«Я не хочу умирать» — эти слова до сих пор звучат в моей голове, хотя прошло уже почти два года с того момента, как моей жены не стало. «Ты не умрешь, так не бывает. Ты три месяца назад родила сына, о котором мы мечтали, ты счастлива, ты нужна своей маме, друзьям, о чем может вообще идти речь, тебе всего 27» — думал я тогда, сидя на стуле, рядом с белой, как полотно, супругой. И такой страшный диагноз: рак шейки матки. Он прозвучал, как гром среди ясного неба.
Лена очень хотела ребенка. К тому моменту, мы были в браке около пяти лет. Каждый год был полон надежд на то, что скоро в доме появится еще одна, пока совсем маленькая жизнь. Огромное количество предварительных анализов, проверок, УЗИ, малоприятная процедура продувки маточных труб привела к желаемому результату и мы все стали ждать. Это были прекрасные и счастливые месяцы. Мы были очень рады, много гуляли и уже выбирали имя для малыша.
Лена встала на учет в обычную сипайловскую гинекологию, сдавала анализы, все как обычно.
Ближе к родам у нее появились проблемы. Ведущий беременность врач успокаивал и говорил о том, что все будет хорошо. Несколько раз она безрезультатно обращалась с жалобами. Вся семья переживала и было решено обратиться платно к другому специалисту.
Ты что же, сама собралась рожать? У тебя опухоль 10 сантиметров вокруг шейки матки. Он просто не пройдет. Только кесарево
— услышала Лена лежа на кушетке у узиста.
Что делать? Куда бежать на восьмом месяце беременности? С результатами УЗИ мы пришли к акушер-геникологу, по месту жительства. Мне пришлось упрашивать, чтобы жене дали направление на госпитализацию.
Не придумывайте себе болезни. Вам в платных клиниках еще не такие болезни найдут
— ответила она.
Через две недели на врачебном консилиуме было решено кесарить. Операция шла 4 часа и прошла успешно. На свет появился здоровый мальчишка, настоящий гигант, почти 4 кг. Через 6 дней супругу с сыном выписали домой и отправили на консультацию к местному врачу онкологу под присмотром гинеколога, который вел беременность. Были назначены базовые анализы.
Сейчас я думаю, что анализ опухоли на гистологию должны были отправить еще в роддоме, тогда бы мы не потеряли столько времени в постановке диагноза.
Первые две недели дома. Боже, какое это счастье, говорила она, целуя розовые пяточки. Я никогда не забуду, как Лена пела нашему малышу в первые бессонные ночи в розовой детской (ведь мы ждали девочку), счастливые молодые родители, лето, так тепло и счастливо было дома в те дни. Мы сидели на лавочке около дома и покачивая коляску она говорила: «Я обязательно рожу тебе второго ребенка. Дочку».
Но на следующее утро на работе раздался телефонный звонок и я услышал ее испуганный голос: «Я вся в крови».
Неожиданно открылось кровотечение и Лену в экстренном порядке госпитализировали в 21 городскую клиническую больницу, и в этот же день, без разбирательств, удалили матку, решив, что это маточное кровотечение. Шейку матки и трубы оставили на месте. Огромный шов на животе. Еще больше чем от кесарева. «За что мне всё это»- спрашивала она, глядя в потолок.
Конечно, ее все поддерживали. И ее и моя мама посменно дежурили с сыном, подруги были рядом после операции. Я устроился на вторую работу, чтобы не влезать в долги. Все болезни — это мелочи, скоро весь этот кошмар забудется.
Между тем, шел второй месяц госпитализации. По выходным Лена уже приезжала домой и сама занималась с сыном, параллельно проходя дополнительные обследования. Мы полностью доверяли врачу. За день до выписки, ей сделали КТ. На следующий день Лену пригласил врач и сообщил, что у нее рак. Сказать, что это стало шоком для всех — не сказать ничего. Все понимали, но никто не верил. Последняя стадия рака шейки матки.
Следующим утром мы уже были на приеме у онколога в Республиканском онкоцентре. Конечно, ее сразу положили. Врачи из республиканского онкологического центра только разводили руками. Почему, никто не диагностировал болезнь раньше? Ведь не были назначены даже банальные анализы, консультация онколога, так и осталась консультацией. Мы потеряли очень много времени. В онкологию нужно было ложиться еще во время беременности. Мы даже не подозревали, что диагноз может быть таким.
Для всех, кто был причастен к ее лечению, стало ясно, что дело пахнет жареным. Обменная карта (карта, которую заполняют во время беременности) бесследно исчезла. Ведущая беременность акушер-гениколог ушла на бессрочный больничный. В ГКБ 21 поначалу вообще отказывались что-либо комментировать. Здесь была и их вина, КТ могли сделать сразу, тогда мы бы не потеряли почти три месяца, которых нам так не хватает сейчас.
«Мы делали все возможное, в соответствии с врачебной инструкцией» — услышал я чуть позже в телефонном разговоре. Врач, проводивший операцию, еще какое-то время созванивались с моей женой по телефону, справлялся о ее здоровье. Потом эти звонки прекратились.
Химиотерапия и облучение не принесли результатов. Она просто исчезала на глазах. В приватной беседе мне был назван срок: ей осталось жить пару месяцев. Пара месяцев жизни. Пара месяцев материнства. Пара месяцев улыбок. Я стоял в дверях ординатроской и не мог поверить. Казалось, что это какой-то страшный сон. Жизнь разделилась на до и после. После стало для меня адом.
Знаете, я ведь так и не увидел ее слез. Я видел ее страх, ее желание жить и бороться, ее заботу обо всех нас. Даже в такой ситуации, она находила для нас нужные слова, а не мы для нее. Но слез я не видел. По-другому просто не может быть. От природы она была очень цельным и сильным, целеустремленным человеком. В какой-то момент мы приняли решение поехать домой. Я не говорил ей о сроках, она понимала, что умирает. 4 стадия рака, метастазы в мозг. Она не хотела больше ни дня терять в больницах и я ее понимал. Единственное чего она хотела, это быть рядом с сыном. Никаких судов, говорила она. Никаких разбирательств. Я не хочу чтобы хоть малейший негатив лег на плечи нашего сына.
Мы сидели около камина на даче и мечтали о том, что поедем после нового года на море, вместе с сыном, словно никакой болезни, тянущей ее в пропасть не было.
В онкологии у нее был прекрасный врач, про таких говорят «большой души человек». Беседы с ним, я запомню на всю жизнь. «Пожалуйста, проверяйтесь -говорил он каждому, кто попадал в его поле зрения, — каждые полгода. Наша медицина находится в таком упадке, что даже если у вас есть какая-то болезнь, еще не факт, что ее найдут. Но ваши шансы на жизнь значительно увеличатся» . Он обещал принять нас в любой момент и я почти каждый день был с ним на связи.
После родов Лена прожила полгода. Холодным зимнем утром ее не стало. Вместе с ней не стало целого мира, наполненного любовью, красотой, заботой, душевными беседами, пониманием. Вместе с ней не стало огромной части меня. Не стало лучшей подруги. Не стало матери. Не стало супруги. Ценой человеческой жизни стало не отсутствие финансовых средств на лечение, как часто бывает, а банальная невнимательность, попустительское отношение и простое человеческое безразличие со стороны почти всех медиков. Насколько я знаю, ее хирург, на основе этого случая, написал и защитил диссертацию.
Врач-онколог был на похоронах Лены. Единственный врач, который оказался не просто бездушной бюрократической машиной, а человеком. Человеком, которого тронула наша история. Он предлагал помощь в суде. Я сдержал обещание данное жене.
Сегодня, я хочу обратиться к каждому из вас. Наше здоровье — в ваших руках, господа медики. Наша жизнь в ваших руках. Все что мы можем довериться вам и надеяться на вашу компетентность.
Нашему сыну сейчас почти три. Я очень его люблю. Мы живем вдвоем, хорошо родители помогают. До сих пор показывая на любую фотографию девушки со светлыми волосами, он говорит «Мама»? Мама, которая могла быть рядом, если бы ей вовремя поставили правильный диагноз и подобрали лечение.