Печатная машинка с раскладкой QWERTY (1873), лампочка (1879), бензиновый двигатель (1889), самолет (1903) обещали условия индивидуальной мобильности и мирного существования после столетий войны и голода.
До этого ещё никогда в истории человечества не существовало уверенности в том, что с прежним миром покончено. Давайте посмотрим, что Стефан Цвейг считал золотым веком безопасности в своих мемуарах «Вчерашний мир»:
Девятнадцатое столетие в своем либеральном идеализме было искренне убеждено, что находится на прямом и верном пути к «лучшему из миров»… в этот «прогресс» верили уже больше, чем в Библию, а его истинность, казалось, неопровержимо подтверждалась что ни день чудесами науки и техники... из года в год отдельная личность получала новые права, отношение властей становилось все более мягким и гуманным, и даже проблема проблем бедность широких масс — не казалась больше непреодолимой. (Перевод: Д. Затонский)
В словах Цвейга отчётливо заметно скрытое признание, что золотая эра закончится, а злонравие европейского тоталитаризма подтвердит эти слова и заставит его покончить с собой, когда он напишет эту книгу.
Нечто подобное происходило и в Америке, однако утопическая реконструкция вскоре сменила курс на цинизм, когда в 1893 год разразился финансовый кризис вкупе с массовым приливом мигрантов в США. На протяжении 30 лет в Америку прибыло 20 млн эмигрантов, что по праву можно считать одной из крупнейших миграций за всю историю человечества. Иммигрантов считали иностранной чумой, преступниками и алчной некультурщиной. Тедди Рузвельт и Вудро Вильсон называли их «полуамериканцами». Вильсон зашёл так далеко, что утверждал, что каждый из мигрантов «везёт при себе кинжал, который он готов воткнуть в жизненно важные органы республики».
Экономический рост, технологический прогресс, глобализация, массовая миграция. То, чему угрожали жестокие революционные движения и чей установленный порядок они призывали свергнуть. Они не собирались останавливаться, пока не уничтожат все институты, а средствами в их борьбе были терроризм и убийства. Американец открывал свою газету и читал об одной атаке анархистов за другой. В 1893 году в Барселонским оперного театре прозвучал взрыв, в 1894 год анархист бросил бомбу во Французский парламент, вдохновив Эмиля Анри на аналогичный поступок. Даже лидеры не чувствовали себя в безопасности: президент Франции убит в 1894 году, король Италии — в 1900 году, президент Уильям МакКинли — в 1901 году; испанский премьер-министр застрелен в бане в 1907 году. В 1882 году во Франции насчитывалось 200 анархистов, но спустя 10 лет их было уже 2 тысячи. Из них тысяча несли явную угрозу. Террор настолько распустил свои щупальца, что мировым лидером пришлось провести международную конференцию для решения этого вопроса.
Паранойя, порождённая террористическими движениями, нашла своё отображение в литературе, особенно в романе Джозефа Конрада «Тайный агент». На написание этой книге автора вдохновила попытка анархистов подорвать Гринвичскую королевскую обсерваторию. Как понять эту дерзкую атаку на символ рационализма и науки? В примечаниях к роману Конрад назвал её «кровавой бессмысленностью», чьё происхождение непостижимо «для любого разумного или даже не разумного хода мысли». Самым примечательным персонажем «Тайного агента» является мужчина по прозвищу Профессор — «идеальный анархист». Как и многие из сегодняшних террористов, он — нарцисс с техническим образованием. Профессор скитается по улицам Лондона с взрывчаткой под пальто и с резиновым мячом в руке. При сжатии шар активирует бомбу на его теле, которая убьёт всех вокруг него. Когда кто-то из товарищей Профессора спрашивает его о том, как он может допустить смерть хороших людей, то профессор отвечает ему:
Вот на меня, например, они впечатления не производят… Они по рукам и ногам связаны условностями. Они выступают на стороне жизни, то есть, ежели брать данный
конкретный случай, исторического факта, окруженного всякого рода ограничениями
и нормами, сложно устроенного, организованного факта, который можно атаковать в любой его точке; а я выступаю на стороне смерти, которая не знает
ограничений и которую атаковать невозможно. (Перевод: А.Л. Антипенко)
Таких образом, в этом произведении, созданном более ста лет назад, описывалась вера террориста в спасительную силу смерти. Анархисты, возможно, и были атеистами в буквальном смысле, их система ценностей исключала существование рая или божеств, но когда дело доходило до насилия, смерти и вечного искупления, их преданность своему делу становился культовой и фанатичной, как у современных религиозных экстремистов.
В Америке анархисты получили поддержку у городских рабочих, и прежде всего среди представителей итало-американского сообщества. Конечно, подавляющее большинство итальянцев были законопослушными, об этом свидетельствуют исторические записи: статистика их арестов была ниже, чем среди белых американцев. Однако на периферии этого сообщества зародилось жестокое анархистское движение под предводительством харизматического оратора Луиджи Галлеани.
Большинство сочинений Галлеани до сих по не переведены и, к сожалению, мало что известно о его биографии, учитывая, что Галлеани можно назвать самым опасным человеком эпохи XX века. Он родился в Турине. Изучал право, но затем отверг его в пользу воинствующей пропаганды. Галлеани путешествовал по США, выступая с зажигательными речами, в которых превозносил достоинства террора и мученичества. Он полагал, что жестокая анархистская революция разорвет рабские цепи рабочего класса. «Только уничтожение старого порядка могло утолить его жажду», — отмечает историк Пауль Аврич. Его митинги постоянно посещали радикалы, а те, кто не мог присутствовать на встречах, могли читать его листовки с указанием имен и адресов влиятельных чиновников, которых считали «врагами общества». Галлеани даже выпустил руководство по созданию бомб для одиночек, чтобы они проводили свои атаки. В 1908 году New York Times написала о том, что США объявили войну анархизму.
Эпоха анархистского террора началась в США со странной посылкой, которую доставили в дом Томаса Хардвика — недавно ушедшего в отставку сенатора от Джорджии и соавтора крупного законопроекта о депортации. Жена Хардвика попросила свою чернокожую служанку Этель Уильямс открыть посылку вдали от дома. Ей оторвало две руки. Вскоре стало очевидным, что таких посылок будет ещё больше. Генеральный прокурор А. Митчелл Палмер, судья Верховного суда Оливер Уэнделл Холмс, мэр Нью-Йорка, а также бизнес-магнаты Джон Д. Рокфеллер и Морган Джей Пи — каждый из них получил анархистскую депешу. Все остались целы, но это было только начало. Два месяца спустя восемь бомб взорвалось почти одновременно в семи американских городах, включая Нью-Йорк, Бостон и Вашингтон.
Преступники лично доставляли бомбы к порогам своих целей. На каждой локации они разбрасывали листовки, которые называли «Простыми словами»: «Должно свершиться кровопролитие...да будет смерть...мы уничтожим вас, чтобы избавить мир от ваших тиранических учреждений». Настоящим свидетельством хаотичности и (извините за каламбур) анархии истории является тот факт, что жертвой этих атак мог стать помощник министра военно-морского флота, который был на прогулке, когда взрывы потрясли столицу. Будь он на пару шагов ближе к дому генерального прокурора, и Франклин Делано Рузвельт мог бы никогда не стать президентом. Опять же, чиновники не пострадали, но самая страшная бойня в американской истории произошла в 1920 году. Анархисты взорвали бомбу на Уолл-стрит. Погибло 38 человек. Этот теракт считался самым кровавым в американской истории до взрывов в Оклахома-Сити в 1995 году.
Взрыв бомбы на Уолл-Стрит. 1920 год.
Как и следовало ожидать, Министерство юстиции и Бюро расследований переусердствовали, и прессу охватила истерия. Один сенатор предложил отправить уроженцев Америки, которые поддерживают радикальные идеи, в колонию на острове Гуам. За одну ночь было схвачено 4000 человек без надлежащего судебного процесса. Не брезговало государство и использовать информаторов, которые завлекали подозреваемых радикалов. Семьи были разделены, люди депортированы, а некоторых даже бросили в тюрьму за визиты к своим близким. Когда генерала-прокурора вызвали для дачи показаний в Конгресс, он назвал своих критиков «сочувствующими террористам». Один из великих политических журналистов 20-го века Уолтер Липпман отметил ироничность неконституционной тактики вильсоновской администрации: «Провозгласив наиболее широкие идеалы за всю нашу историю, администрация поставила под угрозу основные американские свободы в большей степени, чем кто-либо до них за последние 100 лет». Сходство с неоконсервативными борцами за свободу налицо.
Однако безумие поразило не всех. Выступая против Министерства юстиции, один федеральный судья заявил, что правительство ведёт себя как толпа, которая сначала хочет «повесить первого, кто попадётся, а затем провести суд над ним». Двенадцать видных адвокатов из Гарвардского университета, среди которых Феликс Франкфуртер и Дин Роско Пунд, выпустили на свой страх и риск доклад, который они озаглавили «Обращение к американскому народу: отчет о незаконной практике Министерства юстиции Соединенных Штатов». Преступники, ответственные за взрывы 1919 года, так и не были найдены, но драконовские методы генпрокурора Палмера не помешали ему баллотироваться на пост президента от Демократической партии в 1920 году. В конечном счёте, даже заняв третье место, он с гордостью заявил, что «я сам американец, и я люблю проповедовать мое учение перед чистокровными на сто процентов американцами».
Анархизм постепенно утратил влияние, а мировые войны, фашизм, и коммунизм заняли место наиболее серьезных угроз миру и безопасности. Но на некоторое время идеологии удалось привлечь к себе огромное количество людей из низших слоев общества, убедив их в том, что признанные поверья XIX-го века — прогресс и технологии — в действительности являются мифами. Он впитал в себя реальность беспорядка и непостижимую сложность современного общества со всеми его изменениями и безличными силами. Подобно анархизму, исламизм и радикальный джихадизм видит в западной модели общества духовную пустоту. И первая уловка, которую они используют, чтобы привлечь в свои ряды недовольную молодежь среднего класса — это видение чего-то большого, чем они сами. Вот почему джихадисты, как новообращенные, так и родившиеся мусульмане, «перерождаются» в религии с готовыми нарративами, которые определяют их жизнь, надежду и поиск идеального мира Халифата и рая (смотря что наступит раньше).
Борьба против радикального джихадизма должна быть интеллектуальной. Сражение будет проиграно, если общество откажется от либерально-демократических принципов, которые исламисты, как и анархисты, считают дьявольскими. Если вернуться в 12 сентября 2001 года и спросить: «Что изменилось после Усамы бен Ладена?», то ответ таков: продолжительная война между Западом и исламом будет длиться на протяжении десятилетий, пока либеральная демократия не будет провозглашена моральной пустышкой. ИГИЛ добиваются того, чтобы Запад отвёрг собственные ценности и принципы. Таким образом они надеются привести его к погибели.
Прежде, чем Эмиль Анри был казнён на гильотине, он заявил следующее:
Когда-то мне говорили, что наши общественные институты основаны на принципах справедливости и равенства; но всё, что я мог наблюдать вокруг себя — это ложь и жульничество... [Анархизм] зарождается в сердце того общества, которое прогнило и разваливается на части. Это реакция против установленного порядка... она повсюду. Её невозможно сдержать. Она закончится только тогда, когда уничтожит вас всех до единого.
Победа для джихадистов заключается не в том, чтобы нанести смертельный удар могущественному Западу, а в том, чтоб отсекать конечности западного мира во время изнурительной войны, пока Запад не откажется от открытой модели общества, соорудит ещё больше стен и в конце концов, умрёт от асфиксии. Они стремятся к постепенному уничтожению толерантного общества ради того, чтобы однажды наступило будущее, в котором ИГИЛ и Аль-Каида, может, и не победили, но либерализм и его ценности утрачены навсегда.
Оригинальная статья: The Smart Set
Автор: Омер Азиз
Дата: 13 октября 2016
Перевод: Александр Лоскутов, Тамара Беркович
Редактор: Тамара Беркович