Зачастую не люди выбирают сложный путь, а он выбирает их
Наверное, многие скажут, что я снимаю с себя ответственность. Что ж, возможно, это так. Жизнь — странная и страшная штука. Мечтаешь о чем-то, ставишь цели, достигаешь их все чаще и, оставляя конкурентов позади, считаешь, что так будет всегда, что удача тебе улыбается и спиной точно не повернется. Но тучи сгущаются, и уже неважно, кого ты будешь винить — себя или других. Каждый из нас живет в своей матрице, и выход из нее бывает очень и очень болезненным. Прямо как у меня.
К этому моменту я находился под следствием несколько месяцев. В судебной практике есть такая штука, как продление срока содержания под стражей. Формально тебя вызывают в суд. При этом нюансы твоего уголовного дела мало кого интересуют. Вообще-то, все участники этих “продленок” случайны, за исключением обвиняемого и адвоката (если он не государственный). Задача всей этой шайки — решить, на какой срок тебя сажать и как содержать, пока продолжается следствие. Например, оставить тебя под стражей в СИЗО, под домашним арестом или отпустить под залог и подписку о невыезде.
Сначала прокурор сообщает, по каким причинам тебя надо закрыть. Формулировки постановлений, которые я читал почти семь лет, выглядят одинаково. У меня не просто сложилось впечатление, что секретари в судах лишь копируют текст, подставляя в него информацию об очередном обвиняемом, нет. Я знаю, что они это делают. Нагло и наглядно.
“Обвиняемый может скрыться от правосудия, помешать следствию и оказывать давление на участников процесса…”
Так у всех людей, не давших миллионных взяток. Почти поголовно. Инвалидов, слепых стариков, молодых ребят, которых приняли с коробком марихуаны, тех, кто по пьяни украл у соседа гуся и зажарил его для закуски, педофилов, убийц и террористов. Как говорится, перед законом — все равны.
Чем дальше от крупного города ты совершил преступление, тем больше суд похож на фарс. Точнее — это просто более заметно. Российская глубинка. Вместо дороги — грязевая топь. Однажды я и еще двое конвойных застряли в ней. Лил дождь, и нам пришлось вылезать из машины. Втроем мы толкали советский “бобик”, но мне было сложнее — я был в наручниках.
Деревянный дом с покосившейся табличкой “#@)”*%ий районный суд”. Когда открываешь входную дверь, звенит маленький звоночек на веревке. На плите в комнатушке судебного пристава (или охранника, черт знает) свистит закипающий чайник, а маленький телевизор показывает новости. Мы проходим дальше, и два моих конвойных принимают благопристойный и суровый вид, будто 10 минут назад не было этих матерных криков друг на друга, грязи по колено, ливня и общей радости, что проклятая машина все же вылезла.
Небольшой зал с клеткой, портретами Медведева (хотя президентом был снова Путин) и начальника ФСИН Реймера (ныне осужденного за какие-то финансовые махинации), двумя рядами лавочек и несколькими столами. Один, самый большой, стоял в центре зала — для судьи. Величественный герб, молоток и пластмассовая статуэтка Фемиды. Неподалеку — маленький столик секретаря суда. Справа от судьи — стол стороны обвинения, а рядом с клеткой, слева от судьи — стороны защиты.
Все в жизни сталкивались с ситуациями, когда произносится или происходит что-то совершенно неуместное, абсолютно не совпадающее с обстановкой. Приход от ЛСД во время присяги, фраза “бывало и получше” в качестве ответа на вопрос “Тебе было хорошо со мной?” (как в одном старом фильме с Джимом Керри) и прочее. Наверное, каждый может припомнить нечто столь же нелепое.
А слова “Всем встать, суд идет!” в том е#@ом сюре и вовсе насмешили меня. К тому времени уже пришли: прокурор (женщина, которую легко спутать с продавщицей из продуктового магазина, не будь на ней формы) и мой государственный адвокат (лысеющий мужчина лет 35, всем видом демонстрирующий, что он живет за чертой бедности и пребывает в продолжительном запое).
Я сразу представил, как этот адвокат хватает за волосы свою жену и бьет ее головой о кухонный шкафчик за то, что она как следует не протерла консервный нож. На лысине — крупные капли пота, рожа раскраснелась, а из перекошенного гневом рта вырывается:
— Он же ЗАРЖАВЕЕТ!!!
Но пока мой адвокат просто плюхнулся на стул и, даже не обернувшись на меня, взялся за голову. Я ощутил едва уловимый флер перегара. Единственное, чего я не понял до конца: пахло от адвоката или в помещении.
Местный охранник/пристав (или как его там) устало и нехотя отчитывает конвойного за грязные следы на полу. Чем дольше он говорит, тем ярче в его речи слышатся жалобные нотки:
— Вы такие приехали, ПРОДЛИЛИСЬ и уехали, а мне что? А мне здесь убирать за вами, мыть, думаете оно мне надо? А жить как? Когда?
Кажется, мне придется посидеть в машине еще лишних полчаса после суда, пока охранник будет угощать одного из моих конвойных водкой, припрятанной в ящике стола. К тому же даже этот охранник знает, что я просто приехал и ПРОДЛИЛСЯ, то есть срок содержания в СИЗО на время следствия будет увеличен на столько-то.
Но вернемся к судебному процессу. В зал буквально врывается очередная “продавщица из продуктового”, огласив помещение величественным “Всем встать, суд идет!”. Она проносится мимо меня и садится за стол, предназначенный для секретаря, примешав к перегару запах дешевой пошлой парфюмерии.
Следом за ней — судья, мужчина в черной мантии. Бесконечно усталый, с бесконечно бюрократическим видом. Зайдите на сайт любого районного суда и посмотрите фотографии — вы сразу поймете, о чем я. Это еще притом, что фотографии судей сделаны в их лучшие годы.
По всему было видно, что присутствующие служащие знают друг друга годы, если не десятилетия. Поселок городского типа, очереди в магазине за докторской колбасой и банкой зеленого горошка — я сразу понял, что шансов у меня нет. Помните сюжет, когда кто-то приезжает в какое-то захолустье? А там, в этой дыре, все заодно: у этих людей — чертова секта, и они для первого раза предупредят тебя “не лезть не в свое дело”, а в случае чего закопают в ближайшем лесу. Именно такое ощущение было у меня.
Судья садится за свой гигантский стол, и секретарша начинает монотонно зачитывать, кто я такой, по какому обвинению здесь и так далее. Текста много, и даже скорость, с которой она произносит слова, не сильно помогает. Сразу за ней прокурор начинает свою речь. За шесть таких продлений я понял, что эти люди просто знают ее наизусть. Выходит, достаточно выучить небольшой текст — и должность тебе обеспечена.
— Слово защите, — лениво произносит судья.
Теперь очередь моего адвоката. Я был поражен. Он даже ни черта не слышал! Клянусь, этот человек так и сидел, понурив голову, и ни одним движением не выдавал своего присутствия.
— Защита! — на этот раз в голосе судьи сквозит нетерпение.
Подбегает конвойный и трясет защиту за плечо. Адвокат поднимает голову, непонимающе озираясь по сторонам.
— Защита, Вам слово.
— Ну, это, что. Считаю, что мера пресечения в виде заключения под стражу необоснованна.
— Почему?
— Ну, это, обвиняемый имеет постоянное место жительства и хорошую характеристику. Он не будет скрываться от правосудия.
Тут судья обратил свое внимание на меня:
— Обвиняемый, а Вы как считаете?
Адвокат с таинственным видом шепчет мне подсказку, хотя его слышно абсолютно всем в радиусе ближайших трех сотен метров:
— На усмотрение суда, на усмотрение суда!!!
Все присутствующие сдерживают смех.
— На усмотрение суда, Ваша честь.
Судья стукает своим молоточком и говорит:
— Считаю мнение обвинения о продлении срока содержания под стражей такого-то такого-то обоснованным. Назначаю следующее слушание через три месяца.
И все начинают судорожно собирать свои вещи. В этих движениях читается: “Ну наконец-то разъе#@%сь! Теперь можно и по домам!”
Как и предполагалось. Все в спешке разбежались, а конвойный надел на меня наручники. Повели в машину, захлопнули за мной железную дверь “стакана”, и теперь я, вслед за своей защитой, понурил голову.
Раньше, на свободе, я очень трепетно относился к музыке. Не помню, писал ли я в своих текстах об этом, но музыка была со мной почти всегда. Играла дома, на улице в наушниках, в ванной — везде. За исключением случаев, когда мне приходилось говорить с кем-то.
Мне было очень тяжело первые месяцы без нее, и я записывал песни, слова которых еще помнил, в маленькую тетрадь. Это мне помогало. Я сидел, сгорбленный, с конечностями, упирающимися в железные листы:
EARLY ONE MORNING
WITH TIME TO KILL
I BORROWED JEBB'S RIFLE
AND SAT ON A HILL
I SAW A LONE RIDER
CROSSING THE PLAIN
I DREW A BEAD ON HIM
TO PRACTICE MY AIM
MY BROTHER'S RIFLE
WENT OFF IN MY HAND
A SHOT RANG OUT
ACROSS THE LAND
THE HORSE, HE KEPT RUNNING
THE RIDER WAS DEAD
I HUNG MY HEAD
I HUNG MY HEAD
Мне хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Психушки, следственные изоляторы, продления. Я не хотел разбираться, мне было даже плевать на справедливость.
Просто дайте мне срок, посадите меня в одно место, и я буду там столько, сколько нужно. Оставьте меня в покое.
оп-оп, мусарок
Заходи на сайт.