Mr. Nobody — о прелестях Нового года за решеткой и о том, как за письмо Деду Морозу можно знатно получить по щам
Когда у меня нет настроения, я просто ненавижу сияющие рожи. А его нет почти всегда. Думаю, объяснять почему — излишне. Вот и сегодня, когда я стоял на умывальнике и стирал две пары штанов от своей робы в алюминиевом тазике, ко мне подплыла одна из тех самых, ненавистных мне, сияющих харь. Это смотрится странно. Знаете, как фотографии “простых” людей, которые побеждают на всяких там выставках. Вроде устало улыбающегося шахтера или другой подобной хрени. Только сейчас мне демонстрировали наивные глаза, лысый череп и набор светло-коричневых от чифира зубов в неуместной улыбке.
— А ты, а ты как будешь праздновать Новый год?
Его дружелюбие не было поддельным, оно было каким-то неумелым. Российский зэк может позволить себе подобное поведение только по двум поводам: амнистия и Новый год. Первого не было с 2000 года (за исключением недавнего случая, когда освободили многих чиновников, которые сели за взяточничество, как будто специально перед этим), поэтому зэкам оставался второй.
В нашей колонии прямо на плацу ставят елку. Ее срубают, видимо, неподалеку — вокруг нас один сплошной лес — и привозят на большом грузовике. Ближе к Новому году от елки остается не так уж и много — все заключенные разворовывают ее. Я и сам так делал: отрывал себе ветку покрасивее, снимал какую-то игрушку и бежал обратно в барак, где благополучно ставил веточку в стакан воды у себя на тумбочке. Потому что эта елка — на улице, на чертовом плацу, — будто противоречит празднику. Ты видишь ее, только когда выходишь из здания — на проверку или в столовую. И этот элемент праздника просто не вяжется со всякими колючими проволоками, заборами и ментами. Будто они издеваются и только делают вид, что мы можем что-то праздновать. А мы — можем.
Вообще, в нашей колонии (как ужасно произносить это!) мы не отстаем от жизни. Просто администрация в наше существование вмешивается не сильно (разумеется, не потому что они не хочет, а потому что ей не дают). И с ней зачастую можно договориться.
— Не знаю, пока не планировал. Наверное, как обычно.
Вот и весь диалог. Последние пару лет все действительно проходит по одному сценарию. Собираемся компанией — я и несколько человек, с которыми еще можно нормально разговаривать, без этого уголовного жаргона. Кто может — притащит передачу (то, что нам понадобится к столу), кто-то купит что-нибудь в тюремном магазине, а у кого нет возможности сделать первое или второе — придумает, как влиться в приготовления. Например, настругает салатов и вообще накроет на стол. Роли не распределяются, просто каждый делает то, что может. Единственное, в чем наша шайка участвует коллективно, — покупка алкоголя или еще чего увеселительного. Да, здесь возможно и такое. За все рассчитываются электронными платежами. Торговлей занимаются определенные люди, которые именуются “барыгами”. Я был очень удивлен, когда услышал здесь рекламу. Один из “петухов” кричал: “У барыги в третьем бараке есть мороженое и “Винстон”!”
Вообще, в нашей колонии (как ужасно произносить это!) мы не отстаем от жизни. Просто администрация в наше существование вмешивается не сильно (разумеется, не потому что они не хочет, а потому что ей не дают). И с ней зачастую можно договориться.
Недавно тут играли в Pokemon Go (правда, забросили эту затею из-за проблем с передвижением), парили вейпами, а один из “петухов” до сих пор крутит спиннер. Из-за того что у многих есть хоть какая-то связь с внешним миром (взять хотя бы интернет), люди не звереют, не превращаются в заключенных, собирательный образ которых прочно засел в головах обывателей — синие наколки, худое тело, беззубый рот и прочее. Обязательства есть, но их не так много. Обратная же сторона этой медали — когда государство не промывает тебе мозги обязательным просмотром “Первого канала” по четыре часа в день, это делает твое окружение. Абсурд: такое исправление только портит.
Последние годы я отмечал этот праздник лучше, чем прежде. Потому что прежде… Ох, было много разной херни.
Например, в 2013 году (если мне не изменяет память) в одном “красном” СИЗО произошла совершенно нелепая и дикая история. Из-за того что тюрьма “красная”, там решительно нечем было заняться. Не было ни телевизора, ни хоть какой-то приемлемой литературы, а по радио монотонно надиктовывали что-то про условно-досрочное освобождение. Настольные игры, если они вообще были, давали на время. По этой причине арестанты писали письма, писали черт знает куда, лишь бы что-то делать. А если им еще и отвечали — это был вообще праздник.
Кто-то написал Жириновскому — и ему пришла посылка с кепкой ЛДПР и коробкой печенья, а кто-то даже познакомился по объявлениям в тюремной газете “Казенный дом”. А мой тогдашний сокамерник внезапно решил написать письмо Деду Морозу в Великий Устюг. Я помогал ему с этим, поэтому вот приблизительное содержание:
Вот примерно в такой шутливой форме это было. Мы развлеклись, убили полчаса времени. А почему нет? Написали адрес Деда Мороза и утром положили конверт в картонную коробку рядом с дверью, где копятся всякие заявления, жалобы и прочая хрень. Осталось ждать, когда наше письмо пройдет цензуру (конверты не запечатывают — вдруг ты отправляешь угрозы потерпевшим или план тюрьмы своим корешам).
Прошло около недели. И во время утренней проверки моего сокамерника, который писал письмо (на конверте он заполнил форму “От кого” — это обязательно), вызвали в “отдел безопасности”. У всех было зловещее предчувствие — в такие места без повода не зовут. Через несколько часов довольно томительного ожидания и попыток угадать, что же произошло с нашим товарищем, дверь пронзительно заскрипела. Обычно мы не радуемся этому звуку, но не сегодня.
Картина была следующая: наш друг, весь избитый, в рваном спортивном костюме, медленно протиснулся в дверной проем и, держась за живот, будто получил туда пулю, поковылял к раковине, чтобы умыть лицо.
Мы ох#@ели. Какого черта? Что произошло?
Разумеется, когда он помылся и прилег, мы заварили ему чай, попутно разрывая свои тряпки для перевязки. И только после этого засыпали нашего пострадавшего вопросами.
— Я впервые в жизни получил пи#@ы настолько незаслуженно.
— Мужик, что произошло? За что, б#@ь?
***
И он рассказал, как это было:
“Захожу я, значит, в просторный кабинет. Тот самый “отдел безопасности”. За столом сидит опер, а на столе — наше с тобой письмо. Да, то самое, Деду Морозу. Вижу, какие-то слова выделены маркером и прочая хрень. Опер с тяжелым взглядом молвит:
— Говори.
Не пойму, о чем речь, пытаюсь ответить.
Он встает из-за стола, подходит к окну и делает многозначительный вздох. А затем подскакивает ко мне и дает кулаком в зубы. Грохот, шум, я что-то опрокинул и упал на пол. Забежали менты и принялись за меня. Я отключился, а пришел в себя, только когда на меня вылили воду. Я все сидел на полу, весь мокрый, а передо мной — опер и его рука с моим письмом:
— Что здесь (показывает на письмо) зашифровано?
Какой же шок у меня был.
— Вы тут совсем е#@лись?
На этот раз получаю хлесткую пощечину. Опер повторяет:
— Что здесь зашифровано?!
— Что, б#@ть, зашифровано? Это письмо Деду Морозу, просто нечего делать было!
— Дурачка будешь строить, сука?
И снова порция ударов, на этот раз преимущественно по почкам.
— Ты, уе#@к, нам все расскажешь — рано или поздно!”
***
И все в таком духе. Это продолжалось больше двух часов. А он орал, что ничего не знает. Эта история уже тогда была дико смешной, нелепой и страшной. Мы представили, как тот опер сразу после двухчасовой экзекуции сказал своим товарищам: “Этот ублюдок оказался крепким орешком!”
И снова взрыв смеха.
Так что, друзья и те, кто читает меня сейчас, — больше смеха. Только он может выручить вас в ситуациях, когда не поможет уже никто и ничто. На ум приходит фраза из моего любимого фильма: “Смейся — и весь мир будет смеяться вместе с тобой. Плачь — и ты будешь плакать в одиночестве”.
Желаю вам всем больше смеха в Новом году.
ПИШИ ПИСЬМА ДЕДУ МОРОЗУ
на снегу