Ольга, ее муж Олег и их старшая дочь Настя. Фото из семейного архива предоставлено матерью Ольги
"...Было часов пять вечера. Поели, попили чай. Я смотрела за внучкой. А Оля занялась уборкой и стиркой. Стала развешивать белье на сушилку и вдруг от резкой боли схватилась за живот. Потом пошла в спальню, закрыла за собой дверь. Внучка начала стучать туда и плакать. Я забрала Настю и унесла в другую комнату, там находился мой сын. Минут через десять Оля громко зовет меня: «Мама!». Я бегу к ней, смотрю — а она уже держит на руках ребенка. Он был синюшного цвета и совсем не кричал..."-
рассказывает мама женщины, которая сейчас, тяжело больная, заперта в СИЗО.
Все это случилось в прекрасной благополучной семье...
Олегу, главе семьи, 36 лет. Он уроженец Санкт-Петербурга, работает директором частной строительной компании в Москве. Ольге — 31 год. У нее два высших образования, в Беларуси она получила диплом по специальности «финансы и кредит», в Москве — по клинической психологии.
Пара поженилась 3 года назад. Жили супруги в Санкт-Петербурге. У дочери двойное гражданство — и белорусское, и российское. Ольга всегда очень заботилась о своем здоровье. В Санкт-Петербурге в 2014—2015 годах она прошла годичные курсы по вынашиванию здорового ребенка и домашних родов. Сейчас в Москве, Питере это приветствуется.
Первую свою дочку пара рожала дома, все прошло прекрасно. Бабушка, мама Ольги, рассказывает: "Сейчас Настеньке два годика. И мы все очень довольны этим ребенком. Девочка родилась совершенно здоровой и никогда ничем не болела, она очень развита. Практика домашних родов показала, что это нормально".
Со второй беременностью, как сейчас рассказывают родные, все было нормально, но у Ольги был низкий гемоглобин, ей стало тяжело на последних неделях беременности справляться с маленькой дочкой (муж много работал) и она приехала к маме в Витебск. Тут же встала на учёт в консультацию. Врачи, посмотрев анализы, сразу предложили стационар: Ольга написала отказ - она помнила, что и в первую беременность была такая же ситуация.
УЗИ, скрининги были хорошими. Но мама Оли волновалась: как будет рожать дочка, мужа рядом нет, надо в роддом. Дочка успокаивала, что ещё не решила, где пройдут роды. Возможно, это и будет роддом.
Но все пошло не так. Вот как о событиях этого дня рассказывает бабушка:
— В понедельник, 13 февраля, Ольга прошла УЗИ, скрининг. Все было хорошо, ребенок развивался нормально. 17 февраля, в пятницу, ее обследовал гинеколог. И сказал: «Уже раскрывается шейка матки. Передаем ваши документы в роддом. Ждем вас там в воскресенье-понедельник».
Ольга пришла домой веселая, самочувствие у нее было прекрасное. Позвонила мужу, попросила его приехать в Витебск в воскресенье.
А тогда, в пятницу, мы с дочкой и внучкой пошли в баню. У Ольги была традиция — с первой недели жизни Насти, каждую пятницу, купать ее в бане. Но в тот раз она сама в парилку уже не заходила, ребенка там парила я.
Потом приехали на такси домой. Было часов пять вечера. Поели, попили чай. Я смотрела за внучкой. А Оля занялась уборкой и стиркой. Стала развешивать белье на сушилку и вдруг от резкой боли схватилась за живот. Потом пошла в спальню, закрыла за собой дверь. Внучка начала стучать туда и плакать. Я забрала Настю и унесла в другую комнату, там находился мой сын. Минут через десять Оля громко зовет меня: «Мама!». Я бегу к ней, смотрю — а она уже держит на руках ребенка. Он был синюшного цвета и совсем не кричал. И дочка, и младенец были перепачканы меконием.
Оля кричит: «Мама, вызывай скорую!». У меня отнялись и руки, и ноги: мне показалось, что ребенок неживой. Набираю скорую: «Срочно приезжайте, у нас родился мертвый ребенок». Дочка — мне: «Он не мертвый, у него асфиксия». Я повторяю то же самое в трубку. Оля в это время держит на руках малышку.
В ожидании медиков Оля пошла в ванну — отмыть себя и ребенка от мекония. Проходит 10 минут — скорой нет. Я опять звоню: «Ребенок подает признаки жизни, срочно приезжайте!». Прошло еще 20 минут, и наконец скорая приехала. Мои звонки подтверждает детализация разговоров, предоставленная сотовым оператором.
В квартиру зашли две женщины-медика. Оля в этот момент стояла в ванной с ребенком.
Медики вызвали реанимобиль. Оля попросила их реанимировать ребенка. Они достали кислородную маску для взрослого, подержали ее над ребенком, убрали. Потом обрезали ребенку своим инструментом пуповину. Минут через 20 приехал реанимобиль. В какой-то момент одна из женщин со скорой взяла малышку на руки и говорит: «Вот умничка, дыши, дыши!». Оля оделась, завернула девочку в пеленку — и бегом в машину.
Ребенка доставили в роддом в 20.28. А его смерть зафиксировали в 21.40 в городской клинической больнице скорой медицинской помощи.
Примерно через час, после того как уехала скорая, к нам прибыл наряд милиции. Сотрудники делали фото, опросили нас, забрали пеленки, на которых дочка рожала…
Думаю, что если бы скорая доставила ребенка в больницу быстрее, возможно, он был бы жив. Мы живем на улице Мясникова — это максимум в 2 минутах езды от улицы Космонавтов, где находится станция скорой и неотложной медпомощи. И примерно в 5 км от нас городская клиническая больница скорой медпомощи.
Ночью мне позвонила начмед и сообщила, что Ольга отказывается от медпомощи. Ей хотели сделать переливание крови. Однако дочь сказала, что ей его делать нельзя, может быть смертельный исход.
Ночью Ольга приехала домой. На скорой ее — женщину, только что родившую и потерявшую ребенка — не доставили, а такси ей пришлось ждать долго. Состояние у нее было тяжелейшее. Она плакала, была совсем потерянная. На следующий день утром приехал зять. Он тоже был в шоке. Олег пошел в больницу и сказал, что будет проводить в России независимую экспертизу причины смерти ребенка.
Уголовное дело в отношении Ольги возбудили через 2 недели — 2 марта.
5 мая дочь пошла к следователю. Сказала, что хочет наконец похоронить ребенка. И ей дали такое разрешение. Мы уже сделали гробик, договорились с крематорием в Минске, что привезем ребенка к ним в субботу, 6 мая.
Но в этот день, в 7 часов утра, когда мы готовились к похоронам, за Олей приехал наряд милиции. А в два часа мы узнали, что ее арестовали.
Ребенка хоронила я, зять в это время смотрел за Настей.
Я потом писала ходатайства в прокуратуру и Следственный комитет — и в республиканские, и в местные структуры этих ведомств, с просьбой изменить меру пресечения в отношении дочери. Но ее оставили прежней.
Подписку о невыезде с дочки не взяли. Со следователем была договоренность, что если Ольга ему нужна, она тут же приезжает в Витебск. И так было два раза.
В Москве дочь прошла медобследование. Уровень гемоглобина у нее упал катастрофически — до 6,20 г/дл при норме не ниже 11 г/дл. В таком состоянии здоровья ее и «закрыли» в СИЗО.
— За 3 месяца нам разрешили два свидания с Ольгой. Один раз ее видела я, один раз — зять. Гемоглобин еще хуже… Возможно, у нее серьезное заболевание, раз такое малокровие. И не исключено, что пока она под арестом, мы упустили время, когда ее можно было вылечить.
Я не знаю: кому и зачем это надо?! Домашние роды не являются преступлением, женщина имеет право выбрать, где ей рожать. Мы, родные для Ольги люди, конечно, — не суд. Он и решит: кто прав, кто виноват. Но пока все выглядит как издевательство над моей девочкой.
Ольга пережила серьезнейшую травму. А сейчас живет в условиях СИЗО. Боюсь, что дочь, пройдя это все, больше не подарит мне внуков.
Если бы это действительно были домашние роды, я бы, может, ее винила. Ведь что такое домашние роды? Это музыка, цветы на столе, рядом муж, все необходимое для роженицы. Но здесь все происходило совсем по-другому, и происходило на моих глазах. Роды были преждевременными, такую ситуацию никто не может предвидеть: люди рожают в поездах, самолетах, в магазин выходят — и там могут родить, в конце концов. Поэтому я уверена, что Ольга ни в чем совершенно не виновата".
Вот такая история. Как я узнала о ней? Мне пришло вот такое письмо:
Что я могу сказать?
Ясно одно: больную женщину нельзя держать в СИЗО до суда, вполне можно было взять подписку о невыезде или оформить домашний арест.
Второе. Мы видим, что домашние роды по-прежнему популярны. И на них идут люди грамотные, изучившие вопрос, желающие своему ребёнку только добра. Что мешает поддержать их на государственном уровне?
В самых развитых странах большой процент родов приходится на домашние (Нидерланды, Великобритания и др). В Канаде акушерка не может защитить лицензию, не приняв хоть одни роды на дому в год.
Государство экономит огромные средства на местах в клиниках, поддерживая такую форму родов. Конечно, дома рожают только те, кто получил на это разрешение врача, роды проходят в присутствии квалифицированной акушерки.
Очень хочется, чтобы и у нас в стране, и в других странах движение "за домашние роды" было выведено из тени, получило официальный статус и поддержку медицинских учреждений.
АПД: Суд приговорил женщину к 6 месяцам лишения свободы в колонии-поселении. В срок отбытия наказания зачтено время содержания под стражей (с 6 мая по 7 сентября) из расчета один день к одному дню. Но мера пресечения изменена на подписку о невыезде, поэтому Ольгу освободили в зале суда. У нее есть 10 дней, чтобы обжаловать сегодняшнее решение. Если же приговор вступит в силу, то женщина должна будет провести два месяца в колонии-поселении.
Суд также решил взыскать с женщины 310 рублей 47 копеек процессуальных издержек, «израсходованных на приобретение расходных материалов, использованных для проведения экспертиз и текущего ремонта экспертного специального оборудования».
Белорусское законодательство никак не регулирует вопрос родов. Никто не может запретить женщине рожать дома и заставить ее ехать в медучреждение. Это нарушит ее конституционные права. Но если будущая мать решится на домашние роды, она не вправе ожидать получения помощи профессионального медика. В соответствии с белорусским законодательством это незаконное врачевание.
В Беларуси легальным является только один способ принятия родов — в государственном роддоме. Коммерческие медцентры не имеют такого права.