Терри Пратчетт
Sunday Times, 4 июлю 1999 года
Когда вышла третья книга про Гарри Поттера, Sunday Times попросили меня рассказать, почему Британия так любит писать фэнтези. Кажется, полностью это звучало, как: «Нам это нужно к четвергу». Когда статью напечатали — под названием «Фантазийные королевства» — оказалось, что какой-то редактор заботливо исправил опечатку в слове «бесчисленные», превратив его в «бессмысленные». Эх.
Я помню садик позади дома, который видел из поезда. Это был маленький садик, за очень маленьким домом, и он был зажат между громыхающей железной дорогой, рекламным щитом и заброшенным заводом.
Не знаю, что француз или итальянец мог в нем увидеть. Террасу, наверное, с несколькими растениями в горшках и трельяжными сетками, чтобы не впускать хотя бы часть постиндустриальной грязи. Но он был английским, так что хозяин был намерен вырастить если не сады иерусалимские, то хотя бы иерусалимские артишоки. В нем был альпинарий, сделанный из тщательно выложенных кусков бетона (каменная горка из кусков бетона — великий британский вклад в садовничество, и я надеюсь, его сохранят в каком-нибудь музее). Еще был пруд; рыбе наверное приходилось из него выбираться, чтобы размять плавники. В нем были розы. Маленькая тепличка, сделанная из старых оконных рам, сбитых вместе (еще одно великое британское изобретение). Ни за одним куском земли не ухаживали так тщательно, как за этим оккупированным котами садиком.
Не было никаких попыток отгородиться от темного, сатанинского завода, если не считать зарослей фасоли. Для садовника его не существовало. Он был в другом мире.
У британцев талант к созданию выдуманных миров и нет сомнений, что мы их главные экспортеры. Джоан Роулинг сейчас лидирует. Она не смогла бы продать больше книг, даже если бы юный чародей Гарри Поттер был крестным Ганнибала Лектора. Почему нам так уютно в фэнтези?
Ну, это в воздухе… почти буквально. Ранняя христианская церковь помогла, целенаправленно удерживаясь от уничтожения языческих обрядов своего времени. Вместо этого часть праздников и обычаев были переделаны под христианство. Вне всяких сомнений, это изрядно облегчило работу. Но еще это их сохранило, что не планировалось. С тех пор мы стали коллекционировать богов захватчиков, создавая сорочью мифологию, хватающуюся за все, что миленько блестит. Часть из этого превратилась в Британский миф, из других легенд родилась артуриана, чтобы перейти в великую британскую историю. Все это встроено в ландшафт, по всей стране. Каждый холм — трон Артура, каждая впадина — пещера Мерлина.
Истории рождают истории. Я всегда подозревал, что Робин Гуд был обычным грабителем, но у него было очень мощное оружие. Я говорю не о большом луке. Это был голос менестреля Алана-э-Дейла. Оружие может сохранить вам жизнь, но хорошая баллада может сделать вас бессмертным.
Потом богатая традиция попала в жернова ранней Промышленной революции, которая довела ее до кондиции.
Конечно фэнтези всегда было с нами. Это литература Ура, из которой зародились все остальные, она появилась в пещере, вместе с религией. Они выросли из одного корня: если мы нарисуем правильные картинки и подберем правильные слова, мы сможем управлять миром, обеспечить успех охоты, уберечься от грозы, договориться со Смертью. С фэнтези иногда ассоциируют фразу «истории богов и героев», и они всегда вместе. Первыми героями были те, кто ради блага племени бросил вызов, или обманул, или ограбил богов, и смогли потом об этом рассказать.
Но только в прошлом столетии фэнтези получило дополнительную роль — возможность убежать, выход из осязаемой мрачности индустриального мира. Мне всегда казалось, что из того же источника проистекает английская одержимость садом, созданием маленьких, личных участков, которые хотя бы на час могут превратиться в целый мир.
Пару лет назад, когда «Властелин колец» выбрали лучшей книгой столетия, на страницах газет излилось много яда. Некоторые критики ощутили, что эти гады, читатели, оказались совершенно неблагодарными людьми, не ценящими всего того, что критики для них сделали. Это не важно. Книга не поддается их контролю. С тем же успехом они могли кидать кирпичи в гору; это не причиняет никакого вреда и делает гору немного выше. Книга стала классикой, а настоящая классика не создается чьим-то диктатом.
Дж. Р. Р. Толкиен превратился во что-то вроде горы, появляющейся во всем последующем фэнтези, как Фудзияма часто появляется на японских картинах. Иногда она большая и близко. Иногда это неясная фигура на горизонте. Иногда ее не видно, что означает, художник принял решение не помещать гору на картину, что само по себе интересно, или он может стоять на Фудзияме.
У мира фэнтези есть огромное достоинство. В нем не установлены правила. Это простое и соблазнительное преимущество в сложном мире двадцатого столетия. Зло отмечено на карте и его можно победить — найти меч, вернуть Грааль, уничтожить кольцо. Путь будет трудным, зато с указателями. Если Добро будет достаточно добрым, идейным и храбрым, оно победит, пусть и заплатит за это какую-то цену. И некоторое время оно будет жить долго и счастливо… пока не придется снова все повторить.
И все же… «Властелин колец», хоть и английский до мозга костей, нетипичное британское фэнтези. Он не был частью основного течения, хотя сам стал рекой, с бесчисленными притоками, и стал определять «фэнтези» для многих людей.
Это было необычно, потому что книга началась и закончилась в мире, который похож на наш, но не наш, мире с другими правилами, созданном с придирчивым вниманием к деталям, и, прежде всего, в мире, до которого мы не можем добраться. К Средиземью нет магической двери, кроме обложек книг. Туда нельзя влететь на волшебном ковре или карете, запряженной лебедями, войти через шкаф или сон. Это отдельное творение.
После Толкиена, и благодаря ему, было много фэнтезийных вселенных, в которых можно потрясти мечом со странными гравировками, но британцам хотелось собственных фэнтезийных миров, поближе к дому. Нам нравится, когда они практические за дверью или на другой стороне зеркала, или даже здесь, среди нас, бесчисленные и невидимые, пока не научишься их замечать. И все это сопровождалось желанием своего рода одомашнивания, попыткой разбить садик на пустошах гоблинов, заставить фэнтези делать что-нибудь… сделать его более обыденным.
В «Поэтике» Аристотель сказал, что поэтические метафора и язык включают тщательное смешивание обыденного и странного. Г. К. Честертон говорил, что любая повседневная вещь, которую мы не замечаем, может быть куда чудесней и гротескней любой фантастики, если посмотреть на нее под новым углом. Это наша традиция и живой ее сохраняют в основном детские писатели.
Величайшим достижением Толкиена было доказательство того, что фэнтези может публиковаться для взрослых и взрослые могут его читать. Традиционно мы оставляли это путешествие для детей, которые наслаждались им. Участие взрослых ограничивалось некоторыми учителями, тщательно отбирающими «эскапистский мусор», который читали дети, и выбрасывавшими его в урну. Даже сейчас находятся такие люди — я считаю, для них зарезервирован отдельный круг ада. Конечно, фэнтези эскапистская литература. Как и большинство историй. И что? Учителя не должны быть тюремной охраной.
Сам по себе эскапизм не плох. Важно, от чего вы бежите и куда. Я пишу по личному опыту, поскольку сам я бежал к идее, что от книг можно получать удовольствие, аспект чтения, о котором учителя не рассказывали. Фэнтези привело меня к мифологии, мифология безболезненно превратилась в древнюю историю… и я потихоньку получил образование, спасибо публичной библиотеке.
Для меня юные герои Несбита летали на волшебных коврах, путешествовали во времени и разговаривали с магическими созданиями, но оставались эдвардианскими детьми. Дети К. С. Льюиса определенно жили Здесь, но прошли сквозь волшебную дверь в Туда. Волшебные двери — огромная часть традиции. Стойкий образ, символизирующий настоящее фэнтези гораздо больше, чем любые драконы или ведьмы, появляется в одной из сцен фильм Терри Гиллиама «Бандиты времени», где рыцарь в доспехах и на коне галопом врывается из шкафа в обычную комнату обычного мальчика.
Кей Харкер, герой Джона Мейсфилда из «Людей полуночи» и «Ящика наслаждений», не нуждался даже в двери, ему понадобилось только увидеть волшебный мир, пересекающийся с этим, и персонажей, которые жили на их границе. Писатели вроде Дианны Уинн Джонс и Алана Гарнера позволяли своим персонажам путешествовать туда и обратно из магического мира — в наш, но под углом зрения Честертона.
Лучшие авторы фэнтези, не пишут его в пушистом смысле фокуса-покуса, они меняют правила, по которым работает мир, и потом они очень осторожно и логически творят по этим правилам. Уже недостаточно поместить туда волшебников, гоблинов и магию. Мы всё это уже видели. Мы хотим знать, как волшебники справляются с генетически модифицированными драконами, что дварфы делают, чтобы разобраться с расовым угнетением гномов. Мы возвращаемся к Честертону. Может быть, чтобы лучше понять этот мир, нужно взглянуть на него из другого.
Гарри Поттер твердо придерживается этой традиции. По правде говоря, в этой истории не так много элементов, которые покажутся новыми любому, следящему за современным фэнтези. Юные волшебники и волшебницы уже ходили в школу. Но это не важно. Жанры так и работают; если бы они работали иначе, у нас была бы только одна книга с машиной времени. Большинство детективов полны полицейскими, преступлениями и преступниками, а большинство пирогов состоит из почти одних и тех же ингредиентов. Важен повар. Приготовь все правильно, с воображением, талантом, хорошей щепотью удачи, и ты получишь редкую и ценную вещь — жанровую книгу, возвысившуюся над жанром. Гарри Поттер чудесно приготовлен.