Эмил давно не гостил у бабушки Геллин, уже после его двадцатилетия они почти не общались.
Бабушка жила в домике на огородном массиве, называющемся Папоротниковый. В город приезжала за покупками и повидаться с детьми, внуками: раз в месяц, а то и реже.
Отношения Эмила и Геллин никогда не были идеальными, но ностальгия из детства замучила - Эмил захотел повидать природу - рванул утренним автобусом, когда роса еще не просохла на траве, а асфальт не просох от ночного дождя.
Бабушка встретила Эмила с автобуса, и они отправились в ее домик: пить навар из душицы, вместе с желтыми пряниками и конфетами "коровками", да "ласточками".
С 10 до 12 часов дня Эмил гулял, кусочничал с грядок - смородину, морковь, землянику, укроп. Важно было отбыть у бабули часа четыре, чтобы оставить ощущение, что они повидались.
Поэтому где-то полпервого Эмил решил, что настало время дневного сна и пошел в дальнюю комнату.
- Вах, да тут обстановочка, как пятнадцать лет назад, ничего не изменилось, - подумал Эмил.
Лег на бок и стал пялиться на противоположную стенку. Все стены бабушка оклеила разными остатками обоев когда-то: не хотела сильно тратиться на ремонт. Но эта стена почти полностью состояла из одинаковых - грязно-оранжевый узор, то ли геометрический, то ли растительный. С одной стороны он казался мелким, с другой стороны имел вполне конкретные большие контуры.
Так или иначе, обои сильно напомнили Эмилу стереокартинки, популярные в последних десятилетиях двадцатого века.
Сон не шел, поэтому Эмил подумал "Почему нет? Вдруг это и правда стереокартинка?". Через окно слышался стук лопаты о твердую землю - бабушка увлеченно занималась новой грядкой. Соседские дети отбивали резиновый мяч на главной улице, играли в белки-собаки.
Эмил сел подогнув ноги к себе и сосредоточил взгляд на обоях, а затем сфокусировался как бы сквозь них, как если бы стена была на метр дальше.
Тут узор скорректировался и стал объемнее.
Но Эмил не мог понять, что скрывает картинка. Ему показалось, что он услышал рык, но продолжил.
Сфокусировался метра на два дальше, чем стена находилась к нему. Объем в стене закрепился, и Эмил радостно вскрикнул - в обретшем объем узоре Эмил увидел трех тиранозавров, склонившихся к земле, мордами к нему.
Минут десять Эмил разглядывал застывшую сцену и даже дал имена динозаврам слева направо: мелкий, большевик и рогаторукий. Его глаза слезились от красоты, от восхищения: с детства он смотрел на эту стену, а она оказалась волшебной!
Но постойте. Кажется, в начале мелкий был чуть дальше от комнаты, а голова рогаторукого была выше...
- Эмил, дорогой, ты будешь овощное рагу? - крикнула бабушка из-за двери.
- Ага.
Эмил протер глаза и пошел полдничать: на часах уже стукнуло три.
Когда Эмил вернулся, мелкий стоял справа, рогаторукий по центру, а большевик стоял на удалении, половиной тела погруженный в папоротниковый лес.
Эмил стал дрожать, он прервал не начавшийся сеанс просмотра и обошел комнату два раза. "Как же так, как же так?"
Потом не удержался и посмотрел сквозь стену еще раз - все три динозавра склонили головы к комнате, их громадные лапы, казалось, упирались в стену с обратной стороны.
Эмил увел взгляд и заплакал, как ребенок. Быстро вытерся, заправил кровать, старался не смотреть, собрал рюкзак и вышел.
Бабушка проводила его на автобус.
- Бабуля, хочешь, я помогу тебе сделать ремонт в спальне?
- Зачем? Мне все нравится.
Эмил молчал.
- Ну, если ты так хочешь, у меня остались еще те оранжевые обои с западной стенки, можем оклеить ими всю комнату.
- Нет, я куплю тебе новые.
- Забудь, забудь, Эмил.
***
Что-то мешало Эмилю поделится со своей девушкой. И с лучшим другом.
На следующие выходные он снова напросился к бабушке в гости, на этот раз она просила его перекапывать половину участка и собирать колорадских жуков с картошки. Он действительно привез с собой четыре рулона белых, как снег обоев, на которых никто и никогда при всем желании не разглядит узоров.
Приехав, первым делом Эмил бросился в спальню и посмотрел, как там мелкий, большевик и рогаторукий. Никого не было, но вдали усматривался папоротниковый лес. Уже через пять минут Эмил снова глянул - из леса высовывалось три тела динозавров.
Три часа Эмил грелся под солнцем, махал лопатой, затем они с Галлен обедали, и, наконец, он выцепил минутку, чтобы проверить чудовищ.
Зашел в спальню, и понял, что что-то изменилось. Летнее солнце нагревало деревянный подоконник и старых кукол на нем; птицы пели, но внезапно до Эмила дошло, что все стены комнаты состоят из одних и тех же обоев - грязно-оранжевых.
Он дернулся и вскрикнул, пощупал обои, и спешно вышел, отдышался.
Как теперь оставить тут бабушку?
Эмил собрался с духом и засунул только голову в дверной проем, посмотрел на переднюю стенку напротив двери и увидел, что комната окружена как минимум восемью динозаврами. Эмил вышел на улицу и налил родниковой воды из-под крана, выпил.
Пшикнул в горло ингалятором, нашел в тайничке дедовы сигареты, которые тот держал на случай, если приедет. Эмил закурил, хотя уже давно этого не делал.
Бабушка крикнула с другого конца участка:
- Не поможешь мне прополоть грядку с кабачками? Они полосатые, как ты любишь, а?
- Пять минут, бабушка! - крикнул в ответ Эмил, затушил сигарету и решительно ступил на порог дома. Он подходил к спальне, как вдруг услышал звук рвущейся бумаги. Все знают этот звук во время ремонта - когда отклеиваешь обои. И длинный-длинный лоскут обоев отлипает по всей высоте стены. Эмил сделал еще шаг.
- Эмил? - крикнула бабушка.
Внук вернулся и встал между двух теплиц с руками в бока:
- В чем дело, милый?
- Я, пожалуй, займусь ремонтом. Самое время. Поставлю варится клейстер. Где у тебя мука?
Бабушка начала качать головой, но как только взглянула на вспотевшего внука с диким взглядом, объяснила местоположение муки.
В течение получаса Эмил стоял на кухне и варил клей под звуки юрского периода.
Динозавры явно жрали кого-то за стенкой.
Потом их атаковали птеродактили, потом они занимались водопоем. Так Эмил себе объяснял все происходящее, чтобы не умереть от сердечного приступа. Он повесил две мокрые от пота футболки на бельевую веревку над диваном, надел чистую, и, наконец, взял в одну руку кастрюлю с клеем, во вторую обои и толчком ноги открыл дверь в спальню.
К тому моменту уже стемнело, и в комнате нельзя было ничего разглядеть. Он перешагнул через высокий порог и попытался нащупать выключатель в спальне. Всё это время звуки животного мира папоротниковых лесов не смолкали и давили на ушные перепонки.
Включатель света Эмил не нашел, поэтому скинул рулоны и поставил кастрюлю на землю. Через минуту глаза привыкли к темноте и он понял, что находится в лесу: стены спальни пропали, а пол оказался рыхлой землей. Вокруг трещал лес.
Рядом послышался грудной рык и Эмил упал в траву, точно мертвый. Мимо прошла большая темная фигура и на фоне луны Эмил узнал силуэт большевика. Большевик пошуршал верхними кустарниками и пошел патрулировать южную часть своего леса. Эмил пролежал в траве часов пять-семь, если не больше, ждал, когда наступил рассвет.
За это время его пару раз пробивала лихорадка, но он справился.
Больших насекомых и змей он сбрасывал с себя и снова застывал, как каменный, пообещав себе, что запишется на курс массажа, как только вернется.
С первыми лучами Эмил отполз к рулонам, взял тот, что меньше всех вымок в росе и раскатал.
Следующий день он лежал в самых густых кустах и веткой вытеснял орнамент на белоснежно-пустых обоях.
Он не имел представления, как создать стереокартинку, но другого плана не придумал.
Он уже слишком зловонно пах страхом, чтобы пробыть тут дольше, поэтому пододвинул раскатанный рулон ближе к льющемуся сверху лучу солнца и приготовился увидеть дом бабули.
То ли под действием страха, то ли адреналина, ему действительно удалось увидеть совершенно бессмысленный объем в своей картинке.
Но как туда попасть, Эмил не знал.
Он как-то налепил кусок обоины на ближайший толстый ствол, шугаясь каждого шороха и стал медитировать на картинку.
В свете закатного солнца Эмил смог убедить самого себя, что видит в обоине дверь в гостиную Геллен.
Затем стемнело и Эмил протянул руку к стволу, где висела обоина. Он направил свою правую руку в обоину, и рука провалилась, как в белую глину. Похрипывая, молодой мужчина подтянулся ближе к порталу у основания дерева.
Обоина, лежавшая там, образовала ход под дерево. Эмил полез в щель между корнями.
Он уже порядком устал слушать нечеловеческие звуки растерзываемой плоти животных поблизости.
В два подтягивания Эмил запустил свое тело в лазейку.
Он очутился в кривом деревянном тоннеле, полз по нему, как младенец, идущий по родовым путям, пока стенки тоннеля не перестали притеснять, пока не нащупал паркетный пол бабушкиного дома, и тогда увидел свет настольной лампы в гостиной. Он свернулся на вязаном коврике, весь мокрый, покрытый соком смятых тропических листьев и собственным потом, дрожал.
Бабушка вернулась с дежурства по массиву, нашла Эмила и уложила его на диван. Отпаивала травяными настоями, хлестала березовыми вениками, кормила сушеными ягодами черноплодки. Эту часть Эмил уже смутно помнил, но где-то за неделю к нему вернулась способность держать себя на ногах.
Бабушка, разумеется, любя, предоставила ему свою кровать, находящуюся в злополучной спальне. И все это время Эмил избегал смотреть, какого цвета вокруг обои.
Но периферийное зрение подсказало ему - до ремонта дело не дошло и обои в комнате оранжевые.
Как только Эмил поправился, Геллин прошла с ним путь до автобуса, поблагодарила:
- Спасибо, что не стал клеить свои скучные белые обои, внучок. Мне больше нравились оранжевые.
- Всегда пожалуйста, бабушка. Я верну тебе твои костыли в пятницу. Или попрошу маму привезти. Она ведь купила себе "ниссан", я говорил?
- Не стоит, я сама приеду в город, Эмил.
Эмил и правда отходил курс массажа и вернул двигательную способность организму, записался на танцы.
За полгода он смог прийти в норму.
***
Хотя он и продолжил работать юристом, свободное время он стал посвящать созданию графики. Как говорил его отец, если есть талант, то его не отнять.
Сам Эмил ничего не находил в своих рисунках, но многие люди, побывавшие на выставках с его графикой, делились, что рисунки Эмиля уносят в другую грань реальности.
Как-то вышла статья с предположениями, что художник балуется травкой, но девушка Эмиля могла подтвердить, что сознание того трезвое, насколько это возможно. Сам Эмил уже ни в чем не был уверен и оправдывался - "Сомнение - двигатель прогресса".
Через пару десятилетий Эмил слепил одну маленькую скульптуру из синей полимерной глины - трех динозавров высотой пятнадцать сантиметров. И после этого стал спать спокойно. Тема обоев и стереокартинок перестала вызывать страх и боль.
Жена с облегчением вздохнула в тринадцатый год их свадьбы и сказала:
- Значит, ты разрешаешь оклеить стену гостиной в этом ключе?
Эмил бросил взгляд на образец обоев. В них угадывался стерео-объем, но он смолчал:
- Разрешаю.
Теперь квадрат полтора на полтора метра в зале открывал Эмилю вид на Италию - если терпеливо смотреть сквозь стену, то Италия появлялась.
Но он никогда не задерживался на Италии взглядом дольше, чем на полсекунды.
Авторы: Сестры-близнецы Мельниковы. Мы публикуем черные сказки каждый день.
Если понравилось наше творчество - подписывайся на канал, поддержи нас)