В сентябре на российские киноэкраны вышла новая лента Даррена Аронофски «мама!». Фильм был освистан на показе в Венеции, но, несмотря на это, единого мнения относительно картины нет. Кто-то оскорбился, кто-то разочаровался, а кто-то увидел весьма удачную попытку режиссёра выйти за рамки существующих жанровых шаблонов. Так что же это: неудачный хоррор с евангельскими аллюзиями или всё же новое слово в кино?
«Я колеблюсь, чтобы обозначить его (фильм «мама!») как «худший фильм года», когда «худший фильм века» подходит ему еще лучше» – заявил изданию New York Observer кинокритик Рэкс Рид.
Такая резкая оценка имеет место быть. Действительно, фильм очень непростой. После его просмотра аудитория делится на несколько корпусов: те, кому фильм понравился; те, кому фильм не понравился и те, кого фильм откровенно раздражает. К последней группе можно отнести тех зрителей, религиозные чувства которых были оскорблены и тех, кто не приемлет малейшего выхода за границы жанра.
Хоррор – жанр, эталоном которого можно по праву считать «Сумеречную зону» Рода Серлинга, «Психо» Альфреда Хичкока или «Кошмар на улице Вязов».
Однако «мама!» - не классический ужастик. Это скорее экранизация апокалипсиса. Сложно подобрать картины, которые могли бы служить аналогами этого фильма. Таких, пожалуй, и нет. Работа Аронофски внешне очень похожа на крик, который режиссер долго держал в себе и наконец-то выплеснул.
«Я хотел завыть. И это был мой вой. И некоторые люди не хотят слушать его. Это круто» - так объясняет природу картины сам Аронофски, который не скрывает и того факта, что «мама!» - это «панк фильм», одной из задач которого было вызвать мощную реакцию. И здесь фильм весьма преуспел.
Завыть у Аронофски получилось – зритель и сам начинает в определенный момент подвывать. Этому отчасти способствует необычное операторское решение картины: более 70% фильма на экране крупным планом демонстрируется лицо главной героини (Дженнифер Лоуренс). Сначала это просто выглядит странно, спустя время начинает давить на психику. По сути весь фильм – портрет главной героини, который меняется настолько стремительно, что только успевай за ним следить.
Еще одно нестандартное решение – отсутствие музыки. Её роль выполняет шум: звон, звук бьющегося стекла, шаги по деревянному полу, крик, массовые драки, скандирование и т.д. Конечно, это тоже оказывает особенное воздействие на зрителя.
Изменения, окружающие главных персонажей наполнены отсылками к Библии, которые весьма очевидны. Здесь и братоубийство (Каин и Авель), и грехопадение, и история с истреблением младенцев, Содом и Гоморра. Кстати, последнее – наиболее удачное описание фильма «в двух словах».
С другой стороны, «мама!» - история любви. Особенно очевидно это становится уже в самом конце, в финальной сцене. Но и любовь здесь особая: не взаимная, но искренняя и жертвенная, и, в то же время, односторонняя, эгоистичная и пошлая.
Когда в зале зажегся свет, первая мысль, которая пришла в голову: «Что это только что было?». Этот фильм остро нуждается в том, чтобы над ним думали. Это не типичный фильм для массового зрителя. Это эмоция, на переживание которой требуется не один день. Именно поэтому реакция публики в Венеции вполне объяснима: первое, что хочется сделать после просмотра – освистать фильм потому, что ты ничего не понял, но, если потом обсудить увиденное с кем-то, поделиться своим мнением и выслушать разные точки зрения, всё становится понятно. «мама!» о каждом из нас. Только показаны мы там не так, как мы бы сами того хотели.
Больнее всего видеть на экране правду. Отсюда и свист, ведь каждому из нас правда глаза колет.