Кроме женщин, Александр Парвус больше всего любил две вещи -деньги и революцию. Но заработанные капиталы почему-то не шли ему впрок.
Одесский гимназист
Парвус называл себя «Мидасом наоборот». Если мифический царь Мидас одним прикосновением обращал любые предметы в золото, то он, Парвус, даже золото делает навозом.
Александр Парвус – псевдоним. Настоящее его имя – Израиль Гельфанд. Родился он в семье еврея-ремесленника под Минском. В юности принадлежавший его родителям дом сгорел, так что пришлось перебираться к родственникам в Одессу, где отец зарабатывал на хлеб грузчиком. При этом сын благополучно окончил гимназию, куда, как правило, поступали дети людей состоятельных.
В 1885 году, в 18-летнем возрасте, он уехал учиться в Швейцарию – несколько неожиданный поворот. Впрочем, Цюрих был буквально набит российскими эмигрантами, и от них Парвус «заразился» марксистской теорией. Практической революционной борьбой он занялся, вступив в германскую социал-демократическую партию, но быстро разочаровался в немецких товарищах.
Стабильно получая места в рейхстаге, они довольствовались ролью парламентской оппозиции, а Парвусу хотелось настоящей революции – с баррикадами и кровью.
Одно время он носился с мыслью создать партийный медиахолдинг, а затем редактировал «Саксонскую рабочую газету», задиристый тон которой повышал тиражи, но раздражал партийную номенклатуру.
Спекулянт и антрепренер
Между тем, окончив в 1891 году Базельский университет со степенью доктора философии, Парвус – ради хлеба насущного занялся коммерческой деятельностью. Она была разнообразной – биржевые спекуляции, перепродажи крупных партий товаров, консультации по рынкам и, конечно, выбивание государственных субсидий под сомнительные проекты.
В общем, деньги у него водились, и значительную их часть он расходовал на любимое хобби – революцию.
С другой стороны, революцию он тоже запросто мог превратить в бизнес. Простой пример: он организовал постановку в Германии пьесы Максима Горького «На дне», выбив себе астрономические агентские, а потом еще и прикарманив гонорар автора. Поскольку часть гонорара Горький собирался отдать российским социал-демократам, над Парвусом устроили партийный суд, на который он не явился. А в письме разъяснил, что потратил деньги «на путешествие с одной барышней по Италии». И это сошло ему с рук. Возможно, потому, что, по одной из версий, «барышней» была Роза Люксембург – видная немецкая социал-демократка.
Но вообще, живя в Германии и Швейцарии, Парвус отдыхал душой только с россиянами. А в бурном 1905 году даже уехал на родину, в Россию, творить революцию. Вместе со Львом Троцким он руководил Петербургским советом рабочих депутатов и едва не учинил в столице вооруженное восстание. Но власть нанесла удар на упреждение. Совет разогнали, а Троцкого с Паровусом отправили в ссылку, из которой они, разумеется, сбежали.
Их сотрудничество продолжалось и позже. Именно у Парвуса Троцкий заимствовал теорию «перманентной революции». Смысл ее заключался в том, что революция в одной стране должна вызвать цепную реакцию по всему миру. Смысл заключался в том, что если Карл Маркс возлагал особые надежды на передовые страны, по принципу «француз начнет, немец доделает», то Парвус особые надежды связывал именно с Россией.
Восток вообще казался ему перспективнее Запада, и когда в Османской империи к власти пришли младотурки, он уехал туда, чувствуя запах денег и революции.
На лоббизме и спекуляциях Парвус заработал средства, которых ему хватило до конца жизни. Более того, он вошел в высшие политические сферы в качестве посредника между правительствами Германии и Турции.
Став своим человеком в немецком министерстве иностранных дел и Генштабе, он с началом Первой мировой войны представил этим учреждениям меморандум.
«Некролог живому другу»
Смысл этого документа выглядит предельно простым. Врага надо разложить изнутри, поддерживая оппозиционные партии и подталкивая их к революции. «Мастер-класс» Парвус собирался продемонстрировать на примере России, прося 20 миллионов марок; четверть из них – на первом этапе. В результате получил один миллион, о чем сохранилась его собственноручная расписка от 29 декабря 1915 года.
Историки пришли к выводу, что на разложение стран Антанты немцы израсходовали по разным статьям около 300 миллионов марок (примерно 3 миллиарда современных долларов). Не менее пятой части от этой суммы было потрачено на Россию, но в любом случае не только на большевиков, но и на другие партии.
О широте тогдашнего революционного спектра можно судить по составу пресловутого «пломбированного вагона», а точнее – трех пломбированных составов, в которых эмигранты возвращались в Россию по территории Германии.
Большевиков было порядка 15% от общего числа пассажиров. Проезд организовали вполне официально, через международные организации, и ни меньшевиков, ни эсеров, ехавших в этих составах, в работе на германскую разведку впоследствии не обвиняли, хотя их вклад в развал государства также оказался весомым.
Парвус тоже пытался принять участие в организации поездки, однако и Ленин, и другие эмигранты, зная о его связях с немцами и не желая быть скомпрометированными, от него дистанцировались.
В Швейцарии у него действительно состоялась встреча с Лениным, но о ее содержании ничего не известно. Находившийся в Америке Троцкий еще в 1915 году опубликовал «Некролог живому другу», похоронив Парвуса как революционера. Но все эти демонстративные жесты презрения не означали, что от денег Парвуса должны были отказываться.
Во-первых, в качестве «кормушки» для революционеров-эмигрантов он сделал в Копенгагене Институт по изучению причин и последствий мировой войны. А во-вторых, выделенные немцами деньги могли поступать большевикам через ленинского соратника Якова Ганецкого. Тот – безвозмездно приобретал у Парвуса в Германии ширпотреб и мед оборудование. Через Скандинавию эти товары поступали в Россию и реализовывались за золотые червонцы.
По словам Керенского, «Временное правительство точно установило, что денежные дела Ганецкого с Парвусом имели свое продолжение в Петербурге в Сибирском банке, где на имя родственницы Ганецкого, некоей Суменсон, хранились очень большие денежные суммы, которые через Ниа-банк в Стокгольме переправлялись из Берлина через посредничество все того же Ганецкого».
«Присылайте побольше материалов»
Проблема заключалась в том, что, «точно установив» факт получения денег, Временное правительство не собрало необходимых доказательств. Суменсон, как и положено бухгалтеру сомнительного предприятия, словно растворилась в воздухе, а Парвус, Ленин и Ганецкий по вполне понятным причинам не пускались в откровения.
Правда, летом 1917 года военная контрразведка перехватила три письма от Ленина к Парвусу. Содержавшиеся в них общие фразы хотя и наводили на размышления, вряд ли могли рассматриваться в качестве неопровержимых улик: «Работа продвигается очень успешно», «мы надеемся скоро достигнуть цели, но необходимы материалы», «будьте осторожны в письмах и телеграммах», «присылайте побольше материалов», «будьте архиосторожны в сношениях»...
"Что же подразумевал Ленин под словом "материалы", обращаясь секретным путем к официальному германскому агенту?" - задавался вопросом начальник контрразведки Борис Никитин.
Можно не сомневаться, что какое-нибудь объяснение Ильич придумал бы. Как-то так, например: «материалы» – статистические выкладки или работы по экономике. К чему «архиосторожность в сношениях»? Ну, применительно к женолюбу Парвусу это очевидно...
В общем, есть немцы, отпускающие Парвусу средства на антивоенную агитацию в России, и есть большевики, такой агитацией занимающиеся. Но неоспоримые доказательства того, что все это – единая цепочка, отсутствуют.
А советник германской миссии в Стокгольме Курт Рицлер в декабре 1917 года в секретном рапорте германскому МИД вообще выражал сомнения в том, что Парвус как-то влияет на события в России.
Большевики к тому времени уже находились у власти и связи с ним отрицали начисто. Он еще питал какие-то иллюзии и до самой смерти ждал, что его позовут в Россию, может быть, даже сделают наркомом финансов. Не дождался.
Гельфанд-Парвус умер в Берлине состоятельным, но одиноким и, в сущности, несчастным человеком. С деньгами ему повезло. А вот любовь к революции осталась безответной.