Популярный новостной сайт блокируется по запросу прокуратуры. Обоснование блокировки — на сайте есть экстремистские публикации.
Блогер публикует для десятка своих френдов небольшой текст с фотографией и отправляется в кабинет следователя, а оттуда в суд — получать многотысячный штраф за экстремизм.
Преподаватель пишет книгу, в которой пытается подвергнуть историческому анализу одну из религиозных систем, и тратит годы в судах на то, чтобы отстоять свое творение в целом, ограничившись несколькими купюрами в местах, которые власти сочли экстремистскими.
Молодой мужчина демонстрирует плакат на митинге и скоро узнает от полиции, что отставным офицером ВМФ на него написана кляуза с обвинением в экстремизме. Пенсионер, возбудившийся от плаката до уровня ненависти к некой социальной группе, выступает в качестве потерпевшего, а активист — обвиняемого.
Все это не исключительные события, а картинки обыденной жизни в современной России. Так что же это такое «экстремизм»?
ИСТОРИЯ ПОНЯТИЯ
Слово «экстремизм» происходит от extremus, что в переводе с латыни означает «крайний».
Впервые латинское слово extremus в политическом смысле в своих работах стал употреблять Шарль Монтескье, вкладывая в него негативное значение. В период Великой Французской революции его впервые применили журналисты для обозначения крайне левых и крайне правых политических сил (extrémité gauche», «extrémité droite»).
Сам термин «экстремизм» как таковой появился в 1838 году в многотомном философском словаре немецкого философа Вильгельма Трауготта Круга: «Экстремистами являются те, которые не хотят признавать середину и находят удовольствие в крайностях. Но обычно их называют ультра».
С 50-х гг. XIX в. термин «экстремизм» появился в политической прессе Англии и употреблялся поначалу весьма вольно вплоть до того, что экстремистом величали лидера либеральной партии и премьер-министра лорда Пальмерстона.
Из британских газет термин перекочевал в журналистику США. Во время Гражданской войны (1861 - 1865 гг.) газеты северных демократов-примиренцев называли представителей враждующих сторон Юга и Севера «экстремистами обеих частей страны» («extremists of both parts of the country»).
Французские журналисты позаимствовали моду на термин «экстремизм» у своих англоязычных коллег и вновь стали все более активно применять его с 1870-х для обозначения крайних левых и крайних правых политических сил. Это было связано с тем, что применение для этой цели распространенного термина «радикализм» (от лат. radicalis – «коренной») именно во Франции затруднялось существованием политического движения радикалов (левое крыло буржуазных республиканцев). Путаница, возникавшая у читателей, в ряде случаев привела даже к судебным процессам против газет. Ко времени Первой мировой войны (1914 - 1918 гг.) термин «экстремизм» прочно закрепился во французской журналистике.
В юридической литературе впервые термин «экстремизм» употребил в первой четверти ХХ века французский юрист М. Лерой для обозначения фанатичной веры в политический идеал. Лерой воспользовался термином для анализа событий Гражданской войны в России. Из действовавших тогда на политической арене России идейных направлений Лерой назвал «красным экстремизмом» большевизм и «белым экстремизмом» монархизм.
В тот же период идеологический концепт «экстремизм» наряду с концептом «тоталитаризм» впервые официально был взят на вооружение одной из буржуазных партий Италии — центристской Народной партией, которая одной из целей своей программы 1923 года провозгласила борьбу с правым и левым экстремизмом.
Стоит отметить, что до 1950-х термин «экстремизм» даже в научной, юридической и политической литературе не имел такого широкого распространения как термин «радикализм». Ситуация изменилась после выхода ряда работ американских политологов (в основном эмигрантов из Германии, в т. ч. Т. Адорно), основными идеями которых было определение экстремизма как отрицания демократии в ее либеральном понимании и как крайней формы «радикализма», ведущей общество к «тоталитаризму».
Таким образом, был разработан идеологический концепт, связывающий воедино все без исключения радикальные политические идеологии под грифом «экстремизм» на почве их якобы нелюбви к демократии. Именно данный концепт стал основой для искусственного соединения коммунизма и фашизма в одну общую категорию, а также для тенденциозных работ, «доказывающих» родство этих идеологий.
Постепенно в работах политологов термин «экстремизм» стал применяться не только к политическому, но и религиозному радикализму, а затем вообще ко всем радикальным идеологиям, не вписывающимся в либеральную демократию.
Концепт «экстремизм» в ряде стран (Турция, Германия, Израиль, Италия, Франция и другие) стал обоснованием для преследований несистемной оппозиции. В нескольких странах Центральной и Восточной Европы (Венгрия, Польша, Чехия и другие) данный концепт является одним из обоснований запрета коммунистической идеологии.
ТЕРМИН «ЭКСТРЕМИЗМ» В СССР И РФ
В СССР до второй половины 1950-х термин «экстремизм» мало применялся в прессе и литературе. В первую очередь это было связано с позитивным отношением советского руководства и общества к революционным и радикальным идеологиям левого направления. Радикальные правые идеологии с 1920-х как правило обозначались собирательным концептом «фашизм».
Толковый словарь Дмитрия Ушакова, изданный в 1935-1940 годах дает такое определение термина:
«Экстремизм (от лат. extremus — “крайний”) — склонность, приверженность к крайним взглядам и мерам, преимущественно в политике».
Понятие «экстремизм» постепенно входило в публицистический оборот в связи с официальным негативным отношением правящих кругов СССР к левым террористическим организациям типа «Красных бригад», а также в гораздо большей степени для обозначения наиболее радикальных правых военнизированных организаций. Советская публицистика вплоть до 1991 года четко связывала понятие «экстремизм» с вооруженным насилием террористического характера. Отразилось такое представление и в официальных документах.
Но ближе к концу СССР в документах государственной власти стало появляться и другое понимание термина «экстремизм». Так, в Указе Президиума Верховного Совета СССР «Об объявлении чрезвычайного положения в Нагорно-Карабахской автономной и некоторых других районах» от 15.01.1990 г. постулировалось: «экстремистски настроенные группировки организуют массовые беспорядки, провоцируют забастовки, разжигают национальную рознь и вражду».
Как видно, из приведенной цитаты горбачевское руководство считало экстремизмом уже не только вооруженное насилие, но и стачки.
Тем не менее, в общественном сознании россиян понятие «экстремизм» еще очень долго связывалось только с понятиями «терроризм» и «фашизм».
В 1999 году Фондом «Общественное мнение» (ФОМ) был проведен соцопрос с целью выяснения массовых представлений об экстремистских организациях России. Респондентам был задан открытый (предполагающий ответ в свободной форме) вопрос: «Какие экстремистские организации Вы знаете?». Ответили на него только 20 % опрошенных, остальные затруднились с ответом. При этом ответы распределились следующим образом (в % от числа опрошенных): националисты и фашисты — 14%, террористы - 8%, остальные набрали не более 1%.
«АНТИЭКСТРЕМИЗМ» КАК МНОГОЦЕЛЕВОЙ ИНСТРУМЕНТ
Впервые в России использовать понятие «экстремизм» для обоснования преследований несистемной оппозиции попробовал еще Ельцин.
В 1995 году по итогам массовых студенческих выступлений против образовательной реформы Асмолова-Тихонова вышел указ президента № 310 «О мерах по обеспечению согласованных действий органов государственной власти в борьбе с проявлениями фашизма и иных форм политического экстремизма в Российской Федерации» (в редакции 2004 года действует до сих пор). В нем впервые официально была предпринята попытка смешать с фашизмом все радикальные идеологии, а также сделать упор на борьбе не только с национальной и религиозной, но и с так называемой социальной рознью.
Настоящая работа по борьбе с «экстремизмом» началась с приходом к власти Путина. Интеллектуальные усилия были направлены на создание закона о противодействии экстремизму, дающего широкие возможности по преследованию политической оппозиции всех цветов и оттенков.
Плодом этого умственного подвига стал принятый после фанатских беспорядков в центре Москвы Федеральный закон от 25 июля 2002 г. «О противодействии экстремистской деятельности», дающий настолько широкое определение «экстремизма», что под него стало возможно подвести все, что угодно: от персональной критики конкретного чиновника до абстрактных философских рассуждений. Интересно, что в первой редакции закона «экстремистской» считалась деятельность по разжиганию социальной розни только в случае сопряжения с насилием, но впоследствии эта формулировка была изменена и социальную рознь приравняли ко всем другим видам розни.
Любопытно также, что закон противоречит статье 1 подписанной Россией Шанхайской конвенции от 15 июня 2001 года «О борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом», определяющей экстремизм как деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в этих целях незаконных вооруженных формирований или участие в них.
Закон «О противодействии экстремистской деятельности»дополнил Уголовный кодекс РФ статьями, предусматривающими ответственность за различную «экстремистскую» деятельность. «Экстремистские» мотивы стали отягчающими обстоятельствами для таких преступлений как убийство и другие.
Одновременно с принятием закона был дан старт масштабной кампании в СМИ, имеющей целью перенести выработанное ранее у населения негативное отношение к «экстремистам» на несистемную политическую оппозицию. Властям удалось добиться определенных успехов в этом направлении. Опросы Левада-центра в 2002 и 2007 показали, что примерно треть граждан согласна, что даже высказывание, не содержащее призывов к насилию, может считаться экстремизмом.
Большинство россиян не приняло вдалбливаемое через «ящик» новое понимание «экстремизма», но к случаям преследования неугодных относится, как правило, безразлично, а значительная часть граждан еще и с опаской за себя («как бы чего не вышло», «как бы не впутали в дело» при общении с «экстремистами»).
Борьба с «экстремизмом» служит не только цели подавления несистемной оппозиции и модерации политического пространства. Антиэкстремистские законы стали для недобросовестных чиновников и бизнесменов не только сохранения социального статус-кво, но и важным инструментом в сведении счетов с их персональными критиками. Если раньше требовалось подбросить наркотики или завести не очень удобное с точки зрения личного пиара дело о клевете, то сейчас стала возможной расправа с оппонентами под предлогом защиты общества от «экстремизма».
Борьба с оппозицией и критиками конкретных влиятельных лиц — важные цели применения антиэкстремистского законодательства, но важнейшей его целью является создание в обществе атмосферы страха и отчуждения от «экстремистов», боязни какой-либо политической активности. Именно этой цели служит так называемый «бытовой антиэкстремизм», когда к ответственности привлекают аполитичных людей, разово совершивших что-то «экстремистское».
Однако, неуклонный рост количества «экстремистских» уголовных и административных дел показывает, что желаемый эффект не достигнут и не может быть достигнут. В эру Интернета невозможно просто так помешать коммуникации между людьми и публичному выражению мнений. Эта нехитрая истина наглядно подтверждается опытом Китая, громоздящего все более технически изощренные заслонки и, тем не менее, не способного полностью держать в узде свободу слова.
Так что, борьба с «экстремизмом» в России лишь разжигает общественное недовольство, поскольку препятствует выпусканию пара из котла. Непрерывное увеличение массы лиц, судимых за «экстремизм» и особенно за «экстремизм» бытовой, способствует усилению и обострению социальной напряженности. Отказ от криминализации «преступлений слова» явился бы важным шагом на пути к действительному искоренению причин социальной розни и установлению гражданского мира и согласия. Ибо как можно прийти к миру и согласию, если нельзя обсуждать проблемы и противоречия?
Автор: Николай Соснов
Впервые опубликовано в журнале vestnikburi.com
Публикуется с разрешения автора и журнала vestnikburi.com