Разбирала бумаги и обнаружила школьный дневник за третий класс своего старшего сына.
Стала листать в умилении и ностальгии. Потому что мой старшенький мало того, что всю жизнь был отличником- преотличником, так еще отличался удивительно покладистым характером и миролюбивым нравом.
"А, - думаю, - вспомню сейчас время золотое".
Хм, вспомнила...
Уже на шестой страничке грозная запись:
В весенние мартовские дни мой девятилетний рецидивист, видимо, совсем отвлекся от производственного процесса и на рисование не принес кисточку, а на физкультуру кеды или спортивные трусы.
Понятное дело, что учительское терпение не бесконечно. И в апреле мы имеем, что имеем:
Оценки, однако, за четверти и год - отличные и хорошие. Сам неслух в то время тощ, прозрачен до синевы и тревожен до неврозов. Ночью он вскакивает с криком: "Я не сделал контурные карты!"
Тогда мне казалось, что все идет хорошо. Я каждый день разговаривала с учителями, мы с мужем были активистами родительского комитета, директор школы - приятельница мужа. Все под контролем.
Так я думала тогда.
А сейчас мне горько и стыдно, когда я вижу эти кроваво-красные восклицания, которые падали на светленькую голову совсем еще крошечного мальчика.
Как я могла допустить такую форму обращения к моему ребенку, почему смирялась, с чего взяла, что это норма?
Корни такого убогого рабства, конечно, в нашем собственном детстве, когда ты - ничто и даже меньше, чем ничто.
Для чего этот вопящий красный цвет и восклицательные знаки?
Невозможно иначе воздействовать на домашнего и очень разумного мальчика?
Почему воспитание и диалог подменяются устрашением и восклицаниями? Кого пытается напугать учитель - ученика, родителей?
Боюсь, что нет ответа на эти вопросы.
Мой двенадцатилетний сын Еремей долго разглядывал дневник брата.
"Похоже на книгу грехов или долгов", - в конце концов мрачно резюмировал он.
Бедные они наши грешники и должники - заложники чьих долгов и грехов?