Zhenunk-иллюстратор , Mr. Nobody-журналист
Если большинство фильмов о тюрьме имеют не так уж много общего с реальностью, то психушка — совсем наоборот. Эти коридоры, палаты, изоляторы с мягкими стенами, уколы, смирительные рубашки — все это видели десятки раз в кино. Но атмосферу подобного места передать трудно, главным образом потому, что она исходит от людей, находящихся здесь.
Есть огромная разница между просмотром фильма про нелепых и немного страшных психопатов, почти милых в своих странностях, и реальным, осязаемым человеком, который сидит в метре от тебя, дымит сигаретой “Тамбовский вожак” и рассказывает, как и почему полицейские взяли его ночью на футбольном стадионе, когда он пытался попасть отрезанной головой какого-то бездомного в “девятку”. Атмосфера, конечно, непередаваема.
Возвращаясь к тому моменту, когда на моих глазах прямо в первую минуту нахождения в палате вскрылся один мужик, а второй отключился, хотелось бы отметить еще одно: все люди и ситуации, описанные мной, реальны и для некоторых даже более чем. И лучше бы вам не встречаться с ними.
Толком обжиться я не успел — через десять минут пришли двое санитаров, уносивших мужика с вскрытыми венами.
Mr. Nobody кто?
Вопрос был до крайности глупым по очевидным причинам: эти люди были здесь меньше часа назад и прекрасно видели, кого сюда заводили. Но черт с ними. Встаю и выхожу из палаты в сопровождении этих двух амбалов.
Дойдя до пункта назначения (аллюзия на известный фильм здесь совсем не случайна), я наконец смог посмотреть по сторонам, так как раньше я смотрел только под ноги — тогда этот кафель ощущался холодным и чистым, а сейчас он был просто полом, без каких-либо характеристик. Я даже успел задуматься, что именно комфорт притупляет наше восприятие реальности, сглаживает ее.
Небольшая комната, очень похожая на кабинет врача в государственной школе, — белые шкафчики, раковина с размякшим куском мыла в углу, вафельное полотенце. Со стены мне подмигивал мужчина, правая половина которого была без кожи, но он стоял так уверенно, будто все в порядке. Не очень понимаю значения этих анатомических схем — кому они нужны? Пациенту? Он чаще всего полагается на врача, иначе какого хрена он пришел. Врачу? Он настолько плох, что даже в таких вещах ему нужна шпаргалка? Но я отвлекся.
Мой блуждающий по подробностям комнаты взгляд наткнулся на женщину в белом халате, сидящую за столом.
У красоты есть интересное свойство — увидев что-нибудь тебя цепляющее, будь то губы, овал лица, глаза, волосы, ключницы, ямочки, веснушки или весь образ в целом, ты начинаешь приписывать объекту те качества, которых он не имеет на самом деле. Здесь как с зеркалом — ты не в буквальном смысле видишь свое отражение, а только некоторые черты, но от глаза изображение идет в мозг, а он в свою очередь “додумывает” его, как бы дорисовывает. И затем ты видишь ту картинку, которую и должен видеть. В зеркале, висящем справа от меня, я видел человека с воспаленными глазами, нелепыми бакенбардами, взъерошенными волосами и глубоким отпечатком усталости на лице.
А за столом была Она. Прямо так, с большой буквы. Я не могу сказать с точностью, почему так произошло — то ли мое искалеченное отсидкой восприятие сыграло со мной злую шутку (ведь кроме отвратительных со всех точек зрения работниц уголовно-исполнительной системы я не видел никого), то ли это и правда происходило наяву.
По ее плечам рассыпались волосы, цвет которых даже описать трудно — что-то карамельное или ореховое. Нога покачивается в такт играющему одной ей мотиву, а в пальцы ступни вцепился, что уж там говорить, советский домашний тапок. Но в остальном — идеальна. Даже проклятые очки — для меня это просто удар ниже пояса. Дело в том, что такое длительное время воздерживаясь от секса, ты смотришь на противоположный пол в первую очередь именно с точки зрения сексуальной. Мне сразу представилось, как она постоянно поправляет эти очки. Было в этом жесте что-то наивное и милое.
Эти фантазии пронеслись в голове за какие-то секунды и не помешали мне ответить на вопрос об имени и фамилии соответственно своему дикому внешнему виду:
— Будто вы не знаете. Боитесь с кем-нибудь спутать?
По глупости и из-за потери навыков “вольного” общения я сходу воспринимаю в штыки любую херню.
— Молодой человек, это ведь у вас на лбу не написано, верно?
— Вы тут врач, вот и скажите.
Я чувствую, что она начинает раздражаться и сразу “переобуваюсь”.
— Mr. Nobody, к вашим услугам. Вы простите меня за произошедшее — это подростковое.
Если в ней и был интерес, то он явно сменился презрением.
— Мы разберемся.
Я обрадовался, что не стою перед ней голышом и что по приезде мне попалась какая-то женщина в возрасте.
— Вон там на стуле ваши новые вещи.
Вижу знакомую по тому бесполому существу из коридора одежду. Вот как, значит, это местный камуфляж психопата. Теперь я полноценный член этого общества. Видимо, те люди в палате уже выписывались, раз были одеты в унылые тюремные робы.
— Переодевайтесь, а вещи, которые вам выдали ранее, положите на стул.
Я привык к этим раздеваниям, как заправский стриптизер. Разница лишь в том, что человек этой несомненно нелегкой профессии старается привлечь к себе внимание, а я — наоборот.
Одеваюсь (это было проще простого: клетчатая рубашка и штаны вообще безразмерны) и надеваю какие-то тапочки, стоящие рядом, — единственное, что мне подошло, и это не могло не радовать.
Все это время женщина листает какую-то книгу. Мне хотелось увидеть обложку, чтобы блеснуть умом, но врач, заметив мои попытки, пресекла их, положив книгу в стол, громко закрыв ящик, будто символизируя законченный разговор.
Пришли санитары и взяли меня под руки — будто когда я надел на себя клетчатый костюм, у ублюдков появились какие-то особенные права в отношении меня. Они волокут меня по коридору, несмотря на мои фразочки в стиле “ребят, ну правда же, так нести меня вам надо будет несколько позже — только ваши нейромясники до меня доберутся и все, п#@#ц!
Меня буквально заталкивают в большое просторное помещение, прямо в центре стоит эмалированная ванна, к которой идет один шланг в металлической оплетке. В комнате три или четыре двери, ведущие неизвестно куда, но люди в халатах, какие-то молодые люди и девушки (видимо, студенты) снуют кто куда и никто не обращает на меня внимания. Рядом материализуется седая женщина с лицом, сморщенным, как изюм. Беззубый рот, ко всему прочему без губ, образует похожую на эту * звездочку.
Однако речь старушки звучит властно:
— Разделся.
Бл@#, сколько можно?
— Сел в ванну.
Сажусь. Вокруг ходит немало людей, но я, подобно Адаму, — как родился, так и остался голым.
Она берет в руки шланг и крутит вентиль возле ванны. На меня начинает хреначить ледяная вода с отвратным запахом хлорки.
— Подмышки, голова, мошонка.
Все вызывает отвращение. Температура воды, ее запах, не обращающие внимания на тебя “нормальные” люди, клетчатая рубашка и штаны, валяющиеся на полу так, будто человек, который их носил, взял — и волшебным образом исчез, оставив только эти вещи на земле. Бабка, чья работа заключается в подобном садизме, и те слова, которые она выбрала, — они же сами по себе отвратительны! Подмышки! Мошонка! Я почувствовал себя больным чумой с язвами в интимных местах.
Поднимаю голову и говорю:
— Можно я сам, пожалуйста?
Мой голос дрожит, подбородок трясется, люди все ходят и ходят. Я никогда не был так близок к тому, чтобы расплакаться.
— Подмышки, мошонка, голова.
Я заглянул этой женщине в глаза и понял все. Будто реальность ограничивалась только этой комнатой с ванной и шлангом. Старуху нельзя было представить где-нибудь еще — в очереди в супермаркете, в общественном транспорте. Она была на своем месте в своем трансе и не могла ничего другого. Я понял, что смысла достучаться до нее просто нет.
— Подмышки, мошонка, голова.
Черт с тобой.
Мы направились в палату — по дороге я насчитал шесть дверей без надписей и одну с незнакомой пока аббревиатурой “НП”. Решив, что это, видимо, чьи-то инициалы, я оставил мысли об этой комнате где-то в коридоре. Врач подошла к одной из дверей и крикнула неожиданно громко:
— Артемий! Артемий! Сюда!
Пауза. Я обернулся и столкнулся лицом к лицу с Артемием, тем самым бесполым. Вблизи я рассмотрел, что у него нет бровей.
— Открой палату, Артемий, нужно завести нового пациента.
Тип смотрит на меня бессмысленным и пустым взглядом. Сказанное будто с задержкой дошло до него, и он начал действовать — завозился с большой связкой ключей.
Так прошло минуты две.
Врач забирает у него связку, подбирает ключ и открывает палату — мое временное пристанище. Дверь закрылась за мной так же тихо, как отсталый Артемий подкрался минуты три назад. И я полетел над кукушкиным гнездом.
Почти такая же палата, как предыдущая: шесть кроватей, какая-то крахмальная белизна и хирургическое освещение.
Психопаты и потенциальные психопаты мирно спали на своих кроватях, выделяясь элементами одежды в клетку. Эта палата в плане обстановки (не в физическом смысле) была полной противоположностью предыдущей: здесь было как-то спокойно и мирно. Рядом с некоторыми койками лежали стопки книжек, что меня даже обрадовало, а у одного пациента в ногах лежала кошка, зачем-то посасывающая свой хвост.
Дверь в палату закрылась и я, упав на свободную кровать, сразу уснул.
МЫЛО ДЕТЯМ НЕ ИГРУШКА разве что детское