Это случилось давно; времени, прошедшего до сих пор, вполне достаточно, чтобы признать свои ошибки. Но люди продолжают ошибаться вопреки всему, забывая о самом главном. Наш долг – не забывать об этом и постараться сделать все необходимое, чтобы это не повторилось. Пока еще не поздно…
***
Первое, что услышала Бала, проснувшись в эту ночь, был чей-то надрывный, заходящийся кашель; первое, что увидела – белое лицо мужа с ощеренным ртом, воспаленными глазами.
-Бала… дышать не могу… что это? Что происходит??...
Он навис на ней, согнувшись пополам своим истончившимся телом, плеща слюной, ничего не видя и не понимая; рот его – черная пещера – дрожал и рос на лице, пока не встал в его половину. Бала закрыла лицо руками, зажмурилась, зачерпнула воздуха и почувствовала вдруг явственно, что его не осталось, совсем не осталось. Ее легкие сжались в ком…
-Надо бежать… бежим!..
Они бежали, и с ними бежал весь город. Они бежали по серой сухой земле, а на стенах домов бежали их тени – черные, острые, как клыки, колышущиеся в желтом фонарном свете. Муж Балы нес на руках их дочь, она плакала, задыхаясь, в уголках ее рта запекалась белая ядовитая пена. Бала держала его за локоть, боясь потерять, ее неутоленные губы шевелились:
-Боже, спаси нас…
На одном из поворотов она упала, споткнувшись о труп, легла на него ничком, чувствуя, как больно ударилось о ребра еще не родившееся дитя, как ему душно в утробе. Муж подхватил ее за кисть руки и потащил за собой – она волочилась по земле, словно простыня, торопливо утирая жгучие слезящиеся глаза, все еще шепча какую-то неразбериху.
-Кто-нибудь, помогите…
Дочка кашляла и кричала. Бала не слышала ничего – ни гомона, ни стука – ничего, кроме этого страшного крика, и почему-то думала ошалело: «Вот, сейчас мы доберемся до больницы, и она перестанет кричать. Ей станет лучше, клянусь вам, я знаю: она перестанет. Нам всем станет легче, когда она перестанет кричать».
И девочка замолчала.
***
Бала не помнит, как она пережила эту ночь – быть может, это случилось лишь потому, что ее имя значило «молодая», и вместе с ним ей были переданы такие невероятные силы, о которых она даже не подозревала. Всю ночь у нее болел живот, ее то сжимало в один железный кулак, то распрямляло ломкой проволокой; врачи в местной больнице приносили ей воды, но она не пила – ее мутило и выворачивало, рвало на подушку, на сари, в ведро, бесполезно стоявшее рядом с кроватью. Утром, когда боль чуточку утихла, она свернулась клубком и закрыла глаза…
Все ее простыни были в крови – так из нее вышел ребенок, алой рекой, а не человечком с ручками, ножками и глазами. Она потеряла двух детей за одну ночь, и никто об этом ей не сказал; придя в себя, она с трудом встала и пошла, налегая на стены, заплетаясь ногами, искать свою дочку, искать, наконец, мужа, выяснять, что же с ней случилось. Врач поймал ее у самого входа и все рассказал. Она промолчала…
Из больничного окна, прямоугольного, как знакомый нам христианский гроб, Бала впервые увидела утренний свет, солдат с пистолетами, огромные машины, поднимающие на крюках черные коровьи туши, и длинные ряды ослепших людей с завязанными глазами…
***
Без чего люди не могут жить? Правильно. Без воздуха. Что случится, если воздух вдруг исчезнет? Люди будут метаться в страхе и умирать на бегу. Что это, если люди умирают на бегу? Это Апокалипсис.
Индийцы, как и все на Земле, знали, что Апокалипсис будет, и ждали его. Они думали: в мире начнется засуха, продлится сто лет, и на ее исходе в небе взойдут семь красных солнц. Они иссушат все озера, моря и реки своим страшным огнем, им поможет в том ветер, и когда на земле не останется ни капли воды, по небесам слоновьим стадом пойдут облака, низвергая дожди. Мир скроется под водой, и Мировой Дух Брахма поглотит все – и ветер, и тучи, и богов, и людей. Индийцы верили, что до этого еще далеко, что еще есть время прожить свою жизнь достойно, не боясь за своих детей.
Оказалось – они ошиблись.
Апокалипсис случился в Индии теплой декабрьской ночью 1984 года. В эту ночь ветер принес в город Бхопал Смерть; она сидела у него на спине, синевато-белесая, расплывчатая, как облако пара, ее едва прикрывало скорбное черное сари. Смерть ядовито улыбалась…
***
Выйдя из больницы, Бала узнала, что произошло. На заводе близ города случилась авария: газ нагрелся и вырвался из тесного бензобака, чтобы стереть с лица Земли несколько тысяч людей. Об этом, оказывается, предупреждали заранее, писали в газете: берегитесь, спасайтесь, мы вас отравим! Что ж, будь она грамотной, она, наверное, прочитала б…
На улице штабелями лежали носилки, крытые белым и красным; от них рябило в глазах. Военные разливали из шланга по бутылкам чистую воду. Муж вел ее за руку, шел медленно, покачиваясь, и их поймали журналисты: сунули в лицо черную шишку микрофона, заставили говорить.
-Что нам рассказывать? Вы итак все видите…
Бала посмотрела на журналистов так, что они отстали. Больше никто к ним не подходил…
Прежде, чем к ней пришло отчаянье от того, что с ними случилось, что с ней случилось, к ней пришло понимание, что ничто уже никогда не будет прежним. Река больше никогда не будет чистой – она заражена, и заражены в ней рыбы; скоро пройдут дожди, и, как обещали в газетах, от них заразится земля. Из нее будут расти болезненно-зеленые, зараженные растения; все, даже птаха, певшая всегда у них под окном - все будет заражено, не истреблено, но подкошено, все переживет страшную, а самое страшное – непоправимую перемену.
Она боялась за мужа, боялась, как никогда раньше. Она не отпускала его ни на работу, ни в гости, она крепко держала его за запястья холодеющими от страха руками. Он кричал на нее, но, внезапно пережив все заново, садился рядом и прижимал ее к себе крепче.
-Все обойдется, Бала, обойдется..
Но прошло много времени, прежде чем все действительно обошлось, прежде чем рана в ее душе наконец затянулась, а город за окном так и не излечился; он замкнулся в себе, истерся, Смерть словно поселилась в нем, каждый день стучась в чьи-то двери…
***
У Навина Джоши двенадцать пальцев на ногах и тринадцать на руках. Самому ему всего четыре года. Он привык, ему даже удобно, ведь он никогда не был другим. Единственная беда – никак не подобрать обувь. Бегать Навин не может, часто он ползает по земле, играет палочкой с муравьями. К нему часто приходят люди с кинокамерами – располагаются, интересуются, что к чему.
-У ребенка полидактилия и синдактилия одновременно?
-Да. У него раньше было больше пальцев. Он просто часто падает…
Его ставят у стенки, просят развернуть веером бессчетные пальцы – тонкие смуглые пальцы индийского мальчишки; он стоит и улыбается. Он – местная достопримечательность: его фото на городских стенах, его все знают и любят. Многие дети здесь умирают, многие рождаются уродцами, а он – особенный; разве можно его не любить?
Окно за их спинами задернуто, но не полностью, и Навин видит пыльную улицу, серый столб с запутанными проводами и женщину у столба; она тоже видит его в оконный просвет, смотрит и улыбается. Она улыбается чуть мечтательно, чуть с грустинкой, а может – с тяжеловесной грустью. Это их соседка, она часто ходит к ним в гости. Она ласкает Навина, потому что у нее нету своих детей.
Имя Навина значит «новый». Почти как шанс. У соседки Балы никогда не будет такого шанса.
***
Люди любят делать ошибки. Они, как хищники, днем и ночью охотятся за наживой, пока не заденут своими когтями чью-то жизнь. Если это случится, они притворятся, что ничего не случилось.
Смерти на заводе по производству пестицидов в Бхопале было больше, чем необходимо – сорок две тонны токсичного вещества против разрешенной тонны. Никто не обращал внимания на Смерть, никто не пытался от нее оградиться – техника безопасности не соблюдалась, годами не заменялись изношенные аппараты. Компания-хозяйка завода так и не получила за это по заслугам.
Индийцы, как и все на Земле, знали, что Апокалипсис будет, и ждали его. Вот только он должен был случиться позже – в конце эпохи Кали-юга. Это эпоха растления и злобы, зависти и самолюбия; от первородной добродетели в ней ничего не останется, кроме пустого слова. Люди будут лгать, будут красть, посягать на то, что всегда было свято. Индийцы думали, мы стоим в самом начале этой эпохи, и время еще не пришло.
Оказалось – пришло.