Д. Быков: Сам по себе Ленин, конечно, трикстером являлся в наименьшей степени, он им не был, но Ленин стал трикстером, попав в литературу. Русская проза, особенно русский фольклор стал Ленина обкатывать, обтачивать, превращать его в своего героя. Изначально это был, конечно, человек, наделенный существенным азартом, определенной интуицией, определенным чутьем, которое часто ему изменяло, впрочем. Но если он не чувствовал будущего, если он не понимал историю, то он зато чувствовал великие катаклизмы, азарт исторического деланья, в общем, какие-то зовы он улавливал — и это его роднило с не понятным ему, не понимающим его авангардом.
Он был довольно скучный экономический публицист, владевший, однако, даром замечательной, хлесткой, смешной полемики. Читать его веселее и интереснее, чем Троцкого, потому что у него нет болтологии и нет самолюбования, и нет кокетливых стилистических фиоритур. Потому что Троцкий пишет (я цитирую как раз это выражение Бабеля), пишет «правильно и развязно, как евреи на русском языке». А вот Ленин пишет не правильно и не развязно — он пишет горячо, желчно, заразительно, увлекательно. И проза такая, в общем — ну, критическая во всяком случае — мясистая, плотная; нет лишних слов, много задорного писаревского юмора. Но и только.
А трикстером сделали его анекдоты. Потому что обратите внимание: ни о ком не рассказывают столько анекдотов, как о Ленине. И анекдоты эти в массе своей довольно добродушные. Больше того — они уважительные. И вот там он веселый.
Штирлиц ведь тоже не был трикстером изначально. Штирлиц стал трикстером, потому что он в анекдотах обрел недостающий ему юмор. У Штирлица юмора не было. Ну, что сказать старой математичке: «Ступай и начерти пару формул»? Да ничего особенного. А вот Штирлиц из анекдотов… «Машину ставили на попа. «Бедняга пастор», — смекнул Штирлиц». Вот это, конечно… Или «Смертоносный свинец со свистом и хрюканьем промчался мимо». Или «Снимем девочек». Вот это все Штирлицу придали анекдоты.
И трикстерская функция Ленина дополнилась в России именно благодаря фольклору. Ведь, кстати говоря, Ленин обладает многими чертами трикстера. Он умирает и воскресает, он бессмертен; вот его такое мавзолейное бытие вечное — ни жизнь, ни смерть. Ну, проблемы с отцом и, кстати говоря, ранняя утрата отца. Невозможность женщины рядом с ним, поэтому любовь в жизни Ленина — она у нас в основном такая мифологическая. И понятно, что и с Арманд он быть не может, и Надю не может бросить, и Надя — не женщина, а товарищ, и так далее. Наличие друга-предателя. Кстати, в этой функции выступает Иудушка-Троцкий. Обратите внимание, как все поразительно ложится точно в сюжет. Глуповатые друзья — «апостолы» Ленина. В анекдотах это чаще всего Дзержинский (ну, как Петька в анекдотах про Василия Ивановича). И так далее. Трикстерские черты появляются в России у каждого национального героя. И это естественно, потому что Россия обкатывает героя, додумывает его до своего идеала. Да, Ленин не был трикстером, но он им стал.
И кстати говоря, некоторые трикстерские черты — такая веселая жуликоватость — она в нем, как ни странно, есть. Ну, он всегда путешествует, понятно. А трикстерская черта здесь наиболее наглядна в «Ленине в Цюрихе», когда, помните, в замечательной статье Жолковского «Бендер в Цюрихе» описывается, как Ленин морочит головы швейцарским социалистам, говоря, что Швейцария станет центром мирового революционного движения. Имел ли Солженицын в виду аналогии с Бендером? Думаю, нет. Но просто Ленин как наш национальный герой не может не быть таким странствующим фокусником, гениальным трогательным обманщиком, и поэтому он до сих пор в нашем сознании живее всех живых.
Источник