Ноль семь "столичной" обязаны были поставить меня в один ряд с Хемингуэем, Пушкиным и Байроном. Желудок принял три стопки и возомнил себя Айвазовским, пишущим "девятый вал", а по совместительству начальником таможни. Моя попытка договориться и разместить ещё грамм двести заставила его взять тайм-аут на час. Через час я выставил ему ультиматум: или он открывает границу или я ввожу эмбарго на поставки продуктов питания. Компромисс был найден мгновенно. Литр пива получил гринкард, желудок - полкило еды. В голове зреет текст объяснительной записки себе от меня "почему я не стал Михаилом Светловым".
Мыша посмотрела на мои творческие муки, скорчила понимающую рожу и полезла в мой карман за бумажником. Я упрекнул её в злоупотреблении валерьянкой и мы в очередной раз подрались. В запале ссоры она обозвала меня бездарем и лентяем. Наверное придется расстаться с этой меркантильной алкоголичкой. Утром нашел её в своей кровати, лапы и хвост разбросаны по подушке. В ужасе подумал - расчлененка, десять лет усиленного режима, куда девать тело. Тело собралось в кучу, поцеловало меня в нос и мявкнула про завтрак в постель. Сил драться по утрам у меня нет. На языке жестов рассказал ей куда идти. Она напомнила про работу. Лежим, медленно ругаемся...