Сели мы тут с мамой и начали вспоминать про наше житье-бытье на улице Качалова. (Да, дело было в Москве. Я тут выяснила: улица Качалова есть и в ряде других городов России). Кстати, название московской улицы Качалова существовало ровно сорок пять лет, с 1948 года по 1993 год, а в старые времена, и послеперестроечные улица Качалова носила и носит милое имя – Малая Никитская…
Итак, жили мы в коммунальной квартире в доме № 16, на седьмом этаже. Дом этот был непростой, по тем временам престижный - кооператив «Кремлёвский работник», построенный в 1936-1938 годах по проекту архитектора А. И. Ефимова.
В 1938 году туда въехала моя бабушка – Анастасия Афанасьевна Андрианова с сыном Анатолием. Несложно догадаться: это был мой будущий папа.
Почему бабушка оказалась в кооперативе «Кремлевский работник»? Потому что была одной из многочисленных секретарш Михаила Ивановича Калинина, который, как известно, обитал в Кремле. А как бабушка, простая женщина попала в Кремль? До этого она более пятнадцати лет проработала на кондитерской фабрике Эйнем, была необыкновенно исполнительна, вступила в партию большевиков, а тут подоспели расстрелы почти всего аппарата Управления Делами Кремля. Профессиональных делопроизводителей объявили врагами народа, «тройки» подписали приговоры о расстрелах, расстрелы немедленно привели в исполнение, и стали искать новых делопроизводителей. Где ж их добыть? Конечно, на фабриках и заводах среди передовых работников производств. Так мою бабушку оторвали от ее любимых котлов с горячим шоколадом, чуток подучили на курсах делопроизводителей и командировали на работу в Кремль.
В коммунальной квартире, о которой пойдет ниже речь, было три комнаты. Бабушка Анастасия Афанасьевна и ее сынок Анатолий поселились в комнате № 2. В комнате № 3 жила майор НКВД – Вера Яковлевна Гордиенко; она держала квартиру в страхе и напряжении, потому что в любую секунду могла вызвать черный «воронок».
Комнаты № 2 и № 3 оказались оплотами постоянства: наша семья и майор Гордиенко прожили в них много лет. А в комнате № 1 постоянно менялись жильцы, многие из них были со странностями, калейдоскоп лиц.
Самой первой в комнату № 1 въехала семья Марии Павловны – подвижной круглой женщины. Ее муж работал столяром в Кремле, вот и дали им комнату в кооперативе «Кремлевский работник». Кроме Марии Павловны и ее мужа в комнате № 1 оказались их дети - Вовка и Галя, а также мать Марии Павловны, скорбная старуха.
Для моего маленького папы начался золотой век. Он с утра до вечера носился по квартире с Вовкой и Галей. Все вместе они засовывали в ноздри по сосиске и то и дело вбегали на кухню, чтобы попугать Марию Павловну. Та всплескивала руками, ойкала и обещала моему малолетнему отцу:
-Толя, все Онастосии Офонасьевне скажу!
Своих детей она не стращала, а говорила по-волжски на «о».
Сумеречная комната № 1 «намекала» многочисленному семейству: тесновато вам в моих двадцати метрах… Муж Марии Павловны, рукастый столяр был активен, хлопотал о расширении жилплощали, и через пару лет семья съехала в другую квартиру.
А к нам приехала экзотическая особа - сорокалетняя Ринка. Как она выглядела? Высокая баба в теле, с большим вибрирующим бюстом, с гривой искусственных кудряшек, вечно с папиросой, вечно под хмельком. К ней ходили табуны мужчин, она никому не отказывала в быстротечной любви. Ринка могла часами ночью говорить по общему телефону в прихожей, днем ходить по квартире в ночной сорочке, и никто не имел права ей что-то сказать, вякнуть, намекнуть. Даже майор НКВД Вера Яковлена Гордиенко. Дело в том, что Ринка была дочерью боевого генерала, а майор против генерала не «тянул».
Но однажды произошло самое настоящее кино! У комнаты № 1 был балкон, он выходил во внутренний двор кооператива «Кремлевский работник». У балкона же была перегородка, а за ней – еще один балкон квартиры соседнего подъезда. Как-то Ринка в своей засаленной ночнушке вышла на свой балкон зевнуть или пукнуть, ее увидел шестнадцатилетний сосед с другого балкона, страшно воспламенился, представив каковы на ощупь громадные Ринкины груди и… перелез на высоте семи этажей к Ринке в объятия.
Так Ромео из «Кремлевского работника» поступал несколько дней.
Единственной любви отчаянного парня Ринке надо было пить алкоголь и бесперебойно питаться. Пацан не мог оставить любимую голодной и с пересохшим горлом, он неудержимо воровал мамкины заначки и запасы, оголил тылы родной семьи. Но мамка быстренько обнаружила пропажи: деньги, банки с соленьями и вареньями, две сниски белых сушеных грибов. Что сделала возмущенная женщина? Прямиком пошла к папе-генералу в какой-то штаб, пробилась к нему на прием и подробно рассказала о происходящем.
Папа-генерал оперативно прибыл на место событий, то есть в нашу квартиру. Он страшно колотил в Ринкину дверь боевым кулаком, Ромео-сосед кричал из комнаты № 1 фальцетом, что намерен жениться, Ринка пьяно визжала, выражая то ли восторг от перспективы стать женой несовершеннолетнего, то ли от испуга, что папа, как разъяренный слон, дышит за дверью.
Наконец, папа-генерал показал себя во всей красе: он разбежался и выломал плечом дверь в комнату беспутной дочери. Далее произошли короткие эффектные сцены: влюбленный хотел нырнуть рыбкой на свой балкон, но его поймали и вернули мамке обычным способом – с помощью двух лифтов нашего и соседнего подъездов. Ринка попыталась драться с отцом, но тот пресек эти инсинуации, приказав ординарцу с помощью холодной воды в ванной привести пьяную дочь в порядок. Когда Ринка замычала по-человечески, отец приказал ей натянуть на вибрирующую грудь кофту, а затем грозно рявкнул, чтобы она искала обмен, иначе…
Отец-диктатор ушел, стуча генеральскими подкованными каблуками.
Ринка съехала из комнаты № 1 через месяц.
На ее место прикатила Людмила Васильевна Долгашева, учительница английского языка. Она была высока, нескладна – длинные руки, длинные ноги, на макушке – овсяного цвета «бабетта». Мадам Долгашева обладала оптимистическим нравом: она все время смеялась, шутила, пребывала в радужной эйфории каждодневных впечатлений.
Мадам Долгашеву посещал любовник по имени Герман. Мне нравилось, что у него была лысина. Она радостно сверкала в свете кухонных электрических ламп. Этот Герман постоянно крутился на кухне с полотенцем на чреслах, варил и парил экзотическую еду, а я крутилась рядом и наблюдала за процессом. Иногда любовник Герман надевал пальто и шляпу. Я не хотела, чтобы он уходил, допытывалась:
-Куда идете?
Он отвечал:
-В магазин за специями и за вином.
Я хотела, чтобы Герман вернулся и снова посверкал лысиной на нашей кухне. Я тонко выстраивала интригу:
-А мне шоколадку купите?
Герман невозмутимо говорил:
-Безо всяких! Горькую, молочную или обычную?
Я соглашалась на обычную…
И Герман всегда возвращался с вином, специями и шоколадкой… Когда мама узнала про мое попрошайничество, она отчитала меня, приказав «так низко» не вести себя с дядей Германом.
Я решила: ладно, не буду, все ж таки любовник Герман не родной нам человек. Но тут мадам Долгошева уехала из нашей квартиры, получив маленькую отдельную квартирку где-то на севере Москвы. Все мои детские интриги с Германом остались в прошлом.
Комната № 1 постояла пустой пару дней, а потом приняла в свои объятия Анну Ильиничну Лепскую, переводчика с английского. Лепская работала дома, дружила с родной сестрой Фаней (они все хотели объединиться под старость в одной квартире и много обсуждали этот вопрос по телефону).
Ходила Анна Ильинична вперевалку, как утка. Поначалу я тайком смеялась, но мама объяснила мне, что у новой соседки больные суставы.
Анна Ильинична до нашей семьи снисходила, все-таки мы - простые люди: медсестра, медбрат и я, школьница средней школы. А у нее был двоюродный брат, известный поэт Александр Межиров («Коммунисты, вперед!»), надо было держать высокую планку недосягаемости…
Александра Межирова я много раз видела, когда он приходил к сестре. В отличии от лысого долгошевского Германа, Межиров меня не замечал и шоколадок не обещал…
В 1972 году мы уехали из дома № 16 по улице Качалова. Вскоре прослышали – уехала и Анна Ильинична Лепская, соединившись в отдельной квартире со своей родной сестрой.
…У всего на свете есть своя аура, душа. У комнаты № 1 нашей квартиры была душа капризной женщины, которой все время нужны новые впечатления. Вот она и «делала» так, чтобы жильцы в ее стенах жили-поживали, а потом ей становилось скучно, и они уезжали. Тогда появлялись новые герои, за жизнью которых жадно следила комната № 1.
Кто-то сейчас живет в нашей квартире? Вполне вероятно, комната № 1 успокоилась и никого не выпихивает. Смотрит себе по телеку сериалы и ток-шоу. А что еще остается делать усталой даме на старости лет?