Конезаводчик опровергает слух о том, что он вывел новый вид башкирской лошади
Павлины, говоришь?!
«Павлины, говоришь?!» — пристыдил красноармеец Сухов таможенника Верещагина в фильме «Белое солнце пустыни» за то, что тот променял служебный мундир на птиц со сказочным опереньем. В случае с Хасаном Идиятуллиным все наоборот. И тут без высоких слов не обойтись: его сердце с детства покорила красота башкирской лошади, а с возрастом потянуло на павлинов, английских скакунов, крупный рогатый скот абердин-ангусской мясной породы, медведей, лосей, уток-крякв. Словом, не фермерское хозяйство, а чудный зоопарк, в котором живут в естественных условиях топ-модели из мира фауны.
Именно топ-модели, потому что благодаря неустанной селекционной работе на протяжении многих десятилетий лошади башкирской породы в его более чем тысячном табуне настолько окрепли и видоизменились, что даже коневоды из районов республики стали поговаривать, будто Хасан вывел новую породу.
— Это действительно так? — спросил его из журналистского любопытства, когда мы встретились в селе Улу-Теляк, где находится его огромное хозяйство.
— Что за слухи? — погружается хозяин дома в раздумья, откинувшись в большом дубовом кресле. Кстати, в доме нет табуреток и стульев других форм — и гости, и домочадцы, и хозяин восседают на одинаковых тронах. Намек на демократию с низов. В нашем разговоре о слухах про новую породу впервые возникла длительная пауза. Вообще-то Идиятуллин может говорить без умолку, когда речь идет о лошадях. Наконец он выходит из ступора:
— Те, кто приписывает мне такое открытие, явно не специалисты в коневодстве. Ну как можно за три с половиной десятилетия вывести новую породу?! Глупость. Природа старалась над башкирской лошадью несколько тысяч лет, пока не сотворила, пожалуй, самую неприхотливую, самую выносливую, самую удобную для хозяйственных дел лошадь. Смотрите, из кобыльего молока получаем напиток здоровья — кумыс, конина признана диетологами наиболее полезным мясом, а сами лошади всю зиму добывают себе корм из-под снега без помощи человека. Но я своему табуну корма заготавливаю. Мало ли что: вдруг зима чересчур снежная выдастся, да и небольшая подкормка не помешает.
Сначала кормовая база, потом любовь
«Лошадиный» ген достался ему по наследству от предков, убежден Идиятуллин. Еще до войны с Наполеоном пращур по матери Ганей на лошадях добрался до Парижа и привез оттуда первый в Оренбургской губернии французский конный экипаж — считай, иномарку по тем временам. Дед по матери Кашшаф до революции держал столько лошадей, что никто не брался сосчитать. Когда колхозникам при новой власти запретили держать на личном подворье лошадь, он был уже в годах, но продолжал каждый день запрягать быка. Пока другие ждали помощи от колхоза, он сам возил дрова, сено и ни на кого не надеялся, только на самого себя. Независимость и стремление во всем быть первым унаследовал и Хасан, сын колхозного бригадира.
— Все мы, и отцова, и материна родня, родом из деревни Теперишево Чишминского района. В семье нас было восемь детей, я шестой по счету, и всегда так много говорил, что терпеть меня дома было невозможно, — рассказывает Хасан. — Мама придумала выход: сажала меня к отцу в кошевку. Поэтому с малых лет, сколько себя помню, я все знал: как пахать, сеять, доить, давать указания, ругать, материть. Сам хотя не матерюсь, но отец делал это с истинным искусством, люди сами часто просили: Сагитзян-абзы, поматерись, пожалуйста.
Сам Хасан, когда пришла пора выбирать профессию, отнес документы на агрономический факультет Башкирского сельхозинститута.
— Почему агрономический-то? Вы же в лошадей влюблены.
— О любви — к лошадям ли, к женщинам — можно говорить, если у тебя есть прочная кормовая база. Можешь накормить — люби себе на здоровье, не можешь — какой прок от твоей любви. Вот я и выбрал науку, чтобы всегда быть с урожаем.
Не будите спящую корову
Каждый год фермерское хозяйство Идиятуллина проводит в Улу-Теляке сабантуй с традиционными играми, скачками, борьбой куреш, и главный приз — непременно лошадь. Лошади у него, как уже было сказано, особенные — все как на подбор, ровные, плотные, округлые, одинаково хорошо переносят и жару, и морозы. Лет пять назад партию лошадей из хозяйства увезли за Баренцево море, к белым медведям. Они и там пустили корни, уже несколько раз дали приплод.
— В 2002 году к нам приезжали исследователи из университетов Кембриджа и Бонна, изучающие генетическую взаимосвязь между породами лошадей в регионах и их дикими предками, жившими больше четырех тысяч лет назад, — рассказал Хасан. — Они подтвердили: наши лошади по генному набору значительно отличаются от тех, что принято называть башкирской, казахской, бурятской, алтайской породой.
Идиятуллина часто спрашивают, откуда у него такие лошади. Фермер в ответ улыбается: это, говорит, нам подарок сверху. За то, что подбирали брошенных, обиженных, никому не нужных, хорошо за ними смотрели и умели подмечать ценные особенности. Это, кстати, можно отнести не только к лошадям. У хозяйства есть опыт работы и с крупным рогатым скотом: несколько лет здесь занимались производством молока. Силами 25 буренок обеспечивали молоком всю округу — больницы, школы, детские сады. Надоев добивались фантастических — по 40 — 45 литров от коровы в день.
— Я уверен, что в России не найдется ни одного специалиста, который ответил бы мне на вопрос: что не надо делать, чтобы получить много молока, — тут Идиятуллин делает паузу, словно ждет ответа. — Корову не надо, во-первых, будить, она должна долго спать. Есть и еще ряд таких же простых вещей, которые необходимо учитывать, прежде чем думать о вложениях в оборудование, рацион, генетику.
«Молочная» эпопея закончилась в начале двухтысячных. Верховодившая в ту пору администрация перекрыла фермеру кислород, запретив организациям района брать у него молоко. Коров в КФХ больше не держат. Ну и кто от этого больше потерял, пожимает плечами Идиятуллин. Властям бы школу открыть да учиться, как делать молоко, чтобы в республике появились десять, сто, пять тысяч таких Хасанов. А он главное сделал: доказал, что высокой продуктивности можно добиваться у себя дома, за счет собственных знаний, не покупая дорогостоящий скот за рубежом.
В КФХ, имеющем статус племенного репродуктора, работают сейчас 15 человек, включая самого Идиятуллина, его жену, двоих сыновей и двух дочерей. Подрастают потихоньку внуки, присматриваются к делу деда.
— Не понимаю олигархов, которые накупили замков и островов, разослали детей по заграницам и знать не хотят свою родину, свои корни. Жадность, праздность, погоня за деньгами и роскошью — как тяжелая неизлечимая болезнь. У таких людей нет ни счастья, ни будущего. А у меня есть. Земля, семья, дети, лошади, люди, с которыми работаю, — вот что делает меня сильным.
Автор: Татьяна КРУГЛОВА, Ринат ФАЙЗРАХМАНОВ
Фото: Ринат РАЗАПОВ