Игорь Маранин
Автор благодарит за большую идею Н.Г., а за маленькую – О.А.
Густую тишину морга можно было резать ножом, как колбасу. Ночной сторож
Матвей Иванович, отставной военный с бритой головой и седой щёткой усов,
любил этот вечерний час. Служащие Харона уже разошлись, двери заперты и
можно достать из портфеля термос, бутерброды и свежую газету.
Компьютерам сторож не доверял.
– Мир не должен меняться оттого, что американский телевизор согрешил с пишущей машинкой, – ворчал он.
Бумажные новости казались ему привычнее: они шуршали, пахли типографской
краской, и можно было завернуть в них ужин. Покойные граждане морга
вели себя смирно, не мешая разгадывать кроссворды, кушать бутерброды и
пить чай. Именно эту тишину хорошо изолированного от мира помещения он
любил больше всего. Шума в жизни отставного вояки хватило бы на три
гражданских судьбы.
Патолого-анатомическое отделение было маленьким, если не сказать
крошечным: с одной стороны холодильник с ячейками для отбывающих в иной
мир, с другой – шкафчики с медицинскими инструментами и стол для
анатомических исследований с водопроводными кранами и большой чашей
весов. У входной двери висела плоская деревянная доска, на которую
врачи кнопками прикалывали различные бумаги. Тут же, за письменным
столом хрущёвских времён, располагался Матвей Иванович со своим
термосом. Он поудобнее устроился на стуле и только собрался развернуть
газету с бутербродами, как тишину нарушил странный звук, похожий на
храп. Так храпят гости, уснувшие после застолья в соседней комнате за
прикрытой дверью. Однако никаких соседних комнат в морге не
существовало: он располагался в отдельной пристройке. Гости же сюда
поступали, отбыв земной срок полностью, и храпеть не могли по
определению.
Сторож отложил свёрток с бутербродами и прислушался. Звук стих, но не
исчез совсем, зацепившись надорванным децибелом за грань слышимости.
Было непонятно: ухо ли слышит едва уловимую ноту или воображение
дорисовывает её в голове. Матвей Иванович потряс головой, как бульдог
после купания. Храп стал отчётливее и доносился из дальнего угла. Из-под
стола с весами и раковиной.
– Возмутительно! – пробормотал сторож, поднимаясь на ноги. Мысль его
была прямой, как выстрел торпедой: патологоанатом перебрал бесплатного
спирта и уснул на полу. Под столом, однако, никого не обнаружилось.
Видимо, слух подвёл старого военного: храп слышался где-то за его спиной
– из ближайшей ячейки холодильника. Боясь поверить в невозможное,
сторож подошёл и осторожно открыл её. Храп резко прекратился. Матвей
Иванович замер в нерешительности, но затем всё-таки потянул на себе
каталку с покойным. Тот безмятежно лежал под холодной белой простынёй и
не издавал никаких звуков.
– Спи спокойно, товарищ, – пробормотал сторож, закатывая мертвеца
обратно в холодильник. Затем обошёл комнату по периметру, заглядывая под
столы и между металлических шкафов. У окна Матвей Иванович остановился,
вытер вспотевшую лысину носовым платком и, сунув его в карман, бросил
взгляд на внутренний больничный дворик. Чёрный кот сумерек плясал вокруг
жёлтого фонаря на бетонном столбе. Из темноты крупными хлопьями летел
снег – медленно и торжественно, словно манна небесная. Целую минуту
сторож неподвижно наблюдал за ним, постепенно успокаиваясь.
– Фффффууу, – шумно выдохнул он и направился к столу с ужином и газетой.
Но добраться до бутербродов Матвею Ивановичу было не суждено: резкий
одиночный всхрап ударил по ушам и тут же стих. От неожиданности сторож
даже присел, согнув ноги и втянув шею в плечи. После чего развернулся и
стремительно бросился к холодильнику. Нервно суетясь, он открывал ячейки
одну за другой, выкатывая их обитателей под яркий свет потолочных ламп.
Когда последняя каталка покинула ячею, сторож остановился и пересчитал
личный состав морга. Семь усопших граждан лежали перед ним,
дисциплинированно вытянув руки вдоль тел под простынями. Осознавая, что
делает абсолютную глупость, Матвей Иванович медленно прошёлся вдоль
ряда, внимательно наблюдая за покойниками. Никто не пошевелился. Он
зашагал обратно, и в этот момент сзади раздался короткий всхрап. Сторож
бросился на звук, но новый всхрап – такой же краткий и наглый –
прозвучал с другого конца ряда. Несмотря на полную абсурдность ситуации,
у Матвея Ивановича мелькнула мысль, что покойники над ним издеваются.
– Хррржрр! – и сторож кидался к крайней левой каталке.
– Жрррхрр! – и он бежал обратно.
Перехрапывание стихло также внезапно, как и началось. Тяжело дыша,
сторож стоял посередине комнаты и вертел головой по сторонам, не доверяя
наступившей тишине. Холодные простыни были сброшены на пол, а семь
мёртвых лиц уставились закрытыми глазами в потолок. В голове Матвея
Ивановича царил сумбур, напоминающий сгустившиеся сумерки за окном. Из
него на свет фонаря разума выползла одинокая идиотская мысль: «надо
перевернуть их на бок, на боку люди не храпят». Собрав остатки
здравомыслия, он загнал мысль поглубже в подсознание. Вместо неё тут же
появилась другая. Она показалась сторожу менее сумасшедшей. Достав из
портфеля зеркальце он проверил по очереди всех усопших: никто не дышал.
Затем внимательно осмотрел холодильник изнутри и, ничего не найдя, хотел
было закатить покойных обратно, когда два негромких, но долгих всхрапа
раздались почти одновременно, сливаясь в настоящую руладу. Не выдержав,
Матвей Иванович подскочил к ближайшей каталке и перевернул покойника на
бок. Рулада оборвалась. Пыхтя и поминутно прислушиваясь, сторож уложил
на бок остальных. Прислушался. Тишина. Поднял с пола простыни и по
очереди аккуратно укрыл каждого. Прислушался. Тишина. Постоял, наблюдая
за усопшими. На боку они выглядели неестественно, словно гигантские
куклы, но никто не храпел. Матвей Иванович вымыл под краном руки,
тщательно протёр полотенцем, уселся в кресло и замер. Тишина. Бросил
взгляд на открытый термос с остывшим чаем.
– Может, слуховая галлюцинация? – неизвестно кого спросил он вслух.
Новая мысль чрезвычайно обрадовала отставного военного. Конечно же,
слуховая галлюцинация! Отголосок прежней службы. Банальная контузия
подсознания. Он победно посмотрел на будущий ужин и застыл,
парализованный новым храпом. Прямо перед ним, выглядывая из газетного
свёртка, громко храпели…бутерброды. Да-да, храп доносился из свёртка! У
Матвея Ивановича непроизвольно дёрнулась щека. Нервный тик подействовал
на мозг, словно выстрел стартового пистолета на спринтеров. Мысли
рванули с места, отталкивая друг друга локтями.
– Чревовещание покойных! – опережая соперниц, кричала одна.
– Слуховая галлюцинация! – вырываясь вперёд, орала другая.
– Ты просто сошёл с ума! – вылетала в лидеры третья.
Сторож вскочил, смахнул свёрток со стола и пнул его ногой. Бутерброды разлетелись по полу и замолчали.
– Надо вернуть всё, как было, – доковыляла до финиша мысль-аутсайдер.
Матвей Иванович словно сомнамбула послушно взял совок и веник, подмёл
хлеб и высыпал его в мусорный бачок. Затем закатил мертвецов в
холодильник, позабыв, правда, перевернуть их на спину и пару простыней
на полу. Сунул в портфель термос и зеркальце, защёлкнул замок и… Храп
обрушился на комнату, словно поток воды из перевёрнутой бочки. Он
доносился отовсюду: из шкафов, с потолка, из-под столов. Храпело всё! Не
выдержав этой какофонии, сторож забился между двух металлических
шкафов, зажав уши ладонями и закрыв глаза…
… Миновало два года. Четыре месяца из них бывший сторож провёл в
психиатрической лечебнице за городом. Оказалось, свести с ума
настоящего военного не так-то просто. Стоило узнать, что врач выше по
званию, и мозг старого солдата выполнил приказ прийти в нормальное
состояние и обеспечить носителю умственное сопровождение физического
бытия. Мозг даже перестарался, проявив инициативу: Матвей Иванович
научился пользоваться планшетом и навсегда расстался с бумажными
газетами. В один из весенних дней, выгнав свою старенькую «девятку» из
гаража – начинался дачный сезон! – Матвей Иванович заехал на автомойку и
сидел в кресле, медленно набивая указательным пальцем пространный
комментарий под очередной новостью о санкциях. В комментарии он
обрисовал Обаму самыми чёрными красками и только перешёл к
характеристике госпожи Меркель, когда в помещение вошли двое мужчин.
Видимо, они продолжали давний спор, ибо первое, что услышал отставной
военный, были слова «Ты не прав!»
– Ты не прав! – снисходительно произнёс один из мужчин. – Во-первых,
необъяснимое – категория временная. Сегодня оно необъяснимо, как
непорочное зачатие, а завтра даже ребёнок знает, что его зачали в
колбе. Или наоборот: вчера знали, как строят пирамиды, а сегодня
позабыли и начали фантастические версии придумывать. Во-вторых,
необъяснимое – категория личная. Один и тот же факт для меня обычен, я,
может, его и не замечу даже, а для тебя – чудо.
– Глупости! – отмахнулся второй. – Есть вещи понятные для всех. А есть
те, которые никто объяснить не может. Помнишь, я рассказывал, как пару
лет назад один энтомолог помер?
– Не помню такого.
– Да рассказывал! Профессор. В этой самой энтомологии знаменитостью был.
Вернулся из Новой Гвинеи с мешком каких-то неизвестных жуков. И
заболел. Лежит в отдельной палате, требует принести своих жуков. В
общем, не знаю, как, но ему главврач разрешил. Я тогда за лаборанткой
его ухаживал. Хохма была та ещё! Жуки эти по всей больнице расползлись. А
они когда нервничают, то отпугивают окружающих: шея трётся о следующий
сегмент и получается звук, похожий на громкий храп. Никому спать трое
суток не давали!
– И при чём тут наш разговор?
– Да я не о том хотел! В больничном морге после смерти энтомолога один
случай произошёл. Жуткий! Утром заходят врачи в морг, а там полный
бардак: столы сдвинуты с мест, на полу две простыни, инструменты… Сторож
между шкафов забился: руками лицо закрыл и дрожит, как в лихорадке. За
ночь умом тронулся. Открывают холодильник, а там мертвецы на боку
лежат. И двое без простыней. Как будто ночью вылезли из холодильника, а
потом вернулись. Между прочим, изнутри открыть ячейки невозможно и
обратно за собой закрыть тоже. Вот как ты это объяснишь?
– Покурим? – ушёл от ответа его собеседник.
– Пошли!
И они вышли на улицу, не заметив, как странно смотрит на них пожилой бритый мужчина с планшетом.
© Copyright: Игорь Маранин, 2015
Свидетельство о публикации №215030600275
#АвторскиеРассказы