В семидесятом году дядя молодой девушки Димитрии переезжает в Вейш. Он развелся с тетей Мемией, оставил ее и сына Клау, упаковал сумки на длинных лямках, заплатил первый взнос за квартиру с окнами до пола на двадцать первом этаже.
Он начинал жизнь с чистого листа.
«Мой дядя был легкий на подъем, уверенный человек. Но что-то в нем было не из этих сфер, земных.
Дядя Зей быстро нашел статусную работу, ведь Вейш - централизованный мегаполис, где люди ведут активные жизни.
Он ходил на каждое собрание локальной группы общественников по созданию городской среды, всегда молчал, а потом высказывался. Всегда критически.
Несколько женских глаз искоса наблюдали за ним.
Про себя я могу сказать - я никогда не считала дядю Зея хорошим человеком. Он был уверенным, повторюсь, в какой-то степени обаятельным, и люди смеялись от его шуток. Но, выходя из помещения, в нем оставался дурной привкус, словно вы встали на шаткую ледяную плиту, которая скоро потонет, и над вашей головой сомкнутся атлантические воды и вы заснете зимним сном.
- Нет, увольте, - он умел отказывать, и делал это с удовольствием. Женщины опускали голову, и чувствовали себя обманутыми.
"Прикосновение шайтана" - книги такого рода можно было найти на его полке. Правда, там не было ничего религиозного. Пара книг по ведущим наукам, узкоспециализированным. Быть может, кулинарная книга без единой записи. И все остальные - пятидесятилетней давности, для виду, что идет какое-никакое развитие. Напускное.
- Нет, увольте, - повторил Зей, вытягиваясь по линейке. На головы активистов падал хлопьями снег, не успевая долетать до асфальта, рассеивался в прозрачный туман.
- Почему? – Ламан, красивая девушка с отделения архитекторов, часто провожала его до остановки. Сегодня она предложила сделать это компанией по организации парковочной зоны. Среди шестерых молчащих людей, кому в капюшоны задувало морозные льдинки, она единственная смотрела ему в глаза. Зей не отвечал. Широким взмахом ножниц обрезал эту сеть, которая по неосторожности могла появиться. Улыбнулся, натянуто, и шагнул в автобус, тут же в три шага садясь на свободное место у троих старушек перед носом. Ламан ухмыльнулась себе под нос.
Вечером он шикарно провел время у себя в номере, один, а Ламан с компанией пошли в караоке-бар, заселфили себя с ног до головы и предоставили этот фото-отчет в ее слащаво-классическом instagram'е.
В следующий раз Зей не дал повода усомниться в своей социализованности, и пошел вместе с ними, Дерест и Нив опять задавали много вопросов. Много неудобных вопросов. Вообще, дядя Зей считал, что для него не существует неудобных вопросов, вроде "почему ты до сих пор один?", "почему ты не к чему не стремишься?", "какие твои планы?". На все эти вопросы были давно заготовленные скрипты, уводящие от смысла и оставляющие собеседника с носом. Он искренне хохотал у себя в голове, покатываясь с их, людей, наивности. Затем вновь шагал к себе в номер и там кайфовал, волевой, и никому не нужный.
Он исповедовал узкую философию хризантнемов. Люди, которые не собираются оставлять след на планете и связываться с другими людьми. Хризантнемы уезжали на природу, отстраивали дом с нуля, прибегая только к тем материалам, что валялись рядом. Строительство начинали с лета, чтобы не замерзнуть во времянке, к осени уже был каркас будущего жилища. Питались только видовой пищей - учились различать травы и охотиться на местную дичь. Замыкались, и доживали свой век там.
Дядя Зей не придерживался этой концепции, на его взгляд в этом не было ничего прикольного и высший ранг развития этой философии он мечтал получить в эпицентре социума.
Вначале он отказывался от приглашений, которые сыпались со всех сторон, как конфетти к ногам чернокожей принцессы. А затем решил принимать их с мощной волной отстранения, которая обдавала собеседника и навсегда отбивала желание повторять попытки. Делалось это без нецензурности и явного оскорбления. Просто дядя Зей знал, на какие точки давить и в совершенстве постиг это искусство. Твари лезли в его душу, как демоны из расщелины ада, и должны были поплатиться за это.
В общем, к концу восемьдесят первого он достиг вершины. Золотые купола, от которых лучами расходятся галереи. Дворец Власов в Вейше, стоящий на холме, где принимали светстких господ, городских активистов первого класса. Он попал под лучи этого света, но до сих пор держал руки в карманах, или скрещенными на груди. Такова была его природа.
Можно было опробовать фруктовую нарезку из южных стран, лежащую словно домино сквозь длинную цепь столов во всем зале.
Он медленно продвигался от стола к столу, примеряясь рукой то к одному угощению, то к другому, но выбор так и не остановился на чем-то одном.
Сзади подошла Ламан, в окружении пятерых передовых мужей, видимо, сообщество ландшафтных проектировщиков своими персонами.
- Здравствуйте, - поздоровался он, развернувшись. Но Ламан и мужчины прошли мимо. Зей явно видел, что девушка кивнула в ответ на его речь. Внутри поднялся шторм протеста, но Зей быстро его затушил, не подав виду. Он устремился к большой группе людей, захватив с собой высокоградусный напиток.
- Стебли врачевательных растений, - твердил мужчина в бархатном зеленом смокинге, - стебли.
Мужчина вновь и вновь качал головой. Толпа внимательно его слушала. Тема была знакома Зею, в следующий раз Ламан нашла его душой этой кампании.
- Мембранистые перепонки собирают пыль, а затем рассеивают ее, как прожекторы, - смеялся Зей, все глаза были обращены на него. Толпа улыбалась и наслаждалась светским обществом.
Ламан дала знак, чтобы он подошел.
Зей оборвал свою речь на полуслове и оставил толпу смотреть в пустоту. Людям понадобилось время, чтобы восстановиться. Потихоньку, они заново прошлись в обсуждениях и о стеблях, и о вариативности названий на латинском.
- Мне показалось, ты грустишь, - предположила Ламан.
Зей улыбнулся, ему и ей было прекрасно известно, что он в высшем расположении духа. Но Ламан смотрела в корень.
- Нет, - кашлянул дядя Зей и перешел в другую толпу.
Зей и Ламан были знакомы с десяток лет, но, как бы здорово эта женщина не ловила его состояния, понимающе относясь к его самодостаточности, он смеялся над тщетностью ее попыток. Ведь демоница хотела залезть в его душу. А он этого не хотел.
Затем, издалека, отвечая на десяток вопросов о новом виде бактерий, разработанных, чтобы убить человечество, зрелости пород остервилла, мандраже на севере осландских островов и межнациональной борьбе за чистую воду у Эпсов, он посматривал на ее обольстительное платье. Как она вздымала копну волос, чуть массируя виски, как ставила бокал, изящно отклоняясь телом в бок. Микродвижение, не говорящее ни о чем. Пустота.
Они уже давно переспали, с ее подачи. А сегодня на этом вечере на нее смотрят десятки восхищенных глаз. Она не самая красивая на вечере. Нет. Пусть раздирают ее, словно браконьеры, набросившиеся на последнего мамонта.
После полуночи он сидел в баре с яростной решимостью уйти последним. Бармен не лез в душу, приятный парень.
Рядом подбоченился круглый Лоид, вечно толкующий невпопад, когда находился с Зеем рядом.
- Кучкуешь вокруг себя людей, а потом разгоняешь их как мух. Купаешься в озере грязи, а потом негодуешь, что с ног до головы в…грязи, - Лоид попросил бармена счет.
- Знаток психологии? - улыбнулся дядя Зей. Он не подал виду, но, по прогнозам, именно сегодня кто-то должен был его раскусить. Это не меняло ничего, ни ход истории, ни планы Зея на дальнейшую жизнь, которых не существовало. Поэтому он был защищен от поражения.
- Кто-то должен был это озвучить, - выпучил глаза Лоид, распахнув руки, и чокнулся с зависшим над барной стойкой бокалом в руках Зея, - я мог бы поговорить еще.
- Я знаю, вы все могли бы.
- Ты не любишь нас, - круглый нахмурился, ослабляя хватку галстука, - так нафига ты здесь?
- Мне весело.
- О, я вижу.
Зей посмеялся. На его взгляд, искренне.
- Девка замуж выходит, - Лоид кивнул на Ламан в свете софитов и платье, рассыпающимся блестками, - завидная.
- Мне-то что? - Зей пополнил бокал и нахмурился, затем сглотнул. Ему вообще было без разницы, эти демоны придавали избыточное значение. Излишне избыточное.
- Ты как монах, блин, - удивился Лоид, - у вас было?
- Да, - Зей демонически улыбнулся, вспоминая шикарные ночи с ней, это белье, прекрасно.
- Гуляете?
- И такое было, - признался Зей, игра начиналась.
- Общаетесь?
- Избегаю.
- Но не она, так? Как я щас, лезу, верно?
- Ага, - Зей отпил горького, сощурился.
Он взял такси в половине третьего и, не оглядываясь, поехал в номер. Зажег свечи, умылся быстренько от всей этой грязи. Там лег спать, как младенец. Его ничто не держало.
Той ночью он умер по необъяснимым причинам. Он, как и хотел, не оставил следов своего существования. Никто и не вспомнил о нем. В компании решили забить на похороны всем коллективом, потому что все в тайне его ненавидели. Ламан кинула розу ему на гроб и договорилась, чтобы тело отвезли к подножию Сейбы, где хоронят истинных монахов хризантнемов. Затем вышла замуж, родила дочь Клик, и Райя, Дишию, Антора. Мужем стал один из проектировщиков, с которым они до старости гуляли под руку по центральному мосту Вейша, затем переехали на природу.
Затем в квартиру дяди Зея переехала я, его вторая племянница. Квартира была аккуратная, без человеческих следов, и, как мне казалось, отпечатков, в духе минимализм. Полка с книжками, гигиенические предметы. Я быстро вычистила все это, заказала мебели, поставила растения на подоконник, включила душевную музыку.
Вскоре и у меня появилась семья, я старалась быть идеальной женой. Однажды мой благоверный Стей, лежа на моих коленях перед окнами до пола с видом на граеведческий парк спросил о моем дяде. После рассказанной мною истории он замолчал. Я знала то, что помнила. И дети меня никогда о нем не спрашивали. В один из осенних дней Стей спросил меня, кто на самом деле тут жил, что я могу ему, наконец, признаться. Почему-то он решил, что я сказала неправду. Затем он сказал:
- Наверное, этому человеку было очень плохо.
Я поспорила с ним, накрывая завтрак. Затем, чуть поплакала. Я не хотела въезжать в квартиру мертвого дяди! На самом деле я хотела с ним видеться, но какая-то его часть держала вдали от людей. Может, мой муж был прав, и дяди не существовало. И при жизни его не существовало.
Тогда я поблагодарила высшие силы за то, что предоставили мне дом в центре такого замечательного мегаполиса.»
