Ветер дул и дул, все пронзительнее, все острее, забиваясь в самые незаметные доселе щелочки в плаще. Снег, который еще час назад всего лишь мешал идти, теперь больно резал лицо, не позволяя даже немного приподнять лицо. Впрочем, смотреть впереди было явно не на что, до ближайшего хутора оставалось не меньше часа ходьбы быстрым шагом. С учетом занесенной дороги - целая вечность.
Топ-топ. Кто это идет? Топ-топ. Впрочем это скорее метафора, никакого особенно топания сейчас не услышишь, просто слышно что-то, что позволяет понять, кто-то есть там, за мельканием снега.
По заснеженной дороге упрямо идут вперед двое, мальчик и девочка. Девочка еще совсем маленькая, ей не больше трех лет, мальчик же постарше, и его пятилетний опыт позволяет казаться девочке практически недосягаемым авторитетом. Они идут уже давно, и уже больше часа на разговаривают. Только иногда мальчик поднимает голову и прислушивается к звукам, которые издает кто-то, кого он никак не может увидеть. Правда девочка ничего не слышит, но что взять с малышей.
Топ-топ. Главное не потерять след. Топ-топ. Замерзшие пальцы держат палочку все слабее и слабее, еще немного и придется засунуть ее за пояс, а потом, когда придет время - доставать, что будет непросто. Топ-топ, остановились. Из наступающей темноты опять раздается слабый детский голос. А ветер все крепчает, проклятая работа, проклятые суеверия, проклятые правила. Проклятые дети. Господи, как же холодно.
Ветер дул и дул, все пронзительнее, все острее, занося постепенно снегом бесформенную кучу грязных розовых тряпок. Топ-топ. Шаги удаляются. Мальчик, зябко кутающийся в старый оранжевый шарф упорно ведет свою сестренку в сторону ближайшего шахтерского поселка, где еще может быть осталась люди и еда. С каждым шагом они удаляются от чуда, обещанного им умирающей мамой. Удаляются, пытаясь сделать его для себя самим. Полузасыпанная снегом фея все еще что-то бормочет, борясь со сном, но до рождества еще слишком долго, не меньше часа.
К брошенному шахтерскому поселоку дети вышли к утру