Автор: Николай Соснов
С утра было морозно. Равнодушное солнце, холодным блеском отражаясь от покрывшей реку ледяной корки, слепило глаза водителям проезжающих по мосту автомобилей. Надя спряталась за темными очками и вела старенький «ниссан» весьма осторожно, опасаясь потерять управление. После нервной ночной смены вероятность уснуть за рулем казалась ненулевой.
Последний вызов подстерег ее за двадцать минут до ухода с работы. Цилиндр допотопного интеркома сухо по-старчески прокашлялся, и диспетчер сообщил, что полиции требуется социальный педагог на семейный конфликт.
Надя не любила ездить на семейные ссоры, а уж по запросам полиции и подавно. Вызов полиции в семью всегда означал насилие. Редко это бывало насилие над детьми, про подобные эпизоды ювенальная служба чаще узнавала от соседей или учителей. Выезд на разборку полиции это, как правило, драка супругов. Приходилось работать с ребеночком, который честными цыплячьими глазенками наблюдал, как папа избивает маму или, наоборот, что происходило лишь изредка, но пугало детей почему-то значительно сильнее.
Действительность оправдала самые худшие Надины ожидания. Подрулив по жесткому насту к панельной девятиэтажке, она увидела, что пространство у подъезда забито полицейскими автомобилями и каретами «скорой помощи». За импровизированным ограждением, бдительно охраняемым тремя сердитыми патрульными, толпились зеваки. Неподалеку у соседнего дома полосатой пчелой примостился микроавтобус местной телекомпании.
Проталкиваясь сквозь ряды любопытствующих обывателей, Надя слышала их негромкие боязливые разговоры и перешептывания. Ей удалось уловить отдельные слова и фразы:
- Двадцать четыре ей было…
- В лесу родила…
- Анечка…
- Маленькая…
- Изверг…
Полицейский преградил ей путь, но смилостивился, взглянув на служебное удостоверение. Едва Надя оказалась в заколдованном круге спецмашин к ней подскочил парень в желтом пуховике и черных джинсах. Нос картошкой и отмороженные губы выпирали из тщательно замотанного вокруг шеи синего в черную клетку шарфа. В руках парень сжимал початую бутылочку крыжовниковой газировки.
- Я Иван, служу в убойном. Вы из социальной? Подождите пару минут. Девочка в «скорой», с ней работает врач.
При мысли, что пострадавшую придется сопровождать в больницу и сидеть там с ней сколько-то времени, Наде поплохело.
- Сильно ранена? - спросила она.
- Да нет. Внешне совсем не задета. Доктор посмотрит и скажет куда везти, к вам или в госпиталь.
- Что случилось?
- Папаша ее зарубил мамку топором и дочку хотел. Только она убежала к соседям. Пока отец к ним ломился, наши приехали. Слава Богу, успели!
Толпа зашевелилась и загудела. Из здания вывели убийцу. Завернутый в старый плащ лысый худой мужчина был зажат меж двух рослых гвардейцев, которые буквально несли его на руках. Он болтал ногами в воздухе и кричал:
- Она родила ее у ручья в зарослях ежевики! Позвольте мне завершить начатое! Аня не должна жить! Аня не должна жить!
- Вот ведь… - Иван зло сплюнул, не находя слов.
- Пьяный? - спросила Надя.
Иван лишь пожал плечами. Под негодующий гомон собравшихся гвардейцы затолкали убийцу в «бобик» и отбыли. Иван извинился и отошел от Нади. Девушка какое-то время стояла у «скорой», затем присела на скамейку, с другого края которой сидела под допросом одна из пожилых соседок несчастливой семьи. Снимавший показания опер хмуро поглядел на Надю, но, решив видимо, что коль скоро ее пустили за ограду, она имеет право тут находиться, продолжил записывать рассказ старушки.
- Родила Светка Анюту в лесу по пути со станции на дачу. У Марьина ручья разрешилась, у самого впадения в речку. В мучениях кошмарных. Еле жива осталась. Ох, нехорошее то место. Марья та, мещанка, еще при царе Александре во грехе прижила с дворянином ребеночка. Помыкалась, помыкалась, да и утопила дите в ручье. С той поры…
- Вы мне про семью расскажите, - невежливо прервал бабушку оперативник. - Муж пил? Много ругались?
- Да вы что! - свидетельница всплеснула руками, - у Трофима характер беспокойный, это верно, но чтоб пить, так он и по праздникам норму знал. Грамм двести, и ни-ни!
- Супруга, может быть, погуливала?
Пенсионерка ничего не ответила, а только осуждающе посмотрела на полицейского.
- Ну, а к девочке отец как относился? - раздраженно поинтересовался полицейский. - По вам выходит просто образцовая ячейка общества. Что же, он на ровном месте сорвался?
- Анечку они пестовали и лелеяли будто редкий цветок в оранжерее…
Надя не выдержала и отошла прочь. Она любила детей, посвятила им жизнь, но разговоры о беременности пугали ее до нервной дрожи. Залетев на втором курсе, Надя впала в такую панику, что немедленно сделала аборт. При одной только мысли, что в ее чреве будет вызревать другое существо, Наде делалось дурно. Ни аргументы подруг, ни сеансы у коллег-психологов не помогли. Надя прилагала большие усилия, но совладать с глубинным иррациональным страхом так и не сумела.
- Привет, а я тебя помню, - молодая докторша бесцеремонно дернула Надю за шарфик, - ты была на том вызове. Мама-самоубийца.
Вспоминать задохнувшуюся в петле женщину и ее вывалившийся язык Наде совсем не хотелось. Она быстро перевела разговор на юную пациентку собеседницы.
- По нашей части ничего, - сообщила докторша, - думаю, правильно будет отвезти девочку в ваш кризисный центр. Там психологи с ней поработают, медики у вас есть собственные, если что.
Когда толстый медбрат вывел Анечку из «скорой», у Нади аж сердце защемило от жалости. Совсем крохотуля, лет пяти, не больше. Не по годам серьезные зеленые глаза внимательно изучили Надю с ног до головы. Из-под белой вязаной шапочки выбивался непослушный темный локон. Девочку одели в бордовое пальтишко с белым пушистым воротником и сунули в руку папку с документами. Сумку с наспех собранными в разгромленной квартире личными вещами подошедшая полицейская девушка повесила на Надино плечо.
В машине Анечка повеселела. Чем дальше «ниссан» уносил ее от места кровавой трагедии, тем больше она улыбалась, играя с маленькой плюшевой обезьянкой. За четыре года работы в кризисном центре Надя всякого навидалась. После домашней трагедии дети молчали и рыдали, вешались на шею и сворачивались клубком в уголке. Впервые Надя наблюдала ребенка, беззаботно играющего после убийства матери отцом. Наверное, Анечка еще не поняла произошедшего или шок так силен, что вытесняет память об ужасном событии. Нужно бы вступить в диалог, но как назло в сонную голову не приходили подходящие к случаю слова.
Они въехали на мост, и Надя все-таки решилась заговорить с девочкой:
- Как чувствуешь себя? Ничего не болит? В туалет не хочешь? Покушать или попить?
Анечка улыбнулась еще шире.
- Ничего не хочу. - Потом девочка внезапно посерьезнела. - Маму жалко. И папу. Папа хороший, просто злился, когда так делала.
- Как так? - переспросила Надя.
- Вот так.
Анечкины глаза потускнели, а затем провалились в стремительно увеличившиеся глазницы. Кожа мгновенно посерела, а рот расширился в истошном парализующем сердце вопле. Тонкие ребячьи пальцы, на ходу превращаясь в когти, вцепились в Надино горло.
«Ниссан» газанул, развивая невероятную скорость, вильнул в сторону и, протаранив леера моста, рухнул в реку. Продавив лед, автомобиль понес Надю на мрачное дно реки, где, корчась от боли в обьятиях демона, маму давно дожидался ее нерожденный сын.
Понравилось? Читайте хорроры Николая Соснова "Черная тетрадь" и "Последняя могила"!
Читайте новый фантастический роман "Сокровище" от автора "Последней могилы"!